Бочки людьми загрузили на заднем дворе и выкатили к повозке, будто обычные, из погреба. Со стороны всё выглядело обыденно: виконтесса отправляла слуг на ярмарку, в город. Они так же буднично переговаривались, бранились, будто и не спешили. По дороге было задумано ненадолго останавливаться для разговоров, чтобы не вызвать подозрений у сторонних наблюдателей.
Стефания не сомневалась, что местные направили солдат по ложному следу: лагишцы скорее умрут, чем помогут завоевателей. Хоть об этом можно не волноваться. Она тоже пыталась вести обычную, размеренную жизнь, перво-наперво посвятив управляющего в легенду, которую сочинила для офицера. Тот заверил, что не взболтнул лишнего и в качестве комплимента назвал госпожу 'настоящей лагишкой'.
- Теперь герцогство - моя родина, - скромно ответила она, умолчав о связи с семьёй Дартуа.
Ивар оказался прав: ородонцы вернулись, появились в обеденный час, когда только-только стемнело. Стефания догадывалась: пытались подловить беглецов.
Первым делом они пересчитали лошадей в конюшне и очень расстроились, что все на месте.
В этот раз офицер долго допрашивал управляющего и слуг, а солдаты осмотрели то, что не успели ночью. Не обошлось без травм - балка отдавила излишне подозрительному стражу ородонской государственности ногу. Ему не торопились помочь, молчаливо злорадствуя.
Взяв с виконтессы слово немедленно сообщить о любых подозрительных личностях на её землях, офицер с солдатами удалились - досматривать остальные дома. Её ни в чём не обвиняли - тщательный обыск, допросы и слово чести сняли любые подозрения. Наоборот, офицер расшаркался в извинениях, обещав при первой же возможности прислать цветы столь очаровательной даме.
Стефания сделала вид, что всё ещё обижена, но польщена комплиментом. Когда отряд скрылся, она велела управляющему голубиной почтой известить герцога о розысках и ранении сына. У неё самой не было птиц из столичной голубятни, а вот у соседей имелись. Они, несомненно, не откажут в помощи, если, конечно, сами уже не отослали крылатых вестников в дорогу. Отправлять послание обычным способом было неразумно: письма могли перехватывать и вскрывать. Но и спешно ехать к ближайшему дворянину не стоило - по тем же соображением здравого смысла.
В итоге решили обождать до утра и совместить нужное с обыденным: передать письмо и сторговаться о корме для скота. Ночь выдалась бессонная: Стефания переживала за Ивара, за тайник на своих землях, - не нашли бы! - за герцога… Она помнила клятву, принесённую им королю: там были строки о верности Ородонии. Если Лагиш подымет восстание, то герцога обвинят в государственной измене и казнят. Никакой суд не оправдает, да и кто усомнится, что правитель не причастен к мятежу.
Мечась львицей по клетке, виконтесса думала, как может помочь любимому. Сейчас она решила быть честной сама с собой: Ивара она любила как близкого друга, а герцог привлекал её как мужчина. Потом решила, что надо найти виновных и якобы наказать их, а самим искать союзников. Для этого пригодится Хлоя: переписку лучше вести через неё.
Усмехнулась: да кто станет её слушать? Кому нужны её идеи, забота? Максимум, что она может - прятать оружие и людей, узнавать через сестру планы Ородонии. То есть предать родину. Но изменницей виконтесса себя не считала: она не лгала, говоря о любви к земле Лагиш.
Не выдержав, Стефания среди ночи послала будить управляющего, чтобы тот проверил тайник. От него передали ответ: 'Того, что вы ищите, давно нет'. Значит, либо землянка пуста, либо тайник перенесли в другое место, что разумно: виконтесса же обнаружила его.
Сон всё не шёл, и Стефания задумалась об Августе. Необходимо было убедиться в её безопасности и, если потребуется, переправить родным. На родителей рассчитывать не стоит: при нравственных убеждениях и характере отца малышку не ждало ничего хорошего, а вот Амати могли её принять.
Но это всё потом, а сначала нужно предупредить об Иваре и разузнать, что происходит.
