– Это какой же ерунды? – В тёплых сенях Алла никак не могла заставить себя снять пуховик – так ей было холодно. Павел подошел и расстегнул на ней куртку.
– Ты возле печки постой, теплая она, а я в большой дом сбегаю. Сейчас вернусь.
– Павел, захвати мне тёплые носки! Попроси Зою Петровну, она даст. У меня ноги замерзли.
– Что? – спросил он уже из-за двери. – А, носки у меня есть!
Она только и успела подойти к голландке, приложить ладони к тёплому боку, а он уже вернулся.
Они все на кордоне «полста-три» двигались очень быстро, хотя никогда не спешили, да и спешить им особенно некуда. Они быстро двигались, мало говорили, делали очень много разных дел и, кажется, всё успевали. Как это у них получается? Может, оттого, что в их жизни есть… смысл?.. Тот самый, о котором мечтала Женька?
– Ты представляешь, в группе Женьку весь поход называли Жужей, – сообщила Алла, пока он возился в сенях. – Что ты принес?..
Он вошел в комнату, где было не слишком уютно и стояли кресла с дурацкими деревянными подлокотниками, зато в чугунном зеве печки еще тлели дрова. Вошел и посмотрел на Аллу как-то странно, как будто не ожидал её здесь увидеть.
…Он всё время… смотрит. Словно давно уже принял решение. Словно это его решение может что-то изменить.
…Ничего оно не может изменить. Жизнь сложилась так, как сложилась, и уже навсегда. Ничего не изменится. Не нужно на меня так смотреть.
Павел аккуратно поставил на подлокотник две бутылки, побольше и поменьше, и выпростал из кармана брезентовых брюк апельсин.
– Я решил, что утащить у них бадью можно, но нечестно. Давай ты еще сваришь!.. Глинтвейн – самый биатлонный напиток. Вот тут какие-то специи, Зоя Петровна приложила.
– Сварю, – согласилась Алла, помедлив.
… Нет, нет, не на что надеяться и нечего думать!.. Ничего не изменится, даже если вместо красного вина она сварит в кастрюльке волшебный эликсир. Не бывает никаких волшебных эликсиров!..
– Я тебе сейчас огонь зажгу.
Он растопил плиту, которая была примерно впятеро меньше, чем у Зои Петровны, и снял с крюка начищенную медную кастрюлю.
– По весне в ручье белым песком чистим, – похвастался он, подбросил кастрюлю и ловко поймал. Медь жарко сверкнула в свете единственной лампочки. – Лучше всяких моющих средств.
Алла отстраненно подумала, что он почему-то волнуется и не знает, как это скрыть. Подбрасывает кастрюлю.
…Не нужно волноваться. Ничего не будет. Ничего не изменится.
Она помешивала греющееся вино, а он стоял, прислонившись к плите и скрестив ноги.
– С чего начинать? – спросила она в конце концов. – Что ты хочешь обо мне узнать?
– Всё, – тут же отозвался он. – Но для начала расскажи про поход. Кто вы такие и зачем пошли на Приполярный Урал.
– Я сопровождаю мальчика Володю. У него идефикс, он самоутверждается. И мы с Сергеем Васильевичем его подстраховываем.
– А мальчик Володя об этом знает? Что вы его страхуете?
Алла отрицательно покачала головой.
– Нет, конечно. Если он узнает, у нас будут большие проблемы. Да у нас уже большие проблемы, Павел!
– Что-то ничего я не понял.
– Я директор завода, – объявила Алла, вынула из будущего глинтвейна деревянную ложку и понюхала. Пахло хорошо. – Сергей Васильевич начальник службы безопасности.
– Какого… завода? Ал, ты что, с ума сошла?!
– У нас большое стекольное производство. В Подмосковье, в Бронницах. Мы делаем техническое стекло. Ну, то есть делали.
– Так, – сказал Павел и потряс бритой башкой. – Вы с Сергеем Васильевичем делали техническое стекло. Первый вопрос: сейчас уже не делаете, что ли? И второй вопрос: при чем тут мальчик Володя?
– Нас уволили, – сообщила Алла. – Завод отобрали. Так бывает, это называется недобросовестная конкуренция или рейдерский захват. Слышал о таких штуках?
Он пожал плечами. Она разговаривала с ним, как с малограмотным, и он не понимал, в чем тут дело.
– Володя – это наше последнее задание, так сказать. От нового начальства.
