– Отстань от них, Кузьмич.
Тут они все как по команде повернули головы и посмотрели на второго. Он усмехнулся.
– Здрасти, дамы.
Этот второй тоже оказался обманщиком!.. Широкоплечий, поджарый, как будто из цельного куска отлитый, темные отросшие волосы падают на глаза. Он улыбался, и у глаз собирались мелкие морщины, которые не старили его, наоборот, от них он казался совсем молодым, странно молодым.
…Как это называется? Ковчег «полста-три»?.. Учет, нет, кордон!..
– В баню, мужики. Я ту истопила, которая в доме.
– Правильно сделали, Зоя Петровна. До дальней в метель не дойдешь.
Тут все разом пошли куда-то и потащили за собой Петечку и Степана, так и не произнесших ни звука, и Сергей Васильевич, про которого все забыли, потопал следом, – Алла Ивановна, Марина и Женька посторонились, встали к стенам.
– А можно я пойду и еще немножечко поем? – на ухо спросила Женька Аллу.
– Чего ж нельзя, – отозвалась издалека все услышавшая Зоя Петровна. – Милости просим.
Она за руку привела Димана, который щурился на тусклый свет и тыкался по сторонам.
– Туда ступай, за мужиками.
– Куда мы попали? – Марина подошла к перилам и посмотрела вниз, куда уходили ступени полированной лесенки. – Где мы?.. Что это за место?..
Их разбудил нарастающий мерный рокот – тра-та-та-та. Чуть отдалится и снова нарастает – тра-та-та-та.
– Выключите, – прохныкала Женька, не просыпаясь. – Ну что такое?..
Алла открыла глаза, уверенная, что кордон «полста-три» ей привиделся во сне, и ожидая увидеть мутный полумрак и нейлоновый полог палатки, присыпанный сверху снегом.
Нет никакого полумрака и нейлонового полога.
В большой комнате светло и очень свежо. Стены, сложенные из круглых бревен, большое окно, а за окном все белым-бело и ёлки, засыпанные снегом.
Алла села. Всё тело гудит, как под напряжением, ноги и руки ватные, чужие. Она потёрла лицо – изо всех сил.
Рокот опять надвинулся из-за окна и, делая над собой усилие, Алла встала, подошла и посмотрела.
Над лесом кружил вертолет – тра-та-та-та!..
Метели не было, сыпал мелкий частый снег, и сквозь этот снег на круглую расчищенную площадку с огромной нарисованной черным буквой «Н» заходил на посадку вертолет.
Алла прижалась лбом к ледяному стеклу, и внутри головы стало как будто немного просторней.
Высокий человек в красной куртке стоял возле площадки и, задрав голову, смотрел в небо.
– Что там такое? – спросили сзади, и Алла ответила:
– Вертолет.
Марина подошла и тоже стало смотреть. От её дыхания стекло запотело, Алла протерла.
Вертолет примерился и аккуратно приземлился в центр буквы «Н». Снег разносило в разные стороны, человек отступал и закрывался рукой. Лопасти стали вращаться медленнее, их уже можно было различить. Поехала в сторону дверь, из кабины кто-то выпрыгнул и побежал к высокому человеку. С разгону они обнялись.
Пилот в стрекозином глазу кабины сдергивал наушники, показывал большой палец и делал какие-то знаки тем, кто снаружи.
Та-та-та, договорили лопасти и остановились.
– Куда мы попали, а? Может, это засекреченная военная база?
– Непохоже, Марин.
– Вы бывали на военной базе, Алла Ивановна?
Это спросила прежняя Марина, ироничная, немногословная, деловитая – врач до мозга костей. Не та, что вчера повалилась в парной на лавку, и Алле пришлось некоторое время отливать её водой!
Женька спала на кушетке, разметавшись под лоскутным одеялом, как в обмороке, – рот приоткрыт, дышит редко и глубоко.
Кроме кушетки, были еще кровать, на которой ночевала Марина, и Аллин диван. Диван был разложен, и – убей бог! – Алла не могла вспомнить, кто и когда его раскладывал и как они все трое вообще попали в эту комнату!
– Может, вертолет за нами прислали?
– Кто прислал, Марин?
– Не знаю. МЧС.
Алла еще посмотрела на улицу. Двое шли по дорожке к дому, разговаривали, жестикулировали и смеялись.
