Между тем старуха, безуспешно пытающаяся что-то у меня вызнать, вскочила на ноги и быстро куда-то умелась, хоть ненадолго перестав капать мне на мозги. И я решил воспользоваться моментом и оглядеться. Несмотря на то что все виденные мною в этом глюке мужчины были сплошь бородаты, а женщины одеты в плотные одежды и укутаны в платки, что явно наталкивало на мысль об ортодоксальном исламе, в углу комнаты обнаружились иконы. Вроде бы… Я в этом не большой специалист и иконы видел издалека, в церкви, а дома у меня их как-то не было, но, во всяком случае, то, что там висело, больше всего было похоже именно на них. К тому же тот самый масляный светильник, обнаруженный мною во время прошлого ночного пробуждения, оказался лампадкой. Стены моей спальни были бревенчатыми, причем на них явно пошел настоящий дуб, а не обычная сосна. В углу комнаты, за спинкой кровати, располагалось окно. О нем я не мог сказать ничего конкретного, кроме того, что оно было довольно небольшим, витражным и пропускало свет не слишком хорошо. Само окно с той точки, в которой я находился, было не видно, но на полу виднелся вытянутый прямоугольник, перечеркнутый темными полосами геометрического витража. Я еще раз выпростал руки из-под одеяла и внимательно осмотрел их. Ладошки были небольшие, но с некими уплотнениями на подушечках, какие у меня образуются, когда мой тренер назначает мне курс работы с утяжелениями. Не мозоли, нет, просто уплотненная кожа. Хм, с какими это утяжелениями в этом глюке работают десятилетние пацаны?.. На среднем пальце левой руки имелся небольшой шрамик, как от пореза, а подушечка указательного пальца правой носила уже едва заметные следы чернил. И все это меня очень обеспокоило. Какой-то очень подробный и, как бы это выразиться, бытовой глюк получается. Я покачал головой.
В этот момент за дверью послышались голоса, шум шагов, и спустя мгновение в мою спальню ввалились несколько человек, на которых я отреагировал. Нет, я не заорал, и у меня в голове не возникло никакого нового и до сих пор недоступного мне языка, на котором я вдруг начал изъясняться, как будто я его знаю. В этом смысле все было отнюдь не как в глюке. Но вот на людей, вошедших в мою комнату, мое тело явно отреагировало. Шедший первым мужчина с бородой заставил меня этак облегченно расслабиться, как будто теперь, в его присутствии, все стоящие передо мной проблемы непременно будут решены. Второй, одетый несколько опереточно и с выбритым подбородком, наоборот, заставил настороженно напрячься, а вот третьей, невысокой и сухощавой женщине со смуглым лицом и слегка, совсем чуть-чуть, раскосыми глазами я откровенно обрадовался. То есть не я, конечно, а мое тело. И именно эта реакция внезапно окончательно убедила меня, что все, что происходит со мной, это никакой не глюк, а самая настоящая реальность. Поэтому я несколько мгновений пялился на вошедших совершенно круглыми от ужаса глазами, а затем снова заорал и в очередной раз потерял сознание. Впрочем, как выяснилось дальше, это было в последний раз…
В себя я пришел довольно скоро. Наверное, через минуту-другую. Все, кто ввалился в мою спальню, еще были здесь. Мужик с гладко выбритым подбородком сидел на моей кровати и держал меня одной рукой за запястье. Вторая же рука была как-то странно согнута, так что он касался кончиками пальцев своей шеи. Несколько мгновений я недоуменно взирал на это действо, а потом до меня дошло, что этот дядя, похоже, доктор и сейчас он щупает мой пульс. Вот только что там у него со второй рукой, мне было непонятно. Но непонятного тут вообще было выше крыши. Я решил пока не демонстрировать того, что очухался, а полежать некоторое время с почти закрытыми глазами, изучая обстановку и прислушиваясь. Уж если это не глюк, стоит разобраться, куда это я действительно попал и кем я тут числюсь…
— Угу-м, — глубокомысленно заявил дядя и одновременно изменил положение обеих рук, опустив левую, а правую положив мне на лоб.
После чего он раскрыл мне рот, зачем-то внимательно осмотрел зубы и нёбо, почему-то не обратив никакого внимания на язык, а потом… засунул свой палец мне в нос и очень внимательно уставился на извлеченную оттуда… ну не соплю, конечно, но что-то вроде… Короче, мужик жог!
