– Да кто первый подойдет! – не задумываясь ответил Пастухов.
– А если подходят двое сразу? – не сдавался Алишер. – А помощь принять можно только от одного?
Пастухов задумался буквально на секунду. Потом уверенно сказал:
– Того, кто напугает и сделает больно. Спросите почему?
Ну надо же! В моем знакомом таился неплохой оратор! Или это Ольга перед выступлением как-то стимулировала его способности общаться с залом?
– Почему? – послушно спросил Алишер.
– Да потому что «стыдно» – это для ребенка, который на заборе слово из трех букв написал! – убежденно произнес Пастухов. – Да и то… по нынешним временам это уже даже ребенку не стыдно. Как застеснялись и разошлись – так и снова пойдут безобразничать! А вот если больно и страшно – это до мозгов доходит, до печенки, это в подсознании откладывается. Тем более речь-то у нас о ком?
– О ком? – зачарованно повторил Алишер.
– О лицах, которые уже совершают групповое правонарушение! – энергично взмахнув рукой, сказал Пастухов. – Массовые беспорядки, нарушение правил проведения собраний и демонстраций, несанкционированный митинг, уничтожение чужого имущества, бандитизм, разбой, кража, хулиганство, нанесение телесных повреждений… В общем – весь букет! А удастся ли всех потом найти, задержать и привлечь к суду за содеянное? Не факт! Скорее всего десяток стрелочников выберут для показательной порки, остальные отделаются легким испугом. Так что хорошо бы наказать прямо в процессе пресечения противоправной деятельности. Пусть будет больно – раз, страшно – два!
Он торжествующе оглядел зал.
А зал молчал. Думал. Но это было вовсе не осуждающее молчание Светлых Иных, сокрушенных людской жестокостью. Нет. Нормально так все молчали, обдумывали его слова. И похоже, готовы были с ними согласиться.
Да в общем-то я и сам был с Пастуховым согласен.
Мне это не нравилось! Но я был с ним согласен.
– Дмитрий, позвольте тогда другой вопрос! – вступила в разговор Ольга. – Немного не по теме, но все-таки… Плывет корабль. Большой. На нем много пассажиров, очень много. В трюме возникла течь. Шлюпок не хватает. Помощи ждать… ну, в общем, не успевает помощь. Капитан понимает, что все спастись не смогут, но пассажиры пока не в курсе ситуации. Что делать?
Пастухов нахмурился. Потом с легкой надеждой спросил:
– Это как тест, да? К нам психолог приходил, тоже наподобие вопросы задавал…
– Нет-нет! – Ольга замотала головой. – Не тест, нет! Просто вопрос. Как вы думаете, как в такой ситуации поступить?
– Ну, наверное, надо детей посадить в шлюпки, – сказал Пастухов, немного подумав. – И женщин, если влезут.
Он говорил искренне, я это видел. И старший сержант сразу стал для меня гораздо симпатичнее, чем когда рассказывал о целительной силе боли и страха.
– Даже все дети не влезут! – сказала Ольга. – Да и не факт, что они в шлюпках без взрослых выживут, совсем не факт.
Пастухов нахмурился.
– Можно тех, кто достоин, спасать… – задумчиво произнес он. – Ну, каких-нибудь заслуженных людей, все такое… – Он потер переносицу и сам себе возразил. – Нет, не дело. Кто будет решать-то, а? Кто достоин, кто нет… тут такое начнется… Я бы… я бы, наверное, ничего не делал.
– Ничего? – переспросила Ольга. С любопытством, но без осуждения.
– Ничего! – уже тверже сказал Пастухов. – Понимаете, я бы, конечно, команде велел воду откачивать, пробками какими-нибудь пробоину закрывать…
– Для этого пластырь используют! – сообщил из зала кто-то образованный в морских делах.
– Пластырем, – легко согласился Пастухов. – А так… пусть музыканты играют, официанты еду-напитки разносят…
Видимо, он недавно посмотрел «Титаник», подумалось мне.
– А кто будет спасаться? – продолжала допытываться Ольга.
– Кто сможет, тот и спасется, – пожал плечами Пастухов. – Кто поймет, что корабль тонет, что шлюпок мало. Так честнее всего будет. Уж потом, как до всех дойдет, можно будет какой-то порядок наводить.
– Спасибо, очень ценное мнение, – сказала Ольга. – Еще вопросы?
– Дмитрий, а вот другая ситуация… – спросили из зала. – Вы, обычный человек, мен… то есть полицай… тьфу, простите! Простой полицейский, ничего не знающий о Иных. Ночью наталкиваетесь на существо, которое по всем повадкам напоминает вампира… ну или оборотня… Как вы поступите?
– Пистолет достану и постараюсь задержать, – ответил Пастухов.
Зал, похоже, удивился. Повисла тишина. Пастухов заерзал на месте.
– Вы не подумайте, что я герой какой-то ненормальный… – виновато сказал он. – Но я-то что подумаю? Что это псих какой-то обрядился вампиром или оборотнем. Значит, можно арестовывать. Чего он против пистолета-то сумеет? А вот если знаю, ну… вот как я немножко про вас знаю… тогда нет, конечно. Ходу дам! Но вы же хотели узнать, как обычный мент среагирует… то есть полицейский…
Я тихонько приоткрыл дверь и вышел из зала.
Что-то мне не нравилось происходящее. Решительно не нравилось. С каких это пор Ночной Дозор стали готовить для взаимодействия с человеческими силовыми структурами? Люди сами по себе, мы сами по себе. Так было. Всегда. Или не всегда?
Нет, мне решительно это не нравится.
– Тебе тоже скучно стало?
Я обернулся. В сторонке, у стеночки, стоял Лас и тихонько курил, пряча сигарету в кулак будто школьник.
– А ты чего? – растерялся я.
– Что нового может мне сказать мент? – риторически спросил Лас. – Помню, лет пять как, встретил я одного милиционера, который играл на флейте «Щегленка» Вивальди. Вот тогда я удивился!
– Ну почему бы человеку не иметь такое хобби? – пожал я плечами. – Пусть он хоть трижды полицейский – играет себе и играет!
– Да, но не стоя зимой, в снегопад, на посту! – возразил Лас. Подумал секунду и добавил: – Хотя играл он фигово, скажу честно. На троечку.
Я покачал головой. Мне никогда не встречались ни милиционеры, ни полицейские, играющие на флейте. Мне вообще не встречалось и десятой доли тех забавностей, что наблюдал вокруг себя Лас. Вот всяких гадостей встречалось в избытке, а забавностей – нет.
– Во-первых, меня не позвали на лекцию, – начал я.
Лас понимающе кивнул и шепотом произнес:
– Да, я бы тоже обиделся!
– Во-вторых, мне вообще странной кажется вся эта тема, – продолжил я, проигнорировав шпильку. – Мы что, готовимся к каким-то катаклизмам?
– Стабильности нет, – