Одернув брюки, я опустился на диван.
- Необходимое зло, но согласен, хорошо вышло.
- Как Ева?
- Вы спрашиваете меня, как она отреагировала на фотографию?
Доктор Петерсен улыбнулся.
- Могу представить реакцию. Как она сейчас?
- В порядке, - меня все ещё трясло от воспоминаний, как тяжело ей было. - Мы оба в порядке.
Но не меняет того факта, что я кипел от ярости каждый раз, когда думал об этом. Эта фотография существовала много месяцев. Зачем хранить ее, а потом выставлять на всеобщее обозрение? В мае это бы наделало много шума.
Единственный ответ, который шёл в голову - они хотели обидеть Еву. Может быть, вбить клин между нами. Они хотели унизить ее и меня.
Они заплатят за это. Узнают, что такое ад. Будут страдать, как я и Ева.
- Вы и Ева утверждаете, что все хорошо. Что это значит?
Я повёл плечами назад, чтобы облегчить напряженность в них.
- Мы...наши отношения стали крепче. Появилась стабильность, которой не было раньше.
Он положил свой планшет на подлокотник и встретил мой взгляд.
- Приведите пример.
- Эта фотография. Были времена, когда подобное фото могло поссорить нас.
- На этот раз было по-другому.
- Весьма. Ева и я обсуждали мой мальчишник в Рио до отъезда. Она очень ревнива. Всегда была, но я не против. На самом деле, мне это нравится. Но мне не нравится, как она изводит себя.
- Ревность уходит корнями в безопасность.
- Скажем иначе. Она охраняет территорию. Я не коснусь другой женщины больше никогда в жизни, и она это знает. Но у неё бурное воображение. И это фото показало все её страхи в цвете.
Доктор Петерсен позволил мне говорить, но на какую-то секунду, я не мог. Воспоминание вызвало ярость, и лишь потом я смог продолжить.
- Ева была за тысячи миль, когда эта херня оказалась в Интернете, а у меня не было ничего в качестве доказательств. Только мое слово, и она поверила мне. Без вопросов. Без сомнений. Я объяснил все как мог, и она приняла моё утверждение в качестве истины.
- И это удивительно…?
- Да, это… - я сделал паузу. - Знаете, теперь, когда я говорю об этом, то в действительности понимаю, что меня не удивило это.
- Нет?
- Случился тяжелый момент для нас обоих, и мы не облажались. Словно понимали, как нужно поступить. И никаких сомнений не возникло.
Он мягко улыбнулся.
- Вы были очень откровенены. В интервью и сейчас.
Я пожал плечами.
- Удивительно, на что способен человек, который может потерять женщину всей его жизни.
- Раньше вы были недовольны ее ультиматумом. Обижен. Все по-прежнему?
- Нет, - ответ прозвучал без колебаний, хотя никогда не забуду то чувство, что возникло, когда она настаивала на разделении друг друга. - Она хочет, чтобы я говорил, и я буду. Не важно, что я произношу, в каком настроении, как ужасны мои слова… Она готова принять это. И справляется. И любит меня еще сильнее.
Я громко рассмеялся, пораженный внезапным порывом радости.
Брови доктора Петерсена поползли вверх, слабая улыбка возникла на губах.
- Никогда не слышал такого смеха от вас раньше.
Я покачал головой, растерявшись.
- Не привыкайте к нему.
- О, я даже не знаю. Больше разговоров. Больше смеха. Они ведь связаны, нет?
- Зависит от того, кто говорит.
В его глазах лучилось тепло и сострадание.
- Вы перестали говорить, когда мать перестала слушать.
Моя улыбка исчезла.
- Говорят, действия громче слов, - продолжал он. - Но мы все еще нуждаемся в словах. Нам нужно говорить, и мы должны быть услышаны.
Я смотрел на него, пульс необъяснимо ускорился.
- Ваша жена слушает вас, Гидеон. Она верит вам, - он наклонился вперед. - Я слушаю, и верю. Вы говорите снова и получаете неожиданные для вас ответы. Помогает многое открыть, не так ли?
- Открыть меня, имеете в виду?
Он кивнул.
- Так и есть. Для любви и признания. Для дружбы. Доверия. Для целого нового мира, вообще-то.
Потянувшись, я потер шею.
- И что мне делать?
- Смех - хорошее начало, - доктор Петерсен откинулся на спинку стула с улыбкой и снова поднял свой планшет. - Остальное мы выясним.
Я вошел в фойе пентхауса под звуки Нины Симон и Счастливчика, прекрасно себя ощущая. Щенок лаял по другую сторону входной двери, безумно царапая когтями. Невольно улыбаясь, я повернул ручку и присел, ловя маленькое извивающееся тельце, проскользнувшее в щель.
- Услышал, что я иду, да? - встав, я прижал его к своей груди и позволил вылизать лицо, пока чесал ему спину.
Я вошел в гостиную вовремя, увидев, как отчим вскочил на ноги, с места, где сидел на полу. Он встретил меня теплой улыбкой и даже более теплым взглядом, прежде чем спрятал их за своей менее приветливой маской, вероятно боясь моей реакции.
- Привет, - он пошел навстречу, сокращая расстояние между нами. Он был одет в джинсы и рубашку поло, но снял ботинки, показав белые носки с красной полоской вдоль пальцев. Его волнистые волосы, цвета старой монеты, были длиннее, чем я когда либо видел у него, а на лице темнела щетина.
Я не двигался, мысли роились. На мгновение, Крис посмотрел на меня так, как смотрит доктор Петерсен. Как Ангус.
Как отец в моих снах.
Не выдержав, я воспользовался секундой, чтобы наклониться поставить Счастливчика на пол, и сделать глубокий вдох. Выпрямившись, я обнаружил, что Крис протянул мне руку.
Почувствовав знакомое покалывание осознания, я посмотрел за плечо Криса и обнаружил Еву, стоящую в дверях кухни. Ее взгляд встретился с моим, мягкий, нежный и полный любви.
