Мы вышли из башни, я притворил дверь, зачерпнул с земли пригоршню пушистого снега и протер дверную ручку. Отпечатки пальцев оставлять не стоило.
Котя заглянул мне в глаза:
— Кирилл… но как? Она же акушер! Иллан рассказала — акушеры могут уничтожить любого, кого сделали функционалом. Твою башню разрушили, ты стал человеком, а ее убил? Не верю!
Мне было тоскливо. Очень и очень тоскливо. А еще — ужасно холодно в мокрых брюках и рубашке с коротким рукавом на заснеженной зимней улице…
— На ухо скажу, — произнес я, озираясь. Котя послушно повернул голову. Я наклонился к его уху и прошептал: — Дело в том, что у любого функционала есть особые чувствительные клеточки на кончиках ушей. Если дать функционалу по уху, он от расстройства умирает!
Котя фыркнул и выпрямился. Посмотрел мне в глаза:
— Кирилл, не гони…
— Я только одного не знаю, — продолжал я тем же шепотом, ничуть не беспокоясь, услышит меня Котя или нет. — Подействует это на куратора? Или нет? А?
— Не знаю, — сказал Котя и снял очки.
— Будем на тебе проверять? — поинтересовался я.
25
Все-таки Борхес был не прав.
Помимо трех великих сюжетов существует по меньшей мере еще один, заслуживающий того же внимания.
Это предательство друга и измена любимой.
Никогда не началась бы война, не отправились бы за славой (а если честно — за богатствами) веселые греческие царьки, не осаждали бы Трою, не плутал бы по пути домой Одиссей — если бы Елена не укатила с Парисом. Не ринулись бы на поиски острова сокровищ Джим Хопкинс в компании со сквайром Трелони и доктором Ливси, не штурмовали бы форт пираты, не вернулся бы наконец домой злополучный Бен Ганн — если бы Билли Бонс не обманул подельников и не удрал с картой.
Хотя с другой стороны — без измены Елены мы не узнали бы верности Пенелопы.
Любовь и дружба — это то, ради чего приходится терпеть измены и предательство.
И все-таки быть преданным — это всегда тяжело.
Котя вздохнул и опустил глаза. Виновато пожал плечами. Сказал:
— Можешь попробовать… Откуда ты узнал, что я — куратор?
— Наталья сказала.
— Она не могла этого сказать. — Котя покачал головой. — Наталья не знала, что я — куратор. Вообще не подозревала, что я — функционал.
— Да. Она сказала только про куратора. Что он — это ты, я понял сам. Слишком поздно, к сожалению. — Я не выдержал и повысил голос: — Не бывает такого, чтобы в файлах сохранялось упоминание о функционалах! Не бывает! Полицейский, бывший историк, жаловался, что даже сейчас его письма никуда не доходят, что файлы стираются. Если цель в том, чтобы вырвать людей из их жизни, помешать им сделать что-то важное, — никакие данные сохраняться не будут. Никаких следов! Исчезают фотографии, школьные табели, детские рисунки — и вдруг исключение для твоего компьютера? Ха! Не смеши меня, Константин!
Котя покивал. Развел руками:
— Ну вот, так всегда. Хотелось как лучше… Мне и без того было очень неприятно тебя отряжать в функционалы. Да еще посредством этой дуры! Фригидная, злобная неудачница. Я этих, с Аркана, сам не люблю, если тебя это успокоит!
— То есть ты сам — не оттуда?
— Нет, Кирилл! Все не так просто. Неужели ты подумал, что из Аркана засылают десант из акушеров с начальником во главе — и начинают переделывать мир?
— Примерно так я и думал. — У меня уже зуб на зуб не попадал, и Котя это заметил. Вздохнул, расстегнул теплую куртку, протянул мне, оставшись в теплом свитере:
— Оденься!
— Нет, спасибо. — Я покачал головой.
— Да хоть на плечи набрось! Ты же теперь обычный человек, простынешь!
Дальше упираться я не стал — было слишком холодно. Куртка с трудом, но застегнулась.
— Все несколько иначе, — продолжал Котя. — Сила, которая дается функционалу, — она не от него… не только от него самого. Она принадлежит еще и миру, в котором тот живет. К нам не могут прийти из Аркана и начать превращать людей в функционалов. Вначале им надо найти куратора. Того, кто научится всему сам, с их помощью, конечно. И будет… ну, скажем так, контролировать ситуацию в целом. Примет глобальное решение и ответственность за происходящее.
