Свадебный пир длился почти восемь часов. Впрочем, я и здесь не упустил своего, представив сотням высокопоставленных гостей, почти половина которых были иностранцами, прибывшими с посольствами иноземных государей на свадьбу наследника российского престола, новые продукты. А именно — красную икру, кою начали заготавливать на Камчатке и доставлять в Архангельск из Нижнеколымского зимовья Северным морским путем, ныне ставшим хоть и весьма опасной, но довольно оживленной торговой магистралью. И хотя навигация там была рискованной и ее длительность не превышала пары месяцев, но русские корабли по большей части проходили его за всего одну навигацию. За три десятилетия активного плавания в тех водах корабли Архангельской государевой дозорной эскадры и купеческие кочи и флейты успели составить очень неплохие карты и накопить статистику ледовой обстановки…
А еще шоколадные конфеты. Оба продукта пошли просто на ура. Ибо шоколад, скажем, здесь употреблялся исключительно в жидком виде. Так что надобно было ожидать, что с будущего года просвещенная Европа жадно набросится на новинки. Ну да все уже привыкли, что русские регулярно балуют Европу новыми изысканными товарами и кушаньями. А открытая при моем дворе школа поваров вообще пользовалась таким успехом, что меня даже обвиняли в том, что я использовал разрешение на прием в нее поваров некоторых европейских властителей в качестве рычага дипломатического воздействия. Напраслина! Ну ладно, пару раз всего-то и было. Вот только война все испортит. Ну да что делать… Ничего, в конце навигации все одно собираемся три четверти балтийского торгового флота в Архангельск перебрасывать. До конца войны основной поток товаров опять через этот северный порт пойдет — никуда не денешься…
Свадебные торжества длились почти целую седмицу. Судя по весьма удовлетворенным лицам молодых, с коими они появлялись на завтраках, они друг другу понравились, да и в постели у них все неплохо сладилось. Совет да любовь… Авось еще и внуков успею понянчить.
Между тем дела шли своим чередом. «Гости государевы» действительно прослышали о Бомбее и рвались организовать новое товариство. Я повелел организовать цельных два, в кои благосклонно согласился войти на прежних условиях. А также организовать при каждом ссудный банк, дабы возможно больше купцов могли бы войти в число «гостей государевых» и вступить в сии товариства. А тако же в любые другие. Число «гостей государевых» надобно было множить всеми возможными путями, уж больно добрый доход оне государству приносят… Подготовка же к войне вышла на завершающую стадию. Я наконец-то договорился с датчанами, а с южных и восточных границ государства стронулись-таки даточные отряды кочевников. Они должны были добраться до Полоцких, Себежских, Псковских и Новгородских земель, в коих и предстояло сосредоточиваться армии, месяца через три с половиной. И начать действовать они должны были прямо зимой, для чего в армейских магазинах сейчас накапливались запасы овса. И тут пришло известие, каковое я посчитал прямо подарком. Хотя оно слегка нарушало наши планы…
Мы как раз закончили семейную трапезу, после которой Катенька весьма бойко со мной пощебетала (по-русски она говорила уже весьма бегло, с небольшим милым акцентом), когда в трапезную буквально влетел взъерошенный Качумасов.
— Государь! Голубиная почта пришла. Свеи Ивангород осадили.
Все замерли. Мы с Иваном скорее обрадованно, а наши женщины испуганно. Я несколько мгновений переваривал известие, а затем ухмыльнулся. Ну, Карл Густав, такого подарка я от тебя не ожидал! Это ж как пренебрежительно надо было к нам относиться, ежели в том состоянии, в коем сейчас находилась Швеция, рискнуть самолично напасть на Россию. Я протянул руку, и Качумасов отдал мне узкую полоску голубиного письма. Ах вот как… значится, они сие совершают для «предупреждения необдуманных действий государя московитов, вступившего в тайные сношения с поляками, и понуждения его к миру», да еще обещают «вернуть город царю после окончания военных действий и заключения мира с Речью Посполитой, ежели царь московитов будет следовать голосу разума». Ну-ну. Я ухмыльнулся и передал полоску голубиного письма сыну. Он быстро пробежал ее глазами, а затем поднялся, сопровождаемый испуганными взглядами двух женщин — матери и жены и одним восхищенным — сестры Ольги, и спросил:
— Выступаем, государь?