Виконтесса успела перехватить одного из голубей, упросив через управляющего соседа отправить письмо. От сердца отлегло.
Стефания ежедневно следила за новостями, но ничего, никаких новых волнений. Солдаты вроде бы напали на след банды разбойников, одного даже повесили. Оставалось только гадать, кто попал им в руки. Но не казнить никого нельзя - пришлют новые войска.
Кавардийский замок утопал в снегу. Ветер завывал в трубах, стучался в окна, пугая Августу. Она не могла заснуть, если кто-то не укачивал её, напевая колыбельную.
Странным украшением предпраздничной недели стали виселицы в главном городе провинции. Тела до сих пор висели, припорошённые позёмкой, окаменевшие, исклёванные воронами. Их вешали по приказу местных властей - но в угоду завоевателям. Считалось, что это именно они украли деньги и перерезали солдат. Один местный, двое ородонцев-дезертиров.
Убийц военного наместника так и не нашли. Вернее, нашли, но мёртвых, тех, кого подстрелили во время отступления и погони. В самом южном из портов сообщили, что пятеро подозрительных субъектов в спешном порядке якобы отплыли на Острова полумесяца. Моряки божились, что видели их, садящимися на иностранную шхуну, и живописали, как команда корабля колола лёгкий ледок акватории, чтобы выбраться к тёплому течению.
Они ушли в самый последний судоходный день, когда остальные суда давно спустили паруса, приготовившись для зимовки. Случилось это две недели назад, как раз на границе осени и зимы, когда Ивар постучался в ворота Кавардийского замка.
История выглядела правдоподобно: на юге море замерзало на неделю позже, нежели в той же Амарене. Да и заморские княжества изначально не состояли в добрых отношениях с Ородонией. Словом, король проглотил предложенную версию, хотя и потребовал провести доскональное расследование.
В тот день Стефания помогала кухарке печь традиционный местный пирог, который подавали в Светлый праздник. Не потому, что увлеклась кулинарией, а потому, что надеялась так побороть волнение и скуку. Ей доверили самое простое: просеять муку и вымочить изюм с курагой.
Кухарка месила сладкое тесто, служанки ловко готовили начинку из творога и мягкого сыра.
Такой пирог пекли как и в богатых домах, так и в крестьянских хижинах, вся разница в том, что состоятельные люди могли позволить себе добавить в него орехов и посыпать сахарной пудрой.
Увлечённые работой, женщины не обратили внимания на стук копыт и голоса во дворе. Подняв голову и увидев на пороге кухни управляющего, Стефания не удивилась: она и подумала, что тот вернулся с объезда.
- Миледи, вас ждут, - необычайно серьёзно произнёс он. - Я проводил наверх.
И, обратившись к служанкам, велел немедленно отнести в гостиную вино и закуски.
- Почему не доложили о приезде гостей, не спросили, можно ли впустить? - виконтесса одарила управляющего недовольным взглядом.
- Потому, что Его светлости не нужно ваше разрешение, миледи.
Стефания вздрогнула, бегло осмотрела и отряхнула платье, и поспешила наверх. Кликнула горничную и велела наскоро себя переодеть. Унимая дыхание, виконтесса размышляла над тем, что скажет, стыдилась бедности своего жилища и жалела, что попотчевать гостя будет нечем. Совсем не то подают в герцогском замке.
Когда Стефания вошла в гостиную, Лагиш стоял к ней спиной, рассматривая скудное убранство помещения. Взгляд приковал гобелен - единственное яркое пятно. Её шаги он услышал и повернулся прежде, чем виконтесса успела его поприветствовать.
Стефания замерла в глубоком реверансе и пробормотала слова извинения. Вышло что-то детское, несуразное, напоминавшее оправдания двенадцатилетней девчонки. Решив, что лучше вообще молчать, виконтесса так и осталась в полусогнутом положении, дожидаясь разрешения подняться.
- Не стоило торопиться, миледи, я прекрасно бы подождал столько, сколько потребовалось бы, - мягкая магия его голоса наполнила гостиную, тем же знаком жаром опалив изнутри и заставив трепетать, рваться наружу сердце. - Встань же, я не смею вас держать…
