- О, может и так, надо же было мне испытать своё средство! А ты ведь купился! Посчитал её своей парой, как, впрочем, и она, ха-ха-ха! И где вы оба теперь? Ах, да, я же забыла тебе сказать, что моя маленькая сестричка с самого начала была в курсе моего плана...
- Можешь не стараться, я давно это понял, - устало ответил дракон. - И алмазную девочку ты тоже в свои планы посвятила?
- Зачем же?! Она вообще лишь досадная помеха. Моя цель - сынок повелителя. Такой же высокомерный, как и ты... Он либо будет моим, либо вообще не будет никому принадлежать!
Последние слова женщина буквально выплёвывала, не замечая, как магия Каййерина постепенно оплетает её, сковывая не только тело, но и запечатывая магию.
А когда она решилась напасть, было уже поздно, и оставалось лишь продолжать сыпать в сторону дракона проклятьями. Но Каййерину быстро надоело выслушивать словестную грязь, и он запечатал магией и рот магички.
До директора академии 'Сирин' пришлось буквально тащить. Очень кстати в кабинете оказались представители старейшин и сам виновник ненависти магички. Появление Каййерина совпало с активировавшимся артефактом на запястье сына повелителя. Он немного побледнел, весь подобрался и ринулся прочь, ориентируясь на сигнал парного артефакта.
Каййерин отступил в сторону, пропуская дракона, а затем подтолкнул в спину 'Сирин'.
- Думаю, это и есть причина вашего сбора, не так ли? Поверьте, эта 'дама' во многом замешана, - дракон кивнул в сторону старейшин. - Разберётесь сами? Хорошо, тогда мне пора.
Каййерин умышленно отстранился от дальнейшего расследования. Конечно, что-то он рассказал старейшинам чуть позже, но и сами старейшины, зная его историю, старались не копать слишком глубоко, боясь спровоцировать мужчину на новый виток боли.
Только с одним драконом Каййерин поделился, наконец, всеми подробностями более чем столетней давности событий.
Диррани Н*уаторре долго не мог поверить в реальность произошедшего. Прощения за такое преступление Изарии не видать, ведь она покусилась на самое драгоценное, что было в долгой жизни драконов - на чувства к айлине. Но было и кое-что, что порадовало старейшину. Теперь у Каййерина появлялась надежда на обретение настоящей пары, хоть сам дракон и против каких-либо отношений, нахлебавшись болью растоптанного сердца с лихвой.
После суда над Изарией-Сирин, Диррани Н*уаторре на какое-то время оставил в покое Каййерина, дав тому время постепенно свыкнуться с тем, что ему теперь придётся много общаться, ведь в академии не так-то просто остаться в уединении. Но одного не учёл старейшина, того, что дракону будет слишком больно день изо дня видеть зарождавшиеся между студентами чувства. Хоть и рад был Каййерин за одну из своих студенток, когда она нашла в лице магистра Раййенира свою пару. И ему иногда доставляло удовольствие видеть, как пикируются влюблённые, в попытке найти друг к другу подход.
Так пролетел год.
Изредка встречаясь с Каййерином, Диррани Н*уаторре с сожалением находил того всё в том же мрачном расположении духа, казалось ничего уже не сможет вернуть того к жизни, полной чувствами и радостью. Но у судьбы были другие планы.
Глава 2.
Мне было так больно, что, казалось, ещё один вздох разорвёт мои лёгкие, окончательно отправив меня на тот свет. Пытаясь открыть глаза, добилась лишь того, что из них потекли слёзы вперемешку ещё чем-то. Слизнув одну слезинку, поняла, что, скорее всего, это кровь.
Что со мной случилось? Ведь я всего лишь спокойно легла спать дома, ну, подумаешь, немного закололо сердце. К утру всё должно было пройти, не в первый же раз.
И как люди доживают хотя бы до восьмидесяти лет, считаясь, чуть ли не долгожителями? Да, старое поколение более выносливое, а мы, дожив до тридцати-сорока лет, казались себе излишне дряхлыми и больными. То там ёкнет, то тут потянет. 'А и ладно', - махнём рукой и бежим на работу или учёбу.
