Она то стонала, то похныкивала. Иногда даже припадала к моим губам, льнула к груди в поисках защиты. Не думаю, что ей было дико больно. Да, было. Но не настолько сильно, как было бы неприятно без волшебной таблеточки, что я бросил красотке в пойло.
— Цветочек! Мой нежный, аленький цветочек! — шептал малышке на ушко, ритмично сжимая ягодицы. Жаль она не вспомнит. Я ведь давно уже никого так трепетно не лелеял. Забыл, какого это. Дарить женщинам комплименты, восхищаться ими. Я сам будто нажрался до галюников, нахлебавшись того дурацкого «лимонада», да отупел. Крышу снесло капитально.
Идиоты! Они мне точно что-то в пиво подмешали. Оттого и озверел, придурок. Да перестарался… Целка она. Нежнее стоило бы быть. Но я не думал в тот момент мозгами, а думал членом, мать его.
Ммм… А девочка приятно пахнет. Что аж кругом голова.
Она пахнет невинностью. Цветами. Самой скромностью.
Так как она… вот так должны пахнуть настоящие девушки.
Я нюхал ее волосы, жадно, как конченный психопат. Облизывал её бархатное тело, продолжая вбиваться, до самых яичек, до упора, восхищаясь её тугой девочкой. Сжимал до синяков пышные формы и посасывал сладкие сосочки.
Мать твоюююю! Ну почему мне так хорошо?
Затрахаю её! До одури! Клянусь, млять!
Не хочу отпускать. Подсел как на дозу.
Моя маленькая, тесненькая, вкусненькая дурь.
Жаль, что завтра мы друг друга забудем.
Может ты вообще меня не вспомнишь. Буду только рад.
Такому кретину не место в твоём хрупком сердечке.
Я страшный человек, дорогая. Лучше тебе не знать насколько сильно страшный.
ГЛАВА 1 7 .
Мне сейчас очень тяжело. Я взвинчена и раздражена. В любой момент готова сорваться. Из-за того, что собираюсь убить маленького человечка. Маленького, невинного, крошечного, брошенного, никому не нужного человечка.
Я не хочу это делать. Не хочу! Но у меня нет иного выхода.
Дети должны быть нужными и любимыми. Иначе, они будут существовать в страдании всю жизнь. У меня нет возможности заботиться о малыше. Я считаю, что ребенка должны воспитывать, окружая заботой, оба родителя. Иначе ему не избежать неких изъянов в психологическом плане.
На следующий день я явилась в клинику в назначенное время.
С вечера меня колотило так дико, что я не чувствовала ни рук, ни ног. И очень, очень боялась. Мама пришла домой в позднем часу и, выжатая, словно лимон, легла спать. Вроде бы ничего не заподозрила. Я же решила притвориться, что банально подхватила простуду.
Я хотела решить вопрос быстро. С помощью таблетки. Но врач, к которой я обратилась за помощью, заявила, что в моём случае медикаментозное прерывание нежелательной беременности противопоказано из-за склонности к сильным аллергическим реакциям. Вплоть, до аллергического шока. Лучше не рисковать.
Не знаю, конечно, что бы со мной стало, если бы тот препарат… брошенный мерзавцем Большаковым в коктейль, оказался одним из аллергенов. Мне просто повезло. А если бы случилось иное… я, возможно, была бы уже мертва. А Кирилл?? Деньги заткнули бы рот любому, стерли бы с лица земли страшное преступление. И он бы и дальше продолжил жить припеваючи, промышляя свои ужасные, бесчеловечные злодеяния.
***
Сидя в коридоре, в ожидании, когда меня вызовут в операционную, я успела сгрызть на руках практически все ногти, до самого основания. Меня тошнило. Несколько раз я отлучилась в туалет, мучаясь от спазмов в желудке.
Голова кругом. Сердце навылет.
Я как будто ожидала собственной посмертной казни.
В конце концов, дверь кабинета отворилась.
— Демидова! — Властное и резкое эхо донеслось из небольшой, светлой комнаты, вынуждая меня подпрыгнуть на месте и, на негнущихся ногах, войти внутрь.
В операционной меня встретила полноватая дама в белом чепчике и белом халате. В комнате было прохладно. Пахло спиртом, медикаментами.
И… смертью.
— Демидова, проходи и располагайся в кресле, — фыркнула медсестра, с противным звуком натягивая на руки латексные перчатки. — Быстрее, пожалуйста, не задерживай очередь. После тебя ещё пять пациенток.
