Решаю просто войти. Вижу маму. Она стоит возле коричневого кожаного дивана – накрашенная, одетая и на каблуках, будто на выход. Кажется, здесь все по-прежнему: чистота и идеальный порядок. Единственное отличие в том, что дом кажется меньше – может, потому что я привыкла к простору у Кена. Конечно, снаружи родительский дом кажется маленьким и невзрачным, но внутри он красиво отделан: ведь мама всегда старалась скрыть огрехи своего брака с помощью ярких красок, цветов и внимания к чистоте. Она делала так и после того, как ушел отец, ведь к тому времени, мне кажется, это уже превратилось в привычку. В доме тепло, я чувствую знакомый запах корицы. Мама всегда обожала аромалампы и поставила их в каждой комнате. Разуваюсь у входа, зная, что маме не понравится, если я пройду по отполированному деревянному полу в мокрых от снега ботинках.
– Хочешь кофе, Тереза? – спрашивает она и только потом обнимает меня.
Кофеиновая зависимость у меня от матери, и осознание этой связи между нами заставляет меня слегка улыбнуться.
– Да, спасибо.
Иду за ней на кухню и сажусь за небольшой стол, не зная, с чего начать.
– Так ты расскажешь мне, что случилось? – напрямую спрашивает мама.
Я делаю глубокий вдох, затем глоток кофе и лишь после этого отвечаю:
– Мы с Хардином расстались.
Ее лицо не выражает никаких эмоций.
– Из-за чего?
– Ну, он оказался не тем, кем я его представляла, – отвечаю я.
Пытаясь забыть о боли и подготовиться к ответу матери, обхватываю обжигающеую кружку кофе обеими руками.
– И кем ты его представляла?
– Человеком, который меня любит. – Не знаю, кем я считала его помимо этого – самого по себе, как личность.
– И теперь ты так не думаешь?
– Нет, я знаю, что это не так.
– Почему ты так уверена? – спокойно спрашивает она.
– Потому что я доверилась ему, а он меня предал самым ужасным образом.
Понимаю, что упускаю многие детали, но по-прежнему чувствую, что мне почему-то хочется защитить Хардина от осуждения моей матери. Я ругаю себя за эту глупость, за то, что вообще могла об этом подумать, когда он ни за что не пошел бы на такое ради меня.
– Тебе не кажется, что об этом стоило подумать прежде, чем переехать к нему?
– Да, я все понимаю. Давай, скажи, какая я дура, скажи, «я же тебе говорила», – отвечаю я.
– Я действительно тебе говорила, я предупреждала тебя о таких парнях. От таких мужчин, как он или твой отец, лучше держаться подальше. Я рада только, что все закончилось, едва начавшись. Люди ошибаются, Тесса. – Она отпивает кофе; на кружке остается след от розовой помады. – Уверена, он тебя простит.
– Кто?
– Ной, кто же еще.
Да как можно этого не понять? Мне просто нужно поговорить с ней, нужно, чтобы она меня поддержала, а не заставляла вернуться к Ною. Я поднимаюсь, смотрю на нее, обвожу взглядом кухню. Она это серьезно? Не может быть.
– Если у меня не вышло с Хардином, это еще не значит, что я собираюсь опять встречаться с Ноем! – резко отвечаю я.
– Почему бы и нет? Тесса, ты должна быть благодарна за то, что он готов дать тебе второй шанс.
– Что? Ты когда-нибудь это прекратишь? Я не хочу сейчас ни с кем встречаться, особенно с Ноем.
Я готова рвать на себе волосы. Или на ней.
– Что ты имеешь в виду под «особенно с Ноем»? Как ты можешь так о нем говорить? С самого детства он к тебе – со всей душой.
Я вздыхаю и снова сажусь.
– Я знаю, мама, Ной очень мне дорог. Но не в этом смысле.
– Ты даже не понимаешь, о чем говоришь. – Она встает и выливает остатки своего кофе в раковину. – Любовь – не всегда главное, Тереза. Главное – стабильность и благополучие.
– Мне всего восемнадцать, – говорю я.
Мне не хочется представлять, что я буду встречаться с нелюбимым лишь ради стабильности. Я хочу сама добиться этого для себя. Мне нужно любить кого-то, и чтобы этот кто-то любил меня.