Я мотнул головой:
— Нет.
Иван замер, потом медленно кивнул и опустился на место. Ай, молодца! Не полез тут же в бутылку — люди гибнут, на помощь идти надо, врежем по шведу и так далее! Молчит — сам думает и моих разъяснений ждет. Толковый государь растет, ой толковый…
— Ну не здесь же о сем говорить. Пошли в кабинет, — распорядился я.
В кабинете нас уже ждали. Пошибов, Беклемишев и генерал Турнин, инспектор крепостей. Интересно, а его кто додумался позвать? Если Аникей — так то понятно, а если Беклемишев — то молодец, хвалю. Ну да потом уточню…
— Ну-с, давайте думать, как дальше действовать будем, — начал я заседание нашего штаба.
— Надобно помощь Ивангороду послать. Там большие магазины накоплены. Ежели свеи его возьмут — изрядный убыток войску будет, — подал голос Беклемишев.
— А возьмут? — усомнился я. — Комендант пишет, что свеи малым войском подошли — в двенадцать тысяч, не более. И артиллерии у них всего-то полсотни стволов, да и та вся небольшого калибру. Нешто гарнизон крепость не удержит?
Беклемишев молча развернулся к Турнину.
— Ежели таким числом да с не шибкой артиллерией — то не должны взять, государь, — отозвался инспектор крепостей. — Я в Ивангороде по весне дважды был. Учения проводил. Гарнизон там добрый. Крепостной артполк тако же вельми обучен. И ополчение неплохое. К тому же там инженерная рота стоит, коя магазины строила, так что и минную войну свеям куда как сложно вести будет. А припасу там ноне действительно на десять лет осады хватит. Вот ежели больше подойдет, да с хорошей артиллерией… Крепость-то там старая, бастионов нету, стена прямая, кирпичная. Такую крепость взять — не вельми большой труд надобен.
Я почувствовал в его голосе оттенок неудовольствия. И действительно, Беклемишев мне докладывал, что ежели западная и юго-западная граница страны крепостями укреплены добро, то вот на северо-западе дело обстоит не шибко хорошо. Крепости старые, еще при дедах-прадедах строенные и правильную осаду выдержать неспособны. Но я денег на обустройство этих крепостей не давал. Все одно границу переносить думаем, да и нет их особенно. На другое были надобны…
— А ежели все-таки потеряем город и магазины в нем — насколько все хуже будет?
— Намного, государь, — вздохнул мой генерал-воевода, — почти четверть всех запасов там. Может, еще и поэтому свеи на город напали, что до них слухи дошли о тех воинских запасах. Им сейчас в Речи Посполитой оне шибко надобны.
Я откинулся на спинку своего кресла. Итак, следовало решить, что делать дальше. Ломать весь тщательно продуманный и разработанный план кампании этого года (всю войну планировать смысла не было, так, прикидки были, а там — бой покажет) и быстрее бросаться на помощь Ивангороду либо продолжать следовать плану, внеся, естественно, в него необходимые коррективы.
— Что скажешь, боярин? — обратился я к Качумасову.
Тот ответил не сразу.
— Я так думаю, государь, то, что Карл Густав на нас сам напал, это и плохо, и хорошо. Плохо, потому как наши людишки гибнут, да еще те, коих, по нашим планам, война вообще коснуться не должна была, и эвон запасы военные под угрозой. А хорошо то, что сим он с нас всю, даже малую вину за наше вступление в войну снял. И перед народом нашим, коий нам на Земском соборе уговаривать бы пришлось, а ноне, я считаю, он нас сам уговаривать начнет. Да еще и попеняет, что со свеем так долго тянули. И перед иноземными государями, об убеждении коих в свейском недобром противу нас умыслии мы так крепко думали. — Глава Посольского приказа замолчал и обвел всех присутствующих спокойным взглядом.
