— Да… ты уверена?
— Говорю же, Джуд, тебе не стоит злиться.
Желая поверить в то, что она говорит, киваю головой. Нужно успокоиться. Но, вспомнив, каким он был разъяренным, говорю:
— Фрида, я едва его знаю. Он не разрешает мне знать о нем ничего, кроме секса, и хотя я открываю для себя массу вещей, которые я никогда не пробовала, я хочу, да мне просто необходимо знать о нем хоть что-то как о человеке.
У Фриды изгибаются уголки губ. Мне так хочется о многом ее расспросить.
— Кто такие Бетта и Марта? Каждый день он получает от них кучу сообщений.
Этот вопрос ставит ее в неловкое положение.
— Я знаю, что тебе что-то известно об этом. Не отрицай. Пожалуйста, расскажи мне, что происходит.
Фрида опускает солнечные очки, смотрит мне прямо в глаза и тихо говорит:
— Джудит…
Еще некоторое время я удерживаю ее взгляд, но потом, не выдержав, опускаю глаза. Все вокруг него закрыто, и, растянувшись на полотенце, я бормочу:
— Ладно, Фрида, будем загорать.
45
Через пару часов за нами заезжает Андрес. Он в отличном настроении и, направляясь к машине, сообщает мне, что Эрик отдыхает. Киваю и иду молча. Не хочу ни о чем спрашивать. Я и так уже отличилась, расспрашивая Фриду о звонках тех женщин. Приехав на виллу, я сразу направляюсь к бассейну. Если Эрик отдыхает, не буду ему мешать.
Фрида с Андресом исчезают, и я остаюсь одна. Беру айпод и надеваю наушники. Разваливаюсь на гамаке и напеваю песню Джесси Джеймс. Через полчаса в дверях появляется Эрик, глаза его скрыты за солнцезащитными очками. Он останавливается возле меня. Я его игнорирую. Не здороваюсь. Я до сих пор на него злюсь. Наконец он прерывает молчание:
— Привет, смугляночка.
С лицом, на котором написано все, что я думаю, забираю у него наушник и опять вставляю его в ухо. Увидев, что я не расположена к разговору, он усаживается поудобнее в гамаке напротив меня, кладет руки под голову и пристально на меня смотрит… и смотрит… Я выпаливаю:
— Для твоего же блага, перестань на меня смотреть.
— Или что? Ты врежешь мне?
Я выдыхаю, как бы мне хотелось влепить ему с размаху.
— Послушай, Эрик, теперь я не хочу, чтобы ты был рядом. Иди погуляй.
Он улыбается, а я еще больше злюсь.
Я встаю, он тоже. Не раздумывая, толкаю его, и он падает в бассейн в чем был.
— Джуд, что ты делаешь? — возмущается он.
Я быстренько хватаю пляжную сумку и бегу в комнату. Забегаю в душ и вижу открытый несессер Эрика. Мне в глаза бросается куча таблеток. Что это такое? Но перед тем как я успеваю подойти и прочитать их название, в ванную комнату заходит Эрик и начинает снимать мокрую одежду.
— Джуд, что с тобой?
Не глядя на него, прохожу мимо и отмахиваюсь:
— Ничего, что могло бы тебя заинтересовать.
— Малышка, меня волнует все, что с тобой связано.
Он такой расслабленный, а у меня дым идет из ушей, гневно смотрю на него:
— Эрик, когда я злюсь, лучше со мной не разговаривай, понятно?
— Почему?
— Потому что.
— Почему нельзя?
— Слушай, ты что, идиот? Ты не понимаешь, что ты меня еще больше раздражаешь?
— Если хочешь, скажу Фриде, чтобы она разрешила тебе сделать генеральную уборку прямо сейчас.
Я не в настроении слушать его шуточки и фыркаю. Он подходит ко мне и наклоняется, чтобы оказаться напротив меня.
— Я провожу полжизни, извиняясь перед тобой. Но это стоит того лишь из-за одного выражения лица, когда ты прощаешь меня.
Он пытается меня поцеловать, а я замираю.
— Опять играешь в кобру?
Его слова и особенно лукавое выражение лица все же заставляют меня улыбнуться:
— Да, и если ты не отойдешь, то я тебя еще и шлепну.
— Опля! Я обожаю твой испанский нрав…
— А твое немецкое упрямство доводит меня до белого каления.
Он обхватывает меня за талию, бросает на кровать и начинает целовать. Полотенце падает, и я оказываюсь перед ним обнаженной. Пытаюсь отпихнуть его, но он намного сильнее, и ему удается побороть вместе с моей волей гнев, и вот я уже сама жадно его целую.