– Почти девятнадцать. Если ты не будешь осторожна сейчас, то потом никому не будешь нужна. А теперь иди поправь макияж, потому что Ной должен прийти с минуты на минуту, – заявляет мама и выходит из кухни.
Не стоило мне искать здесь поддержки. Лучше бы я весь день проспала в машине.
Как и было сказано, Ной приходит через пять минут, хотя это вовсе не побуждает меня позаботиться о внешнем виде. Увидев, как он заходит на нашу небольшую кухню, чувствую себя еще более униженной, хотя даже не думала, что такое возможно.
Он улыбается своей идеальной приветливой улыбкой.
– Привет.
– Привет, Ной, – отвечаю я.
Он подходит ближе, и я встаю, чтобы обнять его. От него исходит тепло и приятный запах – таким я его и запомнила.
– Твоя мама мне позвонила, – говорит он.
– Знаю. – Я пытаюсь улыбнуться. – Прости, что она продолжает втягивать тебя в это. Не понимаю, зачем ей это надо.
– Зато я понимаю. Она хочет, чтобы ты была счастлива, – защищает он маму.
– Ной… – предупреждаю я.
– Она не знает, кто действительно сделает тебя счастливой. Она хочет, чтобы это был я, но это не так. – Он слегка пожимает плечами.
– Прости.
– Тесс, перестань извиняться. Я просто хочу убедиться, что у тебя все в порядке, – убеждает он меня и снова обнимает.
– У меня не все в порядке, – признаюсь я.
– Это заметно. Хочешь об этом поговорить?
– Не знаю… Ты уверен, что не против? – Я не хочу снова причинять Ною боль, заводя разговор о парне, ради которого я его бросила.
– Все нормально, – отвечает он и наливает себе стакан воды, а потом садится напротив меня.
– Хорошо… – отвечаю я и рассказываю ему практически все.
Я не упоминаю лишь интимных деталей, касающихся секса. Хотя они уже больше неинтимные, но для меня это все равно личное. Я все еще не могу поверить, что Хардин рассказал друзьям обо всем, чем мы с ним занимались… и это самое ужасное. Он показал своим друзьям простыню в доказательство, но что еще хуже – он говорил, что любит меня, и занимался со мной любовью, а после, по-видимому, пошел к друзьям и высмеял с ними все то, что произошло между нами.
– Я ожидал, что он причинит тебе боль, только не знал, насколько это будет серьезно, – говорит Ной. Я вижу, что он сердится: странно видеть его гнев, ведь обычно он такой спокойный и собранный. – Ты слишком хороша для него, Тесса, – он просто подонок.
– Не могу поверить, что была такой глупой, что я от всего отказалась ради него. Но самое страшное чувство в мире – это любить кого-то, кто не любит тебя.
Ной берет стакан и вертит его в руках.
– Уж я-то знаю, – спокойно произносит он.
Я готова растерзать себя за то, что сейчас сказала, что сказала это ему. Хочу извиниться, но Ной перебивает меня прежде, чем я успеваю открыть рот.
– Все в порядке. – Он тянется к моей руке и проводит по ней пальцем.
Боже, я бы действительно хотела любить Ноя! С ним я была бы намного счастливее, а он никогда не поступил бы со мной так, как Хардин.
Ной рассказывает мне обо всем, что случилось после моего отъезда, но новостей накопилось не так уж много. Он собирается учиться в Сан-Франциско, а не в Центральном вашингтонском, и я чувствую, что благодарна ему за это. Хоть что-то хорошее принесло наше расставание: мотивацию, необходимую для того, чтобы Ной выбрался из Вашингтона. Он рассказывает все, что успел узнать о Калифорнии, и когда он уходит, солнце уже катится к закату – и я понимаю, что мама все это время провела в своей комнате.
Я выхожу на задний двор и иду к оранжерее, где часто играла в детстве. Вглядываюсь в свое отражение в стекле, вижу, что почти все растения и цветы внутри этого маленького сооружения погибли, да и вообще там царит полный беспорядок – и сейчас это кажется вполне естественным.
Мне так много нужно сделать, так много узнать. Надо найти жилье и как-то забрать свои вещи из квартиры Хардина. Я всерьез подумывала оставить все там, но так не пойдет. У него вся моя одежда и, что самое главное, все мои учебники.
