В отличие от матери, он никогда не считал себя любителем поэзии. Более того, до прошлого дня рождения, когда ему впервые в жизни посвятили стихи, он с трудом мог вспомнить, когда и где читал или слушал их в последний раз. Тогда он был приятно удивлен, не более.
Другое дело - состояние, когда чуть позже периодически стал получать стихи по почте и читать по утрам в кабинете: каждая строчка, каждое слово переполняли душу теплом и нежностью, от избытка чувств перехватывало дыхание.
В последние дни он часто их перечитывал, задумывался над датами под строками, восстанавливал хронологию событий.
...Ночь-разлучница. Тишина...
Я болею тобой. Не спится.
Телефон на столе. Слеза -Капля мокрая на ресницах.
За окном - свет далеких звезд:
Ограниченная безбрежность.
Я присниться тебе хочу,
Колыбельную спеть про нежность.
Еле слышно, едва дыша,
Избегая прикосновений.
Ты не бойся: моя душа Не разрушит твоих сновидений.
Легким облаком проплывет,
Промелькнет, пролетит, растает Если вдруг разбудила - прости И пойми: мне тебя не хватает.
Пожалей меня, не гони.
Я дороги назад не знаю.
Обними, рядом спать уложи -В снах твоих я легко засыпаю....
«И мне хочется засыпать в твоих снах, - перечитал он одно из стихотворений. - Но еще больше - вместе с тобой, рядом... - Глянул на дату: - Предпоследнее...»
После него в почте значилось еще одно послание: ссылка на блог и прощальное письмо. Больше от Кати ничего не приходило. Хотя он постоянно ждал ответа на несколько писем с просьбой позвонить, периодически включался в социальные сети, где у Кати аккаунты. Но в Интернете она не появлялась с того самого дня, как покинула редакцию.
«И словно отрезала себя от всего мира. Но зачем она так поступила со мной? - с какой-то детской обидой в который раз подумал Вадим. - Стихотворение написано... - он сверился с календарем, -...в ночь, когда она была в Гомеле. Я, как только прочитал, сразу позвонил... Как давно это случилось - больше трех недель назад! Целая вечность...» - погрузившись в воспоминания, он открыл папку с фотографиями из боулинг-клуба.
Две из них стали его любимыми. С одной, игриво улыбаясь, прямо на него смотрела Катя с микрофоном в руке, на другой они запечатлены рядом в тот самый момент, когда в игре объявили перерыв перед решающей партией. Он как раз приглашал ее продолжить день рождения и даже не заметил, что кто-то их снимал, настолько был увлечен разговором.
Никаких других фотосвидетельств их отношений не сохранилось: не успели попасть в объектив фотокамеры или не думалось, что наступит день, когда не будут вместе? Скорее, наоборот. Перед отлетом в Германию Вадим не сомневался: он проведет с этой женщиной всю оставшуюся жизнь.
«И вот дожил до «светлых» времен - ничего другого в голову не лезет... Что же ты делаешь со мной, Катя?» - откинувшись на спинку кресла, Вадим тоскливо уставился на монитор.
Словно уловив безвольное состояние хозяина, почувствовав полную свободу и бесконтрольность, мысли тут же стали рассеиваться, разбегаться, пока совсем не исчезли, оставив пустоту. Не 1улкую, не звенящую - никакую: окружающие звуки постепенно слились в затухающий монотонный гул, а затем и он исчез. В пустоте никого и ничего не осталось, даже Вадима.
Хотя почему никого? Кто-то же сумел понять, что это пустота? Во всяком случае тело определенно при нем. Но как бы фрагментарно, без управления из единого центра. Глаза то сосредотачивались на мониторе, то блуждали по кабинету, надолго застывая в любой беспредметной точке. Одна рука то лениво щелкала мышкой, то вычерчивала на раскрытой странице ежедневника геометрические узоры; другая то подпирала кулаком подбородок, то касалась мобильника, то бездвижно покоилась на подлокотнике. Ноги тоже отказывались быть в одной связке с телом: они или подолгу покоились, или находили себе занятие, о чем говорило ритмичное покачивание кресла.
Между тем приближалось время планерки.
- Вадим Сергеевич, - заглянула в кабинет Зина. - Вас...
- Пусть начинают без меня, - предугадав вопрос, отстраненно произнес он.
- Хорошо... Может, вам кофе? - робко предложила секретарша.
Она уже раз пять подходила к двери, но так и не решилась постучать. Понимала: шеф не в духе, и ничем хорошим ее появление не закончится. И раньше такое бывало, он засиживался в кабинете - напряженно работал, к примеру. Но тогда он давал какие-то указания, делал перерывы, выходил покурить, кого-то к себе вызывал. А здесь словно и нет никого за дверью: ни телефонных разговоров, ни шорохов, ни звуков.
«Прямо беда какая-то! - передав Красильникову указание Вадима Сергеевича, расстроенная Зиночка вернулась в приемную. -Надо все бросать и искать Катю!»
Оглянувшись на дверь директорского кабинета, она набрала Зиновьева:
- Саша, привет! Ты свободен? Сможешь меня свозить в одно местечко?.. Нет, недолго. Я быстренько постараюсь: туда и обратно... Через пятнадцать минут? Чудненько! Жду! - обрадовалась она, снова глянула на дверь и стала быстро переобуваться.
«Сказать или не сказать, что на полчаса отлучусь? - раздумывала Зина, застегивая молнии на сапогах. - Надо все же предупредить», - победило в ней чувство ответственности.
Едва слышно постучав в дверь, она чуть-чуть ее приоткрыла, просунула голову в проем и застыла: сидя в кресле, шеф... спал!
Растерявшись, Зина машинально сделала шаг назад, но вдруг остановилась: «А если он не спит? Если ему плохо?»
Бесшумно сняв сапоги, она переступила порог, на цыпочках приблизилась к креслу и прислушалась к равномерному дыханию.
«Вроде спит, - успокоилась Зиночка. - А накурено-то как! Что ж вы с собой творите, Вадим Сергеевич, что ж вы себя так изводите?! Неужели нельзя пересилить свой нрав и сделать первый шаг? - в сердцах подумала она и, бросив случайный взгляд на монитор, оторопела: прямо на нее смотрела Катя Проскурина. - Ох, дуреха, дуреха! - покачала она головой, еще больше расстраиваясь. - Любит он тебя! Любит, как никого и никогда! Вот отыщу тебя и выскажу все, что думаю! Просто дуреха невероятная: и сама мучается, и Ладышева довела до ручки! Разве ж так можно? Жизнь одна, и моменты счастья надо ловить, наслаждаться!»
Все так же на цыпочках Зина покинула кабинет, тихо прикрыла за собой дверь, опять обулась, набросила дубленку и вышла в коридор.
- Александр Петрович, пожалуйста, не, пускайте никого к шефу. Он занят важным делом. И Красильникова предупредите - Вадим Сергеевич пропустит планерку. А я скоро вернусь, - скороговоркой попросила она сидевшего за столом немолодого охранника.