— Так ты наш? — тупо спросил я.
— Наш! Нашее не бывает! — Котя засмеялся.
— Тебе сколько лет?
— Ну… побольше, чем выгляжу. — Котя отмахнулся. — Но я считаю, что молодость — она в душе. Верно?
— Котя. — У меня с трудом находились слова. — Но как? Зачем? Почему ты им позволяешь? За что нас так?
— Как так? — возмутился Котя. — Ты думаешь, у них, придурков, рай земной? Ага! Технологию они притормозили, идиоты… С каждого мира по нитке, себе кафтан решили сшить… У них, к примеру, по всей Африке войны кипят. Почему? Потому что рабства не было, вот ведь как все сложно в мире устроено! Весь континент окружен, пытаются примирить все эти Великие Эфиопии, Солнечные Суданы и Счастливые Зулусии — не выходит ничего! Зато потоки беженцев повсюду. Нельзя учиться на чужих ошибках, Кирилл!
— Но они же учатся!
— Это им так кажется. А я считал и считать буду, что без прогресса науки и техники цивилизация впадает в стагнацию и гибнет. Так что я для нашей с тобой Земли выбрал путь ускоренного научно-технического развития. Да, я выбрал! Мне предлагали и другие варианты.
— Войны, — упрямо сказал я. — У нас тоже повсюду войны. Катастрофы.
— Неизбежное следствие прогресса, — отрезал Котя. — Всегда чем-то придется жертвовать. Или эпидемии целые страны выкашивают, или люди друг друга истребляют. Я сделал выбор за всю Землю, Кирилл. Это так. Но только потому, что достойной альтернативы не было.
Мой гнев прошел. Сдулся, как лопнувший воздушный шарик. Может быть, отчасти причиной было свойственное Коте обаяние. Но отчасти — его уверенные объяснения.
— Не предлагаю верить мне на слово, — устало продолжил Котя. — С арканцами я договорюсь, со мной они спорить не станут. Или, на худой конец, сам проход открою. Я могу!
— И что?
— Съездим туда, — объяснил Котя. — Посмотришь, хорошо ли там живется. И решишь, надо ли искать лучшей судьбы, чем у нашей Земли!
Он шагнул ко мне. Потянул за рукав.
— Отстань? — попросил я.
— Что ты дуешься, Кирилл? Не мог я тебе открыться! У меня тоже есть кое-какие обязательства и принципы. Хочешь — по ушам мне надавай, по чувствительным точкам! Давай, сопротивляться не стану!
— Настю убили.
— Откуда я знал? — воскликнул Котя. — Ну откуда мне это было знать? Я бы сам Наталье за такое голову открутил, не прикончи ты ее! Все ведь шло к тому, что вы пойдете на соглашение. Наталья должна была назначить вам нечто вроде домашнего ареста — и все! Вот знал я, знал, что сексуально неудовлетворенным бабам доверять нельзя! Мне жалко Настю, Кирилл! Но даже я не могу воскрешать мертвых.
— Тебе действительно ее жаль? — спросил я.
— Да. Очень жаль. Я не ангел. Я столько всего повидал — ты бы поседел и ночами от страха кричал. — Его глаза вдруг стали непривычно жесткими. — Но когда гибнет красивая молодая девушка — я всегда очень переживаю.
— Мизантроп ты, Котя, — устало сказал я. — Хоть и куратор.
— Ну да. Проживешь две мировые войны и кучу революций — тоже таким станешь… Пошли, Кирилл! Уже и я замерз! Ну что ты ломаешься, будто восьмиклассница перед гинекологом!
— И пошляк.
— После тысячи подружек ты тоже…
— Я — не ты. Я не функционал больше, мне такие подвиги не светят.
— Брось! — Котя уже тащил меня за собой. — Разберемся. Найдем тебе работу поинтереснее. Как насчет акушера, а? Никакого поводка! Только работать придется в другом мире, это правило такое… Но тебе же Кимгим нравится? А Орызалтан — знаешь какой дивный город? Это у них вместо Москвы… Я там часто бываю.
У меня уже голова кружилась от всего, что случилось за последний час. Хотелось напиться. Или лечь и уснуть. А лучше всего — напиться и уснуть.
Но когда Котя подвел меня к скромно стоящему на улице «ниссану», я все-таки удивился. Машина не слишком роскошная, но я был уверен, что Котя не умеет водить… с его-то близорукостью.
