– Жанны Златовой не существует. На самом деле вы Жанна Коза?.
– Вообще-то Ко?за, – поправила она. – Люди всегда ставят ударение не на тот слог. В детстве я намучилась, в юности тоже, поэтому стала представляться Златовой.
– Но паспорт менять не стали, – продолжил Володя.
– Представляете геморрой? – усмехнулась соседка. – На руках куча разных документов, потом всю жизнь, если понадобится справка из полиции, диспансера или диплом, придется объяснять, какое отношение ко мне имеет Жанна Ко?за.
– Но свою дочь вы записали как Надежду Игоревну Лапину, – отметил Костин.
– Это фамилия ее отца. Брак был не зарегистрирован, я родила девочку, едва закончив школу, – без тени смущения пояснила Жанна и посмотрела на меня. – Родители Игоря резко воспротивились оформлению наших отношений, не стесняясь называли меня шлюхой, которая решила стать членом достойной семьи. Моя мать пила по-черному, отца я не знала. Игорь открестился и от меня, и от малышки. Теперь-то я понимаю, что мне следовало сделать генетический анализ, подать на Лапина в суд. Но в шестнадцать лет головы нет, а верный совет мне дать было некому. Ничего, мы выжили.
Володя понизил голос.
– Два года назад ваша дочь попала в психиатрическую больницу после попытки самоубийства. В тот раз ее спасли, но через шесть месяцев она выбросилась из окна.
Златова кивнула.
– Надя была очень эмоциональна, про таких говорят – человек без кожи. Любая, даже самая маленькая неприятность, например, порванные колготки, приводила ее в отчаяние. Девочка рыдала: «Я никчемное существо, не способна ни учиться, ни работать, ни любить». Увы, это было правдой. Надежда впадала в эйфорию, когда у нее начинался роман, принималась активно опекать кавалера, а мужики терпеть не могут, когда кто-то пытается их приватизировать. Поэтому романы Нади длились не более месяца. Я пыталась объяснить девочке, как надо себя вести, но она отмахивалась. К сожалению, во всех своих бедах дочка винила меня. Став совершеннолетней, она ушла из дома, и с тех пор наше общение стало эпизодическим. Поэтому я ничего не могу рассказать о том, как Надежда жила до того, как попала в психушку. Звонок из лечебницы был для меня шоком. Дочь наглоталась таблеток и могла умереть, но к ней в комнату зашла соседка по квартире и подняла шум. В больнице посмотрели паспорт и выяснили, что у больной есть мать. В тот раз Надюшу удалось откачать. Из клиники она вышла, ненавидя меня еще больше, жить со мной отказалась. Чем все закончилось, вы знаете – дочь спрыгнула с последнего этажа высотного дома, не оставив даже записки. Легко проверить, что несчастье случилось задолго до того, как ко мне обратился Вениамин со своей идеей о покушении на себя. Мне жалко совершенно незнакомую тезку дочери, которая погибла под колесами машины, только на момент этого ДТП Надя давно лежала в могиле. Но почему вы решили, что моя девочка жертва наезда?
– Приятельница одной моей знакомой присутствовала на погребении Надежды, – пробормотала я, – и сказала, что хоронила твою сестру, которая попала в ДТП. Но мне подумалось… что она дочь… И девушка из общины слышала, как другая ученица Подольского, Надя, обращалась к женщине «мама Жанна». Имя-то не слишком распространенное.
Златова поморщилась.
– Лампа, я думала, ты умнее, просто прикидываешься дурочкой. Играла в детстве в испорченный телефон? Знаешь, что это такое? Дети становятся в ряд, крайний шепчет на ухо соседу фразу или, например: «Доброе утро», тот ее переиначивает, передает третьему…
– Знаю, – перебила я, – до последнего человека слова доходят как «китайский чай», и все хохочут, когда он их произносит. Со сплетнями так же получается.
– Вот только мне не весело, – протянула Жанна. – Я никому не рассказывала, что дочка лишила себя жизни, всем говорила про ДТП. Не хотела глупых разговоров, охов, ахов.
– А с кем тогда журналистка Надя сидела в кафе в супермаркете, называя собеседницу «мама Жанна»? – уцепилась я за последнюю надежду.
Златова скривила рот.