А потом от знакомых и знакомых этих знакомых узнаём, что 'такая молодая' или 'такой молодой' 'жить бы да жить'...
Видимо, пришёл и мой срок...
Боль продолжала терзать каждую клеточку тела, словно бы выворачивая кости и внутренности, и в какой-то момент всё поглотила темнота и небытие.
Неужели это всё?! Тогда почему я слышу перестук своего сердца?
Но, видимо, кого-то ещё волновало моё состояние. Чей-то приятный голос взволнованно раз за разом о чём-то спрашивал.
- Девочка, ну, что же ты, - наконец-то разобрала я. - Давай же, приходи в себя! Если слышишь меня, ответь, где у тебя болит.
- Нет, госпожа, - вклинился ещё один голос, - не ответит она, немая с малых ещё лет. Мы нашли её в лесу. Родителей ворлаки подрали, да и ей немало досталось, всё горлышко порвато было, думали, не выживет. Знахарка выходила, даже шрамы залечила, а вот голос так и не вернулся, видимо, повредило там что-то.
- Ох, ты ж бедная моя, - сокрушённо ворковала женщина. - А как же она под копыта-то бросилась?
- Так понятно почему, - снова отозвался второй человек. - Не нужна никому немая-то, да и не прижилась ни в прежней деревне, ни в этой. А потом бессловесную-то каждый норовит обидеть, особливо парни да мужики. Вот, видать и надоело убегать, прятаться да злые слова терпеть...
- Так говоришь, нет у неё родственников?
- Почитай нет. Была, кажись, бабка какая-то, можа родня, а можа просто знакомая, да и то померла на прошлую осень.
- Тогда заберу я девочку к себе. Придёт в себя, помощницей сделаю, - сказала, решаясь, женщина.
Путь до жилища говорившей я помнила смутно, так как всё слилось в комок боли, непонимания и затаённого страха. И лишь сжимавшая мою ладонь, в желании поддержать, рука женщины помогала мне этот путь преодолеть.
Голова продолжала разрываться от мыслей: 'Что со мной?' и 'Где я?'. Но сил на то, чтобы даже просто поднести ладонь к лицу, не было. Под конец дороги вновь забылась в полуобмороке.
Очнулась, когда кто-то внёс меня в помещение, но кто и куда не видела, так как глаза, казалось, совершенно опухли и наверняка превратились в узкие щёлочки.
- Ты уж прости, девочка, что комнатка маленькая. Я ведь не хозяйка здесь. Хозяин-то пока отсутствует, а вернётся, может и распорядится комнату побольше выделить. Каййерин - он хороший, только несчастный и одинокий. А значит в беде тебя не оставит. А ты уж выздоравливай поскорее и не думай больше счётов с жизнью сводить.
Это она обо мне? С чего бы это мне самоубийством заниматься? Бред полнейший.
- Ну, вот, - продолжила женщина, когда меня разместили на узкой кроватке, - сейчас полечим тебя, помоем и накормим, а там и спать пора будет.
Про еду - это очень даже вовремя. Одна только мысль о ней заставила сжаться желудок, а меня судорожно сглотнуть. Под мыслями о пище, помывка меня в четыре руки и дальнейшая транспортировка назад на постель, прошла практически незаметно. А потом ещё чьи-то руки стали осторожно прикасаться то тут, то там, и становилось так легко, словно огромная тяжесть спала с плеч, и свербящая боль, с которой я почти свыклась, постепенно сошла на нет.
После этого меня, наконец-то, покормили. И как-то странно отозвался на это организм, словно никогда не получал еды досыта. Что же со мной случилось?
Снова попыталась разлепить глаза, и опять ничего не получилось. Попыталась спросить у окружающих, что со мной, но с губ сорвалось лишь мычание. От непонимания и бессилия тихонько заплакала.
- Ну, что ты, деточка, всё хорошо, теперь всё обязательно будет хорошо.
Под эти причитания, всё ещё со слезами на глазах я уснула.
***
Проснулась от громко звучащих за дверью голосов. Уже знакомый женский голос спорил с мужским, приводя всё новые и новые доводы. Где-то посреди спора я поняла, что говорят обо мне. Прислушалась и внутренне возмутилась бессердечности второго спорщика.
