- Я желал бы переговорить с вами, - герцог протянул Стефании руку и, видя, что она не двигается с места, сам взял под локоть. - Где-нибудь подальше от посторонних ушей.
- Конечно, Ваша светлость, - с трудом выдавила из себя виконтесса.
Странно, но сейчас она боялась его больше короля и покойного Ноэля Сибелга.
На негнущихся ногах, стараясь держать лицо и спину, Стефания повела Лагиша наверх, на второй этаж.
- Он живёт с вами?
Виконтесса не сомневалась, что речь об Иваре, и кивнула. В тоне герцога не слышалось осуждения, но ей почему-то стало стыдно.
- В одной комнате, как муж с женой?
Стефания сглотнула и кивнула. Стыд полностью овладел всем её существом, будто двенадцатилетней девочкой, а не двадцатиоднолетней женщиной. Вспомнились смятые грязные простыни в спальне, и стало противно.
- Насколько я знаю, он сделал вам предложение. Вы приняли его?
Виконтесса снова кивнула и провела герцога в одну из отремонтированных комнат второго этажа. Но внимание Лагиша привлекли недовольные крики Августы, которую кормилица пыталась насильно уложить в колыбель. Не спрашивая разрешения, он заглянул в детскую.
Кормилица, выпустив ребёнка, застыла в глубоком поклоне, а Августа замолчала, во все глаза уставившись на незнакомого дядю.
- Ваша копия, миледи, только гораздо шумнее.
Стефании показалось, или он улыбнулся девочке? Трудно сказать - сейчас улыбки на лице не было.
- Простите её, она ребёнок, - виконтесса подала знак кормилице угомонить Августу.
- И заметно подросший. Что ж, дай ей бог здоровья.
На этом интерес к девочке был исчерпан.
Разговаривали в полупустой комнате, из которой Стефания планировала сделать гостиную. Пока из всей мебели там стояли лишь пара стульев. На одной из стен, диссонируя с обстановкой, висела шпалера.
- Небогато живёте, - покачал головой Лагиш. - Присаживайтесь.
Виконтесса возразила, что не может сидеть при Его светлости. В итоге оба остались стоять.
Беседа началась с долгого молчания, которое прервал герцог.
- Миледи, вы кажетесь мне разумной женщиной, - устало произнёс он, облокотившись о спинку стула. - И сами знаете, что есть два пути…
- Отступить или стать любовницей? - отвернувшись, ответила Стефания.
На глаза навернулись слёзы. Мир в который раз рушился, опуская с небес на землю.
- Не подумайте, что я считаю вас неподходящей парой для сына, просто речь о наследниках герцогства, а это налагает определённые обязательства.
Виконтесса кивнула, тайком утирая глаза. Она всё поняла и сегодня же объяснит Ивару, чтобы тот отступил. Его суженная - та принцесса, а не какая-то Стефания Эверин, вдова-отравительница, мать бастарда принца. Какая из неё герцогиня? Разве такие рожают наследников престола, пусть даже местного? Её кровь против крови Дартуа… Нужно знать своё место.
Лагиш ещё что-то говорил: кажется, убеждал сломить упрямство маркиза, отговорить от осенней помолвки, но Стефания не слышала. В ушах звучал собственный скорбный голос, травивший душу, а глаза застилали слёзы.
Она сделает всё, как он скажет, беспрекословно подчиниться, разгладит складки на лбу. Герцог и его герцогство не должны страдать из-за неё, мелкой дворянской шлюшки, которая гордиться должна, что с ней говорят на равных, а не приказывают. А ведь Лагиш волен был приказать, выдворить её из Каварды, назначить Августе другого опекуна, а её, Стефанию, лишить прав на дочь за аморальное поведение. И закон на его стороне, пожаловаться она никому не сможет, да и не станет.
Потом реальность вновь вошла в сознание, и, испугавшись, что больше никогда не слышит его голоса, виконтесса начала вслушиваться в слова, стараясь запомнить хоть что-то, что потом можно будет вспоминать. Она предчувствовала, что в краткие или долгие моменты до сна хоть раз воскреснет в голове этот бархатистый тембр.
Да, именно так - закрыть глаза и слушать.
