Едва я сделала пару шагов, как из туалета вырулила Анфиса, одетая в длинное серое платье и синий фартук. На голове у домработницы сидела крохотная белая кружевная шляпка.
– Приехали? – завопила она. – Слыхали новость? Ой, стойте! Не двигайтесь!
Я замерла.
– Что случилось?
– Позабыла! – чуть не плача, ответила Фиса. – Какая же я дура… Идите назад.
– Зачем? – удивилась я.
– Экая вы вредная, – упрекнула меня домработница. – Неужто трудно в прихожую вернуться?
Не понимая, что происходит, я вернулась к вешалке.
– Теперь рулите сюда, – распорядилась Фиса.
Я подчинилась, Анфиса судорожно заулыбалась.
– Добрый вечер… Черт, забыла! Давайте сначала. От порога. Войдите еще раз. Не, лучше с крыльца. Позвоните, я открою.
– Что с тобой? – забеспокоилась я. – Не заболела случайно? Так странно оделась. Где нашла эту хламиду? И этот передник, шляпка…
Анфиса шмыгнула носом.
– Ну вот, засыпали вопросами, весь мозг мне порушили. Целый день зубрила, а вы в момент из головы материал вышибли. Позвоните, я сразу открою.
Я по непонятной причине выполнила ее просьбу, вернулась на крыльцо и постучала в дверь.
– Добрый вечер, дорогая барыня, – запела Фиса, распахивая створку. – Дозвольте с вас шубу снять! Проходите в покои. Хозяева кофий кушают, вашему визиту до полусмерти рады. Разрешите дорогу в комнаты указать?
Мне стоило большого труда не расхохотаться.
– Фиса, сейчас тепло, меховое манто летом я сдаю в холодильник. И разреши напомнить, владелица особняка стоит перед тобой. Все наоборот, в столовой ужинают гости.
Анфиса надулась.
– Зоя Игнатьевна сказала: «Кто придет, встречаешь его, как положено, выучи текст». Вот я и зазубрила.
– Где раздобыла эту одежду? – веселилась я.
Домработница почему-то смутилась.
– Ну… в книге на картинке прислуга одета, как я сейчас. Поехала в торговый центр, походила по лавкам, везде рисунок показывала. Ну нет похожего! Хорошо, мужик в электротоварах подсказал: «Иди в магазин…» Э… о… в общем, для больных.
– В аптеку? – уточнила я.
Фиса покраснела.
– Есть бутики, вы про них не знаете, приличная женщина туда не заглянет… Гадость! Такое там на полках! Я чуть со стыда не сгорела. Не спрашивайте, не скажу, чем там торгуют. Вот у них любой костюм есть в наличии: медсестры, горничной, пионерки. И размеры все. Привезла покупку домой и с той поры валерьянку пью. До сих пор корежит: а ну как кто из знакомых или соседей видел меня у прилавка со стыдом? Зое Игнатьевне хорошо приказы раздавать, а выполнять их мне.
– Секс-шоп, – догадалась я.
– Тьфу! – вздрогнула Анфиса. – Ходила у них, как в музее. Ой! Давайте сначала! Забыла крендель сделать.
– Крендель? – повторила я. – Благовоспитанная домработница встречает хозяйку хлебом-солью?
– Не-а, его ногами надо выделывать и руками юбку держать, – вздохнула Фиса. – Долго тренировалась, но никак равновесие не удержу, на бок заваливаюсь, спина деревенеет, живот выпирает.
– Имеешь в виду книксен? – предположила я.
– Верно поняли, – кивнула Анфиса. – Ну, давайте, еще разок вопритесь снаружи.
– Нет, обойдемся без кренделей, – отказалась я и опять на цыпочках покралась к лестнице.
Сзади раздалось сопение, топот, мимо меня с грацией пожилого бегемота промчалась Анфиса, встала на пороге столовой и заорала:
– Ваши высочества! Дозвольте объявить о приезде мадемуазели Дарии Васильевой.
Я уронила тапочки. Все, придется присоединиться к веселой компании.
Глава 25
– Дорогая, мы рады вас видеть, – тоном вдовствующей королевы произнесла Зоя Игнатьевна, – присаживайтесь к столу.
Похоже, ректор уже чувствует себя в Ложкине хозяйкой, и мне это совсем не понравилось.
– Добрый вечер, доченька, – заискрился улыбкой Петр Андреевич. – Скажи, правда ведь, что каждая женщина должна выйти замуж?
– М-м-м, не уверена, – пробормотала я. – Есть дамы, которым лучше на свободе.
«Папенька» потянулся за куском пирога.