— Вот это мне нравится… — говорит он. — Чтобы ты была хищницей, когда я хочу, или домашним животным.
После этого чисто мужского замечания кусаю его за плечо, а он, увернувшись, кусает меня за шею:
— Ты — зверь!
— Да, малышка, для тебя я всегда буду зверем. Мы как красавица и чудовище! Кстати, ты — красавица, а я — чудовище.
Я опять расплываюсь в улыбке и, закрепив перемирие сладким поцелуем, вдруг замечаю, что у Эрика напряженное лицо.
— Ты в порядке?
— Да. Здесь важна ты, а не я.
— Нет, сеньор Циммерман, нет. Вы ошибаетесь. Это вы плохо себя чувствуете уже несколько часов, и это вы плохо выглядите. Так что если кто-то и должен волноваться, так это ваша покорная слуга, а не вы.
Эрик ложится рядом:
— Ты чудесная.
— Не подлизывайся… и отвечай, что происходит? Я только что видела в твоем несессере кучу пузырьков и таблеток и…
— Ты самая красивая и интересная женщина, какую я когда-либо знал.
— Эрик! Ты хочешь, чтобы я обозвала тебя и дала пинок под зад?
— Мммммм… мне нравится, когда в тебе просыпается воительница.
Не переставая улыбаться, поглаживаю его по волосам:
— Мне все равно, что ты говоришь. Я не сменю тему. Что происходит? Что это за лекарства?
— Ничего не происходит.
— Врешь.
— Ты думаешь?
— Да… я так думаю. И, к твоему сведению, я опять на тебя сержусь.
Он всматривается в меня, и я понимаю, что сейчас в нем происходит борьба. Наконец он не слишком уверенным тоном говорит:
— Ничего не происходит. Не хочу тебя беспокоить.
— Ну нет уж, побеспокой.
Несколько секунд, которые мне кажутся вечностью, он размышляет и, наконец, произносит:
— Джуд… есть вещи, о которых ты не знаешь и…
— Расскажи мне, и я узнаю.
Он улыбается и трется о мой нос своим:
— Нет, дорогая. Не могу, или ты будешь знать столько же, сколько и я.
Я до сих пор ничего не понимаю, но вижу, что он что-то скрывает от меня.
— Послушай, упрямец…
— Нет, это ты послушай… — но передумывает и, убрав волосы с моего лица, шепчет: — Ах… смугляночка! Что мне с тобой делать?
Желая, чтобы он был откровенным со мной, открываю ему свое сердце:
— Полюби меня так, как я люблю тебя. Может быть, в конце концов, ты даже влюбишься в меня и раскроешь мне свои секреты.
Думала, что он улыбнется, сразу ответит, но Эрик закрывает глаза и с серьезным выражением лица отвечает:
— Не могу, Джуд. Если я поддамся эмоциям, будет больно и тебе, и мне.
— Что за глупости ты говоришь? — возмущаюсь я.
Он пытается сменить тему разговора.
— Чем бы тебе хотелось заняться завтра?
Сажусь на кровати и убираю волосы с лица:
— Эрик Циммерман, что значит твоя фраза «Если я поддамся эмоциям, будет больно нам обоим»?
— Это правда.
— Я уже давно поддалась эмоциям, и уже ничего не могу с собой сделать. Ты мне нравишься. Ты меня очаровываешь. И не лги мне, что ты не испытываешь то же самое по отношению ко мне. Я знаю. Об этом говорит твое лицо, то, как ты на меня смотришь, твои ласковые руки и твоя властность, когда мы занимаемся любовью. А теперь скажи мне, наконец, что это за чертовы лекарства?
Сцепив зубы, он резко поднимается с кровати. Я иду за ним в душ, где он умывается, берет несессер и швыряет его об стену. Не понимая, что происходит, вопросительно смотрю на него:
— Что с тобой? Почему ты так реагируешь на мои слова? Это связано со звонками Марты и Бетты? Кто это? Послушай, я пыталась держать язык за зубами, быть внимательной и не задавать вопросов, но… я больше так не могу!
Эрик не смотрит на меня. Выходит из ванной и становится возле окна.
— Не убегай от меня. Мы с тобой одни в этой комнате, и я хочу, чтобы ты был честным со мной и сказал, что с тобой. Черт возьми, Эрик, я не прошу от тебя вечной любви. Мне просто необходимо знать, что с тобой происходит и кто эти женщины.
