Он примерно решил: если справится, вернуть звание и немедленно забрать в штаб. Дефицит грамотных людей рядом с собой Пазыреву казался страшнее нехватки бойцов в дотах укрепрайона. Планировать на словах умели все, а на деле больше «на фанере пролетали над Парижем», строя глобальные планы и увязая в неучтенных мелочах. А такой график – отличная шпаргалка. Михаил Иванович давно считал себя опытным администратором и сразу ухватился за новый, казавшийся очень понятным, инструмент.
— Думаю, предложение принято, и мы вам поможем, — подвел итог Пазырев.
Конечно, Панов и не сомневался. Лошади, которая вечно что-то везет, так и норовят увеличить массу груза.
— Интересно, а Максим Дмитриевич понимает, какая теперь армия? Если не справитесь, придется серьезно ответить за свои слова, — вновь громогласно вмешался полковой комиссар Печиженко. Из доклада Ненашева он с трудом понял половину. Слишком уж много терминов, да и скучно выслушивать про разные планы и графики: боевой подготовки, командирской учебы, тылового обеспечения и прочего багажа, накопленного советской армией за десятилетия своего будущего существования.
Главное, в мероприятии, поддерживаемом генералом, политотдел никак не упомянули. Будто и не нужен он, а ведь красноармеец, прежде всего, должен быть сознательным и политически грамотным, остальное обязательно приложится. Не может быть иначе!
Пазырев оглянулся на него с досадой, вновь забывается Печиженко. Единовластный начальник в укрепрайоне теперь один, и это совсем не Иван Григорьевич. В августе сорокового года комиссар стал замполитом, обязанным лишь одобрять решения командира. Но натуру человека за год не изменить. Вот и продолжает по привычке жить в кожанке комиссара. В ней, наверно, и умрет.
Ненашев, улыбнулся в крупное лицо полкового комиссара. Проснулась партийная совесть. Но имеет право. Даже беспартийного он обязан сделать большевиком. Аполитичный командир, это наполовину враг или того хуже: скрытый вражеский агент[45].
Панов покинул ряды военных, когда люди с горящим сердцем окончательно выродились, вернее, вступили в отряд беспозвоночных. Рвали они теперь другое место, куда прижимали добытые в дефиците материальные блага. И за «слова» на политзанятиях никто не ответил, и на баррикады не полезли.
Не насилуя душу, Максим на автомате выдал:
— Иван Григорьевич! Я ответить не боюсь, но если поможете толковым партийцем, сделаем гораздо больше. Такому батальону нужен очень хороший комиссар. Слова «тогда вдвое больше сена для нашей коровки запасем» вслух он не произнес. А черт его знает, кого пришлют. Но, желая окончательно добить ситуацию, в духе знакомых ему времен, Максим достал из планшетки блокнот, коряво исписанный карандашом.
Глотнул воздуха, и, чуть путаясь, бодро зачитал: «мы, как люди доброй воли, должны быть всегда готовы к наглой вылазке империалистов и способны помочь Красной Армии смело и победно наступать, согласно боевому уставу на территорию коварно напавшего врага». Ну и, конечно, добавил знаменитую фразу про фашистских свиней, желавших «залезть своим рылом в наш, советский, огород»[46].
После ожидаемых усмешек окружающих, капитан снял очки и близоруко огляделся:
— Я неправильно мыслю, товарищ полковой комиссар?
— Правильно думаете, товарищ капитан, — чуть натянуто улыбнувшись, поправил неграмотное слово Печиженко. Со словами последнего партийного съезда нельзя не согласиться, но комбат в понимании текущей ситуации чуть устарел, хотя и неуклонно повышает политический уровень и явно несет в заветном блокнотике цитаты на любой случай. Слово «фашисты» в текущий момент нельзя употреблять.
Впрочем, задор Ненашева комиссару понравился. Сегодня редкий человек готов взяться за кажущуюся невыполнимой задачу.
— А почему вы не член партии и даже не кандидат, товарищ Ненашев?
— Пока не достоин, — Максим поднял руки в извиняющем жесте.