– Неправильная позиция. В корне неверная. Любая девушка, отказывающая мужчине во взаимности, должна помнить: в тот момент, когда она упускает шанс стать счастливой женой, где-то рождается котенок, с которым эта излишне свободолюбивая особа проведет свою одинокую жизнь. Самостоятельность вредит слабому полу.
– Русская баба по сути мужик, – высказался Гарик, – в горящую квартиру вопрется и лошадь бешеную остановит.
– Что там один жеребец? – засмеялся Петр Андреевич. – Кое-кому из красавиц удается, повернув руль, затормозить на МКАДе не один десяток машин. А это сколько лошадей? Доченька, догадываешься, к чему я разговор о браке завел?
Я прикинулась дурочкой.
– Просто хорошая тема для светской беседы.
– Мама и Петр Андреевич подали сегодня заявление в загс, – сообщила Лори.
Я изобразила радость.
– О! Поздравляю! Когда свадьба?
– Одновременно с… – завел «папенька», но невеста живо его остановила.
– Мы еще с Дашенькой побеседуем на эту тему. А где Феликс?
– На семинаре, – ответила я, – вернется поздно.
– Анфиса, где Дашин чай? – возмутилась Зоя Игнатьевна.
– Спешу, ваше высочество, – донеслось из кухни, – тащу, как положено, подаю красиво.
Я обернулась и увидела Фису, вплывающую в дверь. В руках она держала круглый поднос, на нем высился фарфоровый чайник, а также стояли чашка и нечто, прикрытое белой льняной салфеткой.
– Зачем взяла парадную посуду? – вырвалось у меня. – Нет нужды сегодня вытаскивать сервиз на двадцать четыре персоны, им пользуются, только когда приходит большое количество гостей.
– Хозяйка велела брать хорошие тарелки, а не затрапез обдерганный, – выдала Анфиса.
К моим щекам прилила кровь. Я понимаю, что бесполезно воспитывать тех, с кем живешь под одной крышей, человека не переделаешь, а ты испортишь кучу нервов. Но это уж слишком, надо тактично дать понять бабке Феликса, что она находится в Ложкине на правах гостьи. Но не делать же старухе замечание в присутствии Игоря, Лори, «папеньки» и Анфисы?
– Хорошо обученная горничная подает чай молча, – процедила Зоя Игнатьевна. – Вы плохо изучили данную вам литературу. Книга написана простым доступным языком, я удивлена, что вы не разобрались в тексте.
– Все заучила, – принялась оправдываться Фиса. – Но Даша спросила – я ответила.
Зоя Игнатьевна закатила глаза.
– Щаз, щаз! – засуетилась домработница. – Заново войду.
Фиса попятилась в кухню, затем вырулила в столовую, двинулась ко мне и замерла на полпути, воскликнув:
– Ой, крендель!
– С корицей? Обожаю их! – обрадовался Гарик. – Мамуля, ты велела испечь завитушки?
– Нет, дорогой, но, если хочешь, их сейчас испекут, – нежно прокурлыкала старуха.
– Крендель… – забормотала Анфиса, – крендель… нога вперед…
Домработница взяла поднос в одну руку, второй приподняла юбку, вывернула правую ступну, левую отставила в сторону и начала приседать, бубня себе под нос.
– Делаем медленно, подбородок вверх, спина прямая, улыбаться нельзя, лицо серьезное… ниже… еще ниже…
– Дорогая, у тебя получился образцовый книксен, – поспешила я похвалить Анфису, – остановись.
– Не-а, – возразила она, – колено должно коснуться пола. Сейчас, осталось чуть-чуть… Вы нетерпеливая, мешаете правильной подаче вечернего успокаивающего напитка.
Из коридора донеслось сопение, в столовую вбежали мопсихи, которые до этого гуляли по саду. Увидев хозяйку, Роза и Киса со всех лап кинулись ко мне. Я нагнулась, погладила собак и услышала громкое цоканье когтей по паркету и радостный лай. В столовую вихрем ворвалась Мафи. У нее крепко сбитое, напоминающее бочонок тело, стройные лапы, длинный нос и улыбка от одного лопушистого уха до другого. Псина всегда пребывает в прекрасном настроении, энергии у нее на троих скакунов, и нюх ей достался не от папы мопса, а от матери – охотничьей собаки породы бигль. В отличие от Розы с Кисой Мафуся мигом учуяла, что у Анфисы на подносе нечто вкусное, и стала прыгать, пытаясь раздобыть лакомство. Пагль всегда действует по принципу: сначала съем, а уж потом разберусь, что проглотила.