Рассмотрев все извлеченное из моего носа, доктор ничтоже сумняшеся вытер руки о простыню, на которой я лежал (вот урод!), и, повернувшись к бородатому, заявил:
— Состояние носовой слизи вполне удовлетворительное, вследствие чего я могу сделать вывод, что и головная железа функционирует нормально[7]. Пульсация тела также в пределах нормы. Нёбо и десны — здорового цвета. Так что, херр Тшемоданов, я не диагностирую признаков отравления.
Бородатый озадаченно покачал головой.
— Вишь, оно как… — протянул он.
А до меня дошло, что врач-то, оказывается, говорил по-немецки. Я знаю немецкий не так хорошо, как английский, но гораздо лучше, чем польский и китайский. Тысячи три слов. Вполне достаточно для нормального бытового общения. А для уточнения нюансов всегда можно перейти на английский, им я занимался уже серьезно. А куда деваться? Деловые люди всего мира общаются исключительно на английском…
Так вот, немецкий я знаю. Но этот доктор говорил на другом немецком. Он отличался от того, который я знал, приблизительно так же, как тот язык, на котором говорили те, кого я тут успел услышать, отличался от русского. То есть нечто знакомое слышится, смысл понять можно, но существенная часть слов будто нарочито искажена или подменена другими, похожими лишь отдаленно и скорее смыслово, а не по звучанию. Ну как в украинском железная дорога называется «зелязницей», а в белорусском «чугункой». Во фразе, в контексте — поймешь, а отдельным словом — хрена. Впрочем, и с контекстом тоже иногда были напряги. Хотя это вполне объяснимо. Ну из какого контекста можно понять, что польское слово «урода» означает «красавица»? Максимум что решишь — стебаются…
— А можа, порчу навели? — задумчиво проронил мужик.
— С сим уже не ко мне, — сухо отозвался немец и, соизволив наконец оторвать задницу от моей кровати, поднялся на ноги и расправил торчащие из рукавов манжеты рубашки. — Я приготовлю питье, которое позволит саревиш менее остро реагировать на окружающее, — заявил он, направляясь к двери.
Бородатый проводил его взглядом, а затем повернулся к женщине.
— Ты, знамо, вот что, Суюмбике, — гулко начал он, — тута сидай. Мало оно что… А я-ста пойду… Эх ты! — обрадованно рявкнул он. — Царевич! Оклемался небось?
Я открыл глаза. Раз уж мужик обнаружил, что я очнулся, смысла щуриться больше не было. Мужик расплылся в участливой улыбке, причем она явно была искренней.
— И поздоровша ли? — взволнованно спросил он.
Я робко улыбнулся в ответ и промолчал. А что было ответить. В отличие от попавших в чужие тела героев фантастических романов, читанных мною очень давно, в детстве и самом раннем юношестве, в голове у меня было пусто. То есть не совсем, конечно, все мое было со мной, но никаких чужих воспоминаний, навыков и знаний, ну там языка, умения фехтовать или держаться в седле, не наблюдалось. Хотя проверить последнее пока случая не было. Впрочем, держаться в седле я умел… немного. Ну, скажем, мог, не отбив себе зад, выдержать часовую конную прогулку. Своей лошади у меня не было, но в Малаге, где у меня был дом, я прошел любительский курс обучения верховой езде и частенько арендовал андалузца, на котором катался по окрестностям. Андалузцы мне очень нравились. Конечно, не арабы и англичане, но зато стоят вполне приемлемо, и вообще очень популярная любительская порода, так что я даже рассматривал вопрос купить себе такого и отвезти в Москву, но пока еще не сподобился. Пока еще, ну да… Так вот, никаких таких знаний и умений у меня в голове и остальных частях тела не оказалось, и я счел за лучшее промолчать, чтобы по незнанию не ляпнуть чего-то, что может быть расценено как совсем уж непотребное.
Мужик, глядя на мою улыбающуюся физиономию, задал еще пару вопросов, и с каждым последующим в его голосе звучало все больше и больше беспокойства, а затем обжег взглядом женщину, рявкнул ей:
7
Долгое время медики считали, что мозг — это железа, функцией которой является вырабатывание слизи, «исходящей из тела через ноздри».