Шли бы все в задницу, ему еще кандидатского стажа не хватает для полного счастья. А может сразу ляпнуть, что их главный великороссийский коммунист прямо требует для страны исключительно соборной формы управления. Что это такое, толком никто не знает, зато с нами Ленин и Христос!
«Панов, не кизди!», — прервал свой полет мысли капитан.
У этого человека, с крупной головой и красиво седеющей шевелюрой, впереди бой, ранение и плен. Фрицы аккуратно посчитают число шпал в петлицах, спорют звезду с рукава на сувениры, и решат сразу не стрелять, а испытать на предмет сотрудничества.
Но из лагеря он сбежит. Партизанский отряд, плен, побег. Желание добраться до линии фронта и неизвестность, перешедшая в забвение. Сгинул, пропал, могилы не найти.
Комбат глубоко вздохнул.
Такая искренняя реакция Печиженко понравилась, настроение не подделать, и он одобряюще кивнул головой.
— Теперь и я поддержу ваше предложение. Если справитесь, сразу думайте о вступлении в партию. Но помните, наше доверие надо заслужить.
«Как и вазелин!», — улыбнулся Максим и ответно произнес:
— Без пота нет награды.
— Капитан, кто берет слишком высоко, может, не закончить песню, — генерал выражался на приличном «хохдойче». Пазырев немедленно ожил, зная дословный перевод немецкой пословицы.
— Не мучаясь, не дожить до счастливых дней, — на том же языке ответил Максим.
Печиженко и Реута переглянулись. Акции Ненашева еще больше выросли в цене.
Демонстрировать знание языка Панов не боялся. С его акцентом секретным агентом не стать, а родную речь Шиллера и Гёте учили в русской школе. Вермахт удивлялся, и заставлял лишь марать или вырывать первую страницу учебника, где портрет Сталина. Рабы должны понимать язык новых хозяев.
Что такое «юнгштурмовка» и «рот-фронт» давно знает все население страны. Еще недавно в Испании бойцы немецкой интербригады и советские добровольцы радом друг с другом отважно бились с фашизмом. И пока еще автономная республика немцев Поволжья граничит со Сталинградской областью, еще не зная, что разъедется навсегда в Казахстан и в трудовые армии.
Совещание закончилось, а генерал, оставшись один, задумался. Не прост его «бухгалтер» и нужен за ним глаз да глаз. Еще бы побольше узнать о новом способе планирования…
Он с удовольствием посмотрел на почти готовую статью: надо добавить от себя, причесать и сбавить немного агрессивный тон нового подчиненного. Основную идею этих кружков и стрелочек Пазырев уловил, но методику расчетов капитан дал упрощенно, наверняка умолчав о множестве, досадных для непосвященных, моментов.
Пазырев перебирал в уме людей, желая сразу иметь рядом с Пановым верного человека. Обычный вариант отпадал, нужен кто-то, не только умеющий держать язык за зубами, но и не выносящий сор из избы.
Михаил Иванович немедленно осознал, насколько он полезен и ценен для страны, жаль, потенциал его не оценен. Возникла одна мысль.
Он открыл дверь и коротко бросил замороченному адъютанту:
— Зайди ко мне.
Младший лейтенант скомкал в кулаке очередной исписанный лист бумаги и покорно вошел в кабинет.
— Садись, Иван. Хочу тебе задать вопрос. Как думаешь, не слишком ли кто-то засиделся в младших лейтенантах?
Глава пятая, где два сапога не пара (3 июня 1941 года, вторник)
Если ночь прошла без сна, ложиться утром в постель преступление для организма. Стоит чуть-чуть прикорнуть, и ходишь ты потом весь разбитый, чуть ли не с головной болью и все дела в тягость. Вот и не стал Ненашев пугать таким сном бессонницу, а поперся в ближайшее заведение общепита.
Ресторан межрайторга, он же на местном жаргоне «Деревяшка» не испугал Максима архитектурой «барачного» типа.
Менялись названия, власть и владельцы, но кухня все равно оставалась отменной, пока домик не пошел под снос, а люди, несколько десятилетий готовившие там пищу, или умерли, или разошлись по другим местам.