Застыла, взглянув на стол, на котором сверкали хирургические ножи, щипцы и прочие, внушающие дикий ужас инструменты, и у меня ноги подкосились от потрясения, а голова пошла кругом.
Темнота накрыла внезапно. Пальцы онемели. По мышцам прошли судорожные волны. Схватившись за стену, я практически лишилась чувств.
— Едрит Мадрид! — выругалась медсестра, подбегая ко мне с небольшим стеклянным пузырьком. — Дыши давай! Нюхай, глубже!
Стало ещё хуже. Меня затошнило, когда в нос ударил резкий запах аммиака.
— Не переживай ты. Больно не будет. Татьяна Ивановна профессионал своего дела.
Но она врала.
Я знала, что будет!
Душевная боль… она не сравнится с болью телесной. Её ведь не унять таблеткой. Она останется со мной навсегда. Будет душить и убивать... до самой смерти.
Обхватила живот руками, как бы защищая.
По щекам полились слезы.
Ему будет больно.
Его просто вырежут ножом.
Да кто я такая, чтобы вершить его судьбу?
Я во всем виновата. Я совершила грех, переспав с незнакомцем, который оказался тем ещё ублюдком!
А ребёнок не виноват, что его мать дура.
— Я передумала. Оставить хочу!
Толкнула медсестру в сторону, когда она меня к креслу под локоть вела, так что медсестричка практически свалилась спиной на тот стол с жуткими инструментами, и прочь убежала.
Свернула не в ту сторону, запуталась в лабиринте незнакомых коридоров огромного медицинского центра и, кажется, попала в другой корпус. Там больше не было плакатов о вреде абортов, методов контрацепции или строении половых органов. Там я увидела плакаты с номерами телефонов «колл-центров» детских домов и фирм, занимающихся опекой, в которые можно было отдать новорожденного, подыскать ему достойную семью. Молодую пару, например, у которой не получается никак забеременеть, но они очень хотят малыша.
Выдохнув, немного успокоившись я твёрдо решила...
Что рожу. И отдам в другую семью.
***
«Ага, в хорошие руки! Как щенка или котёнка», — расхохотался мой внутренний голос. Согласна. Это подло. Но это более гуманно. Не убийство, всё-таки.
Я не смогла убить своего малыша. В тот же день прибежала домой, упала на колени перед мамой и полвечера проплакала.
Больше не могла скрывать, терпеть и врать. Решила всё ей рассказать.
— Прости меня, мамочка, прости! Я не хотела. Не знаю, как так получилось.
Она сразу догадалась, в чём причина таких бурных слёз.
Просто положила свою тёплую ладонь на мою голову и нежно-нежно погладила:
— Расскажи, милая, что случилось? Давай. Всё, по порядку.
И я рассказала.
Она выглядела спокойной. Не истерила, не бранилась. Тем, более, не подняла на меня руку, а следовало бы!
— Мы справимся. Вместе. С тобой. Ты у меня сильная девочка.
Я впала в ступор от такого вот спокойного ответа. Мне казалось, она просто разорвёт меня на куски и выставит вон за то, что породила на свет безголовую проститутку.
Да, мама порой бывала груба. Но, исходя из своего характера, она всё же очень мягкий и очень душевный человек. Отец нас бросил. Когда мне едва исполнилось четыре года. Нашёл молодую пигалицу, с талией как у осы, с ногами от ушей. Подарил ей нашу машину, на которую они вдвоём пахали как проклятые, а потом, и вовсе исчез, подписав развод, мол: «Риточка, увы, но я тебя разлюбил. Прости, так бывает. Растолстела после родов, на тебя у меня больше не встаёт. Если займёшься собой, так уж и быть, может вернусь».
Подонок!
У нас даже не осталось ни единой его фотографии. Я сама их уничтожила. Когда повзрослела. Просто разодрала в клочья его напыщенную рожу, сияющую на чёрно-белой бумажке, и смыла в унитазе. Кто знает, что с ним стало сейчас? Может эта его циновка лощеная где-то в кустах подрезала, отобрав машину и деньги, которые он у нас украл, из общей копилки. Повезло хоть, что квартира цела осталась. От бабушки в наследство. Дед, когда служил, лично завещал, на единственную дочку и внучку. Хорошо, что мать не успела официально прописать отца-подонка в нашей квартире, как изначально хотела.
