— Он сказал, что сам станет выполнять условия завещания, сам станет за мной следить и… — поморщилась, — воспитывать.
— Ничего себе!? — присвистнула Леся от удивления и, поджав губы, возмущенно высказалась: — Приплыли, называется. А кто же его четыре года назад держал от этого благородного поступка?! Когда эта… стерва…
— Леся, — мягко перебила ее Даша, тронув за руку, — не нужно. Она уже в могиле, зачем же о ней плохо?..
— А потому что она заслужила! — отрезала Леся, откидывая на плечи пепельного цвета волосы. — Скажешь, нет?! — но Даша промолчала. — А что ты этому сказала… «благодетелю» своему? Конечно, заявила, что тебе от него помощь не требуется, да?
— Я сказала, что он всё равно сбежит. И я уверена в этом, даже несмотря на то, что… — Даша запнулась, опустив взгляд, посмотрела на свои изношенные сапожки, и пробормотала: — Мне кажется, он изменился.
— Изменился? — нахмурилась Леся.
— Да… Я не знаю, как объяснить. Просто он… стал старше, мудрее, наверное, опытнее, — девушка задумчиво бросила взгляд в окно. — И еще… какой-то он холодный, словно бы… бездушный.
— У него и так нет души! — бросила Леся. — Разве оставил бы он тебя на эту грымзу, будь у него сердце?!
— Я не об этом, — медленно протянула Даша, разглядывая серость млечного утра. — Он словно бы… пустой, понимаешь? Ничего в нем не осталось. Только презрение ко мне, обида какая-то и злость, — Даша покачала головой. — Мне кажется, что он согласился на всё это лишь потому, что у него выбора не было. Я ему вызов бросила, и он его принял. А еще он на меня так смотрел утром, странно, — Даша передернула плечами. — Мне не по себе от его взглядов, неуютно как-то и неприятно. Словно он меня оценивает. Как и раньше.
Леся подошла к ней и мягко тронула за плечо.
— Знаешь, тебе не об этом нужно думать, — сказала она тихо, отвлекая подругу от созерцания школьного дворика. — А о том, что он сделал. И чего не сделал тоже. О том, что бросил тебя, оставил в руках этой… Маргариты Львовны, уехал за тридевять земель и ни разу о тебе не вспомнил! — немного помедлив, она добавила: — Ты лучше о Паше подумай. Вот кто был с тобой все эти годы. Вот кто кинулся к тебе, едва ты позвала, едва ты намекнула на то, что тебе плохо! Он, а не этот… Вересов, протянул тебе руку помощи. И только он достоин того, чтобы ты о нем думала и говорила.
Даша мягко улыбнулась, глаза ее мгновенно посветлели.
— Паша… — протянула она. — Он друг. Он такой добрый друг для меня. Самый лучший!
Леся коротко кивнула, взирая на нее с явным недоумением, а потом подтвердила:
— Ну да, ну да. А что с Вересовым делать будешь? Как вы с ним уживаться будете?
Девушка резко повернулась к ней, нахмурилась.
— Понятия не имею. Но точно знаю, что надолго он в моей жизни не задержится! — с уверенностью заявила Даша. — Сбежит. Сбросит меня на кого-нибудь еще. Но оно и к лучшему, я не хочу его больше видеть.
Леся, стиснув ее руку, притянула девушку к себе, обнимая, и зашептала на ухо:
— Всё будет хорошо, Дашуль, — поцеловала ее в щеку. — Всё будет хорошо, вот увидишь. Ты заслужила это больше, чем кто бы то ни было!
Даша лишь коротко кивнула, ничего не ответив. Она очень хотела в это верить. В то, что всё в ее жизни когда-нибудь будет хорошо. Но не было… Вот уже четыре долгих, мучительных года, — не было.
И она сомневалась, что с приходом Антона что-либо изменится в лучшую сторону.
Паша обещал встретить ее после школы. Он волновался за нее, переживал, всё порывался приехать к ней и лично проверить, всё ли в порядке, но Даше удалось убедить его, что ничего не произошло. Тогда он взял с нее разрешение приехать к ней, чтобы встретить после школы, и Даша согласилась.
Ей отчаянно хотелось поговорить с ним. Не повесить на него все свои проблемы, нет, она никогда так не поступала, но именно поговорить, почувствовать вновь дружеское плечо, которое она в нем ощущала.