– То есть Володя рейдерски захватил твой завод?!
Алла засмеялась.
– Володин отец, Павел!.. У Володи чудесная семья, папа и мама. С мамой я когда-то училась в университете, это было сто лет назад. Она была очень рада меня видеть, просто счастлива. Сокрушалась, что так нескладно получилось с заводом, но жизнь есть жизнь! Конкуренция, сильный побеждает слабого, закон бизнеса. Я дала слабину, и меня сожрали вместе с заводом. Володин отец вхож куда-то, куда не вхожа я. И там, куда он вхож, подписали все необходимые бумаги. Теперь завод продадут китайцам, а я могу ходить в походы хоть каждую неделю. Всё бы ничего, но людей жалко, поувольняют. И технологии!.. Наша технология, отечественная, не покупная, всё сами придумывали и разрабатывали. И рынок сбыта у меня отличный. Автомобильные заводы наше стекло покупают. То есть покупали.
– Так. А Володя при чем?
– Володя – сын своих родителей. Он начальник в каком-то банке. Банк, ясное дело, папин, и Володя то и дело занимается тем, что старается доказать окружающим, что от отца он никак не зависит. Хотя зависит целиком и полностью и знает об этом! На самом деле он несчастный человек, Павел.
– Володя несчастный?
Алла кивнула. Красное вино крутилось в медной кастрюле, закручивалось в воронку.
– Давай кружки. Володе очень трудно. С ним никто из родителей не считается, хотя делают вид, что считаются. Он для них… дурачок. Тепличное растение.
– Алчёнка, он и есть тепличное растение!
– Он хочет вырасти в конце концов и освободиться! Он хочет понять, на что способен, а как это понять, не знает. Вот, видишь, в поход пошел.
– Да он-то пошел, а ты-то при чем?! И твой начальник службы безопасности?!
– Володины родители пригласили меня на бранч. Это такое прекрасное и очень модное времяпрепровождение в ресторане.
– Я знаю, что такое бранч. Я не всю жизнь сижу на кордоне среди леса.
Тут она вдруг поняла, что обижает его и он обижается – всерьёз! Она бросила ложку, подошла и взяла его за щеки, как он давеча брал раненого Вика. Щеки оказались горячими и колючими.
– Павел, не сердись на меня. Всё это случилось совсем недавно, и я до последней минуты надеялась, что обойдётся. Я очень старалась, я предпринимала всякие шаги, металась по разным кабинетам! И у меня ничего не вышло. Я проиграла. Мне еще пока трудно об этом говорить.
Он потрогал её руки у себя на щеках. Алла сразу же отступила и вернулась к медной кастрюле и воронке из красного вина – струсила.
… С неё пока достаточно поражений. Больше не нужно. Она не справится.
– Так вот, его родители пригласили меня на бранч. Я так понимаю, Володя как раз объявил им, что идёт на Приполярный Урал и собирает группу. Его мама перепугалась. Я бы на её месте тоже испугалась. Он совершенно не подготовлен.
– Это точно.
– Они угощали меня шампанским и были очень любезны. – Алла стиснула деревянную ложку. При воспоминании о бранче с шампанским в глазах у неё поплыло, и в горле стало тесно и горько. – Его мать прекрасно знает, что я в молодости ходила в походы и вообще на лыжах катаюсь… неплохо. Они поставили мне условие, так сказать, сделали любезность. Я сопровождаю их сына в поход и привожу в Москву живым, здоровым и самоутверждённым. Они за это отпускают меня с миром и без всяких санкций. Даже с некоторым почетом, как пенсионера!..
– А тебе угрожали какие-то санкции?
– Павел, я боролась за свой завод! Я боролась, как могла. Я Володиному папаши крови много попортила, правда. Но он всё равно победил и может сделать со мной всё что угодно. Ты же понимаешь, если начать целенаправленно копать, можно накопать всё что угодно, начиная от незаконно выигранного тендера и заканчивая пожарной безопасностью. Кстати, первые заказы я получала совершенно криминальными способами! Я давала взятки, искала чиновников-казнокрадов, подарки раздаривала налево и направо! Посулы и подкупы.
– Понятно.
– А здесь – услуга за услугу. Отправить с Володей своих охранников на бронепоезде или на военном вертолете отец никак не мог. Это помешало бы плану самоутверждения сына! А они готовы предоставить мальчику все возможности.