– Отличный вопрос. Но зачем ты задаешь его мне? Я понятия не имею. К сожалению, на этом свете нет людей, которые могли бы обратиться ко мне подобным образом.
– Есть же свидетельница, – пискнула я. – Она может опознать женщину из кафе.
– Чудесно, – кивнула Жанна, – я готова встретиться с ней, чтобы внести окончательную ясность. Как насчет завтра? Сегодня у меня весь день занят. Если в девять утра? Между прочим, Лампа, мое имя хоть и не очень популярное, но не уникальное. Можешь не извиняться, вижу, тебе стыдно. В другой раз, когда займешься расследованием, включай логику. Если я задумала убить Подольского, какого черта нанимала тогда водителя, чтобы симулировать наезд? Мне бы следовало внушить тебе, что Вениамин сам договорился с киллером. Разве не так?
На столе отчаянно запищал телефон, я машинально схватила его и тут же ощутила сильный тычок в бок.
– Немедленно положи! – взвизгнула Жанна. – Ненавижу, когда лапают мою трубку!
– Извини, я думала, это мой, все айфоны похожи, – пролепетала я. Увидела, что мобильник черного цвета и удивилась: – У тебя же был другой аппарат, с прикольным розовым чехлом в виде конфеты.
Златова выдохнула, потом, брезгливо морщась, двумя пальцами взяла сотовый, отключила звук, вытерла трубку о джинсы и положила в карман кофты со словами:
– Фу, теперь снова придется менять аппарат.
– Снова менять? – повторила я. – А почему ты тот, в розовеньком чехольчике, выбросила?
– Не твое дело! – огрызнулась Жанна. – Дам вам совет: Вениамин был бабник, поищите ревнивого мужа. Поговорите с бывшей женой Подольского, она постоянно ему трезвонила, жаловалась, что ей покоя брошенные им бабы не дают, а какие-то мужики грозились убить Вениамина.
– Мы с ней общались, но ничего подобного не услышали, – возразил Костин.
Жанна рассмеялась.
– Еще разок попробуйте. Не слезайте с нее, пока правду не расскажет. Прощайте, господа. Надеюсь в дальнейшем никогда не иметь с вами дела.
Златова резко развернулась и удалилась.
– Ну ты даешь! – возмутился Вовка. – Разве так можно? Какого черта ты налетела на человека с обвинениями в убийстве? Не могла подождать, пока со мной переговоришь?
– Все указывало на Жанну, – сказала я. – Давай все-таки покажем Алисе ее фото.
Костин закатил глаза.
– Нет. Забудь про Златову. Ее дочь Надежда состояла на учете в психдиспансере, совершила две попытки самоубийства, вторая увенчалась успехом. Девушку похоронили до того, как Алиса появилась в квартире Регины Натановны.
– Стоп! – воскликнула я. – А когда была основана община «Сто жизней»?
– Точно не отвечу, – протянул Костин, – наверное, несколько лет назад. Думаю, Вениамин стал выдавать себя за графа, когда ушел от жены. Тогда у него и появились деньги.
– Что-то здесь не так, – прошептала я, – но не могу понять, что именно…
Резкий звонок телефона помешал договорить фразу, я взяла на этот раз свой мобильный, тоже лежавший на столе, увидела на дисплее незнакомый номер и сказала:
– Слушаю.
– Вы Торшер Романова? – спросил приятный мужской голос.
– Лампа, – поправила я.
– Простите, – смутился незнакомец, – не хотел вас обидеть или посмеяться над вами.
– Ерунда, – успокоила я собеседника, – Лампа и торшер в принципе одно и то же.
– Я привез ваш чемодан, – сообщил мужчина.
– Ой! Огромное спасибо! Где вы?
– В аэропорту. Рукы-мама пообещала, что Лампа меня встретит и отвезет в гостиницу.
– Ну конечно! Сейчас примчусь. Извините, забыла ваше имя, – зачастила я.
– Сомневаюсь, что в Москве его кто-нибудь сумеет произнести, – рассмеялся собеседник, – зовите меня Николаем.
– Отлично. У вас много багажа?
– Ваш чемодан, клетка и мой собственный небольшой саквояж на колесах.
– Уже бегу к машине, – заверила я. – Идите в зону отлета, найдите ресторанчик «Самолет», он прямо в центре зала. Ждите меня там.
– Хорошо, – согласился Николай.
