Димка повернул на меня голову, улыбнулся вновь, и у меня все внутри сжалось от его улыбки. Лучше бы он кричал, обижался, бил руками по стене, чем улыбался так… страшно.
«Маленький мой», — сжались тысячи разноцветных сердец.
— Так как ты узнал о Никите? — почти шепотом спросила я. Когда-то я так боялась, что кто-нибудь узнает о моих чувствах, а теперь все равно. Наверное потому что искренних чувств не стыдишься, а надуманных, тех самых, того самого красивого сверкающего розового цвета — да. Потому что подсознательно понимаешь, что они фальшивы.
— Случайно. — Он на мгновение прикрыл ладонями лицо и устало потер пальцами внутренние уголки глаз.
Почти через неделю поле того, как Димка сделал неожиданный вывод, что влюблен в Марию, он решился на отчаянный шаг — признаться ей. Сказать, что она ему нравиться и предложить встречаться. Быть честным по отношению к ней и к себе. Дима вообще был одним из тех, кто обоими руками цеплялся за честность и прямоту. Он не подозревал, что совсем скоро ему придется столько всего и ото всех скрывать. Да, он боялся реакции Машки, но ему было бы легче выслушать от нее, что он для нее ничего не значит, чем страдать по ней в неведении — а вдруг он ей все же небезразличен? А вдруг…? Вдруг? Димка ненавидел это слово.
Близились экзамены, шла зачетная неделя, весь их курс бегал, как сумасшедший, от одного препода к другому, запоздало сдавал контрольные, лабораторные, рефераты, курсаки, делал набеги на библиотеки и пристава к студентам старших курсов, выпрашивая у тех конспекты и лекции. Наверное, это было не самое лучшее время для признаний в любви. Но Димке было так фигово, что ждать он больше не хотел. Решил — значит сделает.
Поговорить с Машкой решил после сдачи последнего зачета, кстати, по все тому же зловредному английскому. По этому предмету они оба в зачетках получили желанное «зачтено» только лишь со второй попытки. Машка вышла из кабинета первая, со счастливой улыбкой — наконец-то получит «кирпич» и будет допущена к экзаменам! Он — через полчаса после нее. Димка знал, что еще некоторое время девушка будет торчать в университете. А это значит, что он сможет поймать ее и все рассказать, оставшись наедине. Чащин долго готовился к этому дню, не знал, как лучше сказать девушке, что чувствует к ней, нужно ли при этом шутить или оставаться серьезным, заигрывать или просто подойти и без слов обнять, ошарашить Машу. Остановился на том, что скажет ей прямо: «Ты мне нравишься, хочешь быть со мной?». Ночью перед этим днем Дмитрий почти не спал, и снился ему полнейший идиотизм. В ярком, красочном сне он участвовал в какой-то передаче, снимающейся где-то на небесах — вокруг, справа и слева, внизу и наверху, было бесконечное синее небо и белоснежные молочные облака. Перед ним стояли три девушки в красивых кремовых платьях: Маша, первая девушка Димки, с которой они расстались давным-давно и смутно знакомая девчонка, стриженная под мальчика, чье лицо было спрятано тенью облаков. Ему нужно было выбрать для себя кого-то из них. Зачем — загадка. Но это было очень важно. И он, не колеблясь, сделал выбор.
— Маша, — сказал Дима, и его голос, как будто усиленный мегафоном, разносится по всему небосводу.
— Ответ неверный, — спокойно произнесли облака, и над Машиной головой зажигается красный крест. Над бывшей девушкой — тоже. Коротко остриженная, чье лицо он так и не видел, сделала шаг вперед, взяла за руку опешившего парня и кивнула солнцу. Они вдвоем стали падать, касаясь телами мягких облаков, а потом он проснулся, отчего-то злой. Больше так и не заснул.
После зачета Дима нашел Машку неожиданно быстро и совершенно случайно. Он шел по коридору, набивая ей смс-ку по мобиле, и совершенно случайно услышал ее голос. Улыбнулся. Пошел на него, как зачарованный. И даже подумал, что это удача — встретить ее.
Машка в компании с подругами сидела на партах в небольшой пустой аудитории с распахнутой дверью. Они о чем-то жарко спорили. Чащин хотел подойти к девушкам, успел даже придумать очередную шуточку для Марьи, но внезапно услышал возглас Марины, который заставил его замереть около самой двери.