– Вряд ли. Да мы все в него и не поместимся!.. Нужно выйти, узнать что к чему.
– А где наши рюкзаки, не знаете?
Алла не знала. Она вообще ничего не знала и не понимала!
Тут ей пришло в голову оглядеть себя.
На ней были её собственные трусы, которые она именовала «походными» – монументальные, крепкие, способные вынести любые испытания, – чужая футболка с вытертой надписью, а больше ничего.
То есть её еще и раздели на ночь!
Она посмотрела на Марину – ту тоже раздели, – а потом обе они огляделись по сторонам. Возле спальных мест аккуратными кучками была сложена их вчерашняя одежда – брезентовые штаны, свитера и носки. У Аллы был белый свитер с узором, а у Марины черный с полосой.
…Чудеса. Чудеса в решете.
Нет, не в решете. Чудеса на кордоне «полста-три»!
Они проворно оделись и друг за другом, крадучись, как кошки, вышли из комнаты и оказались на лестничной площадке. В одну сторону уходил коридор, как две капли воды похожий на тот, в который их вчера по очереди затаскивали «лесные люди», а с другой была широкая дверь с совершенно неуместной, гадкой алюминиевой табличкой, извещавшей, что «Посторонним вход воспрещен. Только для персонала».
Некоторое время они изучали табличку.
– Для какого персонала? – почему-то шепотом спросила Марина. – Они тут все персонал, что ли?
Алла Ивановна ничего не ответила. Она хоть и не понимала происходящего, но весь её жизненный опыт подсказывал, что люди на кордоне «полста-три» никакой не персонал, а именно хозяева.
Они держатся, как хозяева, разговаривают, как хозяева, и выглядят, как хозяева.
Только вот хозяева чего?.. Тайги? Приполярного Урала?
Внизу топали, доносились приглушенные голоса.
– …Пурга к вечеру придет, второй заряд, а ты на вертолете!
– …Да ведь успели до заряда, проскочили!
– …Кто вас выпустил только!
– …А мы без спросу, Кузьмич! Без спросу! Мы сами себе диспетчерская служба!
– …Терпеть не могу самодеятельность эту!
– …А кто ночует-то у вас?
– …Да турьё какое-то безмозглое! Понесло их в тайгу! Баб набрали в Интернете, и вперед!
– Надо спуститься, – решительно сказала Марина. – Я это слушать не желаю.
Алла Ивановна, пристроившись за ней, только вздохнула.
…Желаем мы слушать или не желаем, всё равно придется. Потому что мы пострадавшие, а они спасатели. Мы навязались им на шею, а не они нам. Они метались по лесу за нами, а не мы за ними! Теперь держись.
Разговаривали, кажется, в кухне, и когда Марина, а за ней Алла Ивановна показались на пороге, голоса смолкли.
– Доброе утро! – громко и уверенно сказала докторица. – Давайте знакомиться. Меня зовут Марина.
– Да уж день давно, – пробурчали из глубин кухни. – И мы вчера познакомились.
Павел-Кузьмич, Кузьмич-Павел стоял над бескрайней плитой из речного камня, опершись о край большими обветренными руками. В центре плиты топился самовар. Из самовара валил дым, уходил под колпак медной вытяжки. Собеседник Кузьмича, прилетевший на вертолете, среднего роста, крепкий, в золотых очках, сидел за бескрайним столом и поднялся, когда Марина вышла на авансцену.
Алле показалось… нет, она была совершенно уверена, что этого, в золотых очках, откуда-то знает, видела много раз, но она не могла его знать и видеть!..
– Игорь, – представился знакомый незнакомец. – Какие милые дамы!
– Да? – удивился Кузьмич. – Дамы, вы милые?..
Марина улыбалась очень определенной улыбкой.
Она терпеть не могла, когда посторонние, особенно мужики, фамильярничали и интересничали, как будто имели на это право!
– Алла Ивановна, – представилась Алла.
– Обязательно по отчеству?
– Как угодно.
– А что? – наддал Кузьмич, посмотрел на нее и ухмыльнулся. – Я вот всю жизнь Кузьмич, и ничего, мне отлично.
– А где наши… товарищи?
– Ваши товарищи в сознание еще не приходили, – проинформировал Кузьмич. – Вы первые очухались.