- Но если вы действительно любите его, - донёсся будто издалека голос герцога, - то, чёрт с ним, так и быть… Дам год на раздумье, потом посмотрим. Но Ивар уедет со мной в Амарену и встретится с принцессой. Разлука не пошла ему на пользу, быть может, я ошибался…
- Миледи, вы плачете? - оборвав фразу на полуслове, с тревогой спросил Лагиш.
Виконтесса опомнилась, шмыгнула носом и замотала головой. Как назло, с собой не оказалось платка, и она торопливо утирала щеки рукавом.
Герцог подошёл к ней, протянул платок, ободряюще коснулся руки, заверив, что не желал такого эффекта от разговора. Стефания дёрнулась, будто ошпаренная, и, сославшись на головную боль, попыталась сбежать. Платком она не воспользовалась, неосознанным жестом прижала к груди.
Лагиш остановил её вопросительным окликом. Виконтесса замерла, нервно сжав злосчастный платок. Хотела бросить - не смогла.
Внутри бушевала целая гамма чувств, где балом правила вина. Вина и угрызения совести, твердившие о её гадкой душе, которой давно уготовано место в аду.
- Я чем-то обидел вас, миледи?
Она заверила, что нет, и снова разрыдалась.
Меньше всего на свете Стефания ожидала, что герцог обнимет, станет успокаивать её. Он полагал, что дело в любви к Ивару, а виконтессу сотрясала мелкая дрожь. Хотелось прижаться, чтобы эти руки крепко прижали к себе.
Стефания понимала, что нужно отстраниться, но не могла.
Пальцы бессильно лежали на его руке, глаза прожигали дыру в полу, а сердце то пускалось вскачь, то заходилось.
Кое-как сделанный узелок развязался, и чепец сполз герцогу на камзол.
Лагиш, видя, что его увещевания возымели силу, успокоили виконтессу, тем не менее, не спешил её отпускать, вслушиваясь в дыхание Стефании.
Оба, неподвижные, стояли так несколько минут, пока герцог не коснулся пальцами свободной руки подбородка виконтессы:
- Ну же, выше голову, вам нечего стыдиться. Я действительно не предполагал, что всё так серьёзно. Вы поедете с нами в Амарену, и, если Ивар не передумает, я дам разрешение на обручение. Но со свадьбой придётся подождать. Год или полтора. Юноши ветрены, и я не желаю, чтобы его ошибка дорого встала герцогству.
Не удержавшись, он провёл ладонью по блестящим волосам Стефании, рассыпал их веером сквозь пальцы. Отпустив виконтессу, Лагиш наклонился, поднял соскользнувший на пол чепец и, поцеловав руку, отдал владелице.
- Приводите себя в порядок, будущая невестка, и спускайтесь вниз. Покажите, как обустроились на новом месте. И не плачьте больше по пустякам. Если есть цель, за неё следует бороться, а не отдаваться на милость судьбы.
Когда герцог ушёл, Стефания с трудом добрела до стула и рухнула на него. Воскресила в памяти объятья, провела рукой по волосам, как это делал Лагиш, и, встрепенувшись, упала на колени, моля бога вразумить её и избавить от искушения.
Пальцы же до сих пор сжимали платок. Его виконтесса потом спрятала, как прятала раньше мелкие "секреты" от родителей. Стефания устало опустилась на постель, велев горничной распаковывать вещи. Голова гудела: и от дороги, и от утомительного разговора с управляющим, на попечение которого оставила Каварду, и от собственных мыслей.
Она сознательно настояла на том, чтобы ехать отдельно от отца и сына Дартуа, объяснив своё решение неотложными делами и нежеланием компрометировать Ивара. Накануне отъезда между ними состоялся тяжёлый разговор, в ходе которого Стефании удалось убедить маркиза взглянуть на портрет принцессы.
Провожать высоких гостей виконтесса не вышла, сославшись на плохое самочувствие. На самом деле она боялась повести себя не так, как следует: до сих пор помнился стыд от мыслей о герцоге.
Объезжая виноградники, чтобы проверить, собран ли весь урожай и готовят ли лозы к предстоящей зимовке - пусть до холодов ещё два месяца, но начинать работы необходимо сейчас, - Стефания случайно наткнулась на замаскированную ветками землянку. В ней обнаружились запасы еды и оружие.
Попытки выяснить, кому принадлежит это жилище, не увенчались успехом: крестьяне упорно молчали и отводили глаза. Потом старший виноградарь предположил, что землянка осталась с войны, и поспешил увлечь госпожу прочь, сменив тему.