Может быть, он даст ей совет, подскажет, как поступить, поможет? Она часто полагалась на его мнение. Она дорожила его мнением. Он много раз защищал ее от нападок Маргариты, вытаскивал из депрессии в первые полтора года, когда у нее опускались руки бороться против всего мира. Он был единственным человеком, который действительно ее понимал. Потому что был, по сути, таким же, как она. Парнем улицы, который не опустил руки, пошел вперед с высоко поднятой головой, рискнул. И выиграл. Главный приз.
Даша никогда не спрашивала его, как он добился того, что у него сейчас было, сколько усилий для этого предложил, но она знала точно, что это далось ему лишь потому, что он когда-то просто не сошел с намеченного пути, не поддался слабости, пошел против всего мира, чтобы доказать свою правду. Не сдался. И поэтому был первым сейчас. Не побежденным и не сломленным. И она заряжалась его энергией.
Он был ее лучшим другом, самым лучшим во всем мире. Она никогда и помыслить не могла, что друзья бывают настолько… преданными, настолько… настоящими.
Он понимал ее, как никто другой, даже Леся не понимала так отчетливо, он чувствовал ее и ощущал, он мог угадать ход ее мыслей по линии губ или подрагиванию бровей, догадывался о настроении или расположении духа по случайно брошенному слову. И он всё о ней знал. Он принимал ее такой, какая она была, а не такой, какой ей нужно было казаться, чтобы ее приняли в свой круг другие.
Такие, как Антон, например. Или подобные ему мелочные люди, которые и понятия не имели о том, что значит настоящая дружба. Мнимость и иллюзия, завуалированная под красочной мишурой, застилала глаза.
И она не хотела быть частью их мира. Никогда не хотела. Поэтому одной из них и не стала. Ей претило все, что касалось «сильных мира сего», лживость, порочность, лицемерие и лесть, скрытность и зависть.
С Пашей ей никогда не приходилось притворяться. И она знала, что он с ней чувствует себя так же. Его тоже многие не понимали в «его мире», но в отличие от Даши, ему приходилось притворяться человеком из их круга, чтобы не потерять то, что он имел и чего он добился. Но он знал, что Даша его не осудит. Она не посмела бы, никогда не посмела бы…
Он никогда ее не осуждал, даже тогда, когда она ждала от Антона больше, чем немое равнодушие, а он лишь растоптал ее мечты, грязно и грубо оттолкнув в сторону, как ненужную вещь.
— Почему ты его ждешь? — спрашивал Павел, захватывая ее руки в плен своих горячих ладоней и глядя ей в глаза, будто в черной глубине силясь найти ответ на свой вопрос. — Ведь он бросил тебя, он не придет…
— А, может, я ошиблась в нем? — с надеждой спрашивала она его, не отводя взгляд. — Что, если он… просто боится? Или переживает? — она всегда с силой сжимала его ладони, когда волновалась. — Ты не думаешь, что ему просто… страшно брать на себя такую ответственность? И к тому же, он учится за границей…
— Значит, ты его простила?! — казалось, он был ошарашен.
— Я решила посмотреть на всё его глазами, — ответила она тогда. — Как бы я повела себя на его месте… — она заглянула другу в глаза. — И, знаешь, я не уверена, что не поступила так же, как и он.
— Ты не поступила бы так! — уверенно заявил Павел.
Даша покачала головой, опустила глаза, подбородок ее дрогнул.
— Ты просто устала, егоза, — еле слышно проговорил Паша, прижимая ее к себе. — Тебе нужно отдохнуть.
— Я подумала, — пробормотала она сбивчиво, закрывая глаза, растворяясь в тепле его объятий, — что дядя Олег, наверное, доверял ему, раз просил позаботиться обо мне. Я тоже решила попробовать ему верить. Думаешь, не стоит?
Наверное, он тогда побоялся сказать ей правду, именно поэтому сказал совсем не то, что было в мыслях.
А нужно было резать ее наивность на корню! Чтобы потом ей не было так больно от осознания нового бьющего в грудь разочарования. И тогда не было бы тех безумных лет, когда она лелеяла надежду, которой у нее никогда не было.
— Я лишь боюсь, что ты разочаруешься, егоза, — прошептал Паша, ей в волосы. — Я за тебя боюсь…