— Хватит сохнуть по этому Кларскому, Машка! Хватит!
— Тише! Прекрати орать его имя, — расстроено произнес голос его любимой девушки.
Почему-то в первые секунды Димка сразу и не подумал на друга. Для него это было как-то немыслимо. Такого ведь не бывает: чтобы твоя девчонка влюбилась в твоего приятеля? Это только в сериалах.
— Да кто услышит-то? — раздался голос другой Димкиной одногруппницы — Лиды.
— Мало ли. Я вам сто раз говорила, что не хочу, чтобы кто-нибудь знал, что он мне нравится.
— И чтобы сам Никита это знал — тоже. Признайся уже ему. Что любишь. — Сказала Лида.
Дима прекрасно слышал и это, и его взгляд становился все более и более стеклянным. От испуганного разочарования. Рука, держащая мобильник с недописанным сообщением, сама по себе медленно опустилась вниз.
Что? Она любит другого? Чушь! Или… нет?
Да, Марья влюблена в другого парня, и ей никто больше не нужен. Все это парень понял также быстро, как и то, что эта девчонка безумно ему нравится.
— Не могу признаться, — голос Бурундуковой был грустным-грустным. Не своим, всегда задорным и громким, а потерянным. — Не могу. Как? А если я ему не нравлюсь? А если он пошлет меня?
— Машка, да ты чего? С чего он должен тебя посылать? Ты — веселая милаха. И вообще, ты сама тупишь… Вчера мы стояли рядом с ним сколько времени во дворе! А ты даже не заговорила с ним, дурочка, — продолжала Марина.
— Да понимаю я все. Мне просто страшно, — вздохнула Бурундукова. — Я рядом с ним теряюсь. Мне никогда в жизни так страшно с парнями не было, как с Никитой.
— Ох уж этот твой Кларский! — продолжала выговаривать Лида Машке. — Что ты в нем нашла? Да, он очень симпатичный и высокий, и очень вежливый и умный, но вокруг много таких парней.
— Вот именно, — поддакнула Маринка.
— Чья бы корова мычала, — тут же попеняла ей сестра, — кому нравятся эти странные личности с длинными волосами и татушками?
— Они нормальные, — мигом надулась ее кузина. А Лида продолжала:
— Ты ведь его не знаешь, как ты можешь его так сильно любить, Маша?
— Могу. И все. Сама не знаю, почему, но могу. Он — лучший, мой Никита. А-а-аа, как мне хреново, девчонки, я идиотка, — судя по звуку, Машка ударилась лбом о парту. А Дима, понимая, что подслушивание — занятие, в общем-то, низкое, не мог заставить себя двинуться с места. Как это? Маша влюбилась в Ника? В того, кто почти не замечал девчонок, усиленно притворялся хорошим парнем и мог уложить в драке кучу народа? И для Машки он — самый лучший. Какого черта?!
— По-моему, тот же Димка куда лучше, чем Кларский. — вдруг сказала Лида.
— Ну, Чащин — классный, это точно, — согласилась Бурундукова, и в сердце Дмитрия тут же проникла голубыми искрами Ее Высочество Надежда. А вдруг она скажет сейчас… Что он нравится ей?
— А ты бы хотела с ним встречаться? — спросила с любопытством Маринка, словно бы услышала мысли Чащина, стоявшего за полуоткрытой дверью.
— Нет. Конечно, нет. Он же мой друг. — Сказала светловолосая девушка, и ее слова вызвали у молодого человека кривую улыбку. Нет, она же ясно сказала, что любит Никитоса, а это значит, что остальные Марье по боку! И он тоже. Он тупо просто друг.
Искры стали темно-коричневыми, почти как радужки Димки, и навсегда поселились в его глазах. Он ушел с ними вместе, почти убежал, хотя ноги были деревянными, словно он весь день качал их в тренажерке после годовалого перерыва. Странно, но в сердце были те же самые ощущения. И первое время они усиливались, как только Дима видел Ника или Машу, словно эти двое были мощными тренажерами.
Он еще ускорил шаг, а потом и вовсе побежал, как будто сдавал кросс на скорость. По дороге едва не врезался в неспешно идущую по коридору Ольгу Князеву и ее подругу Регину, извинился и помчался дальше. В тот день он первый раз в жизни сильно напился с недоумевающими друзьями, и пару дней не ходил в универ.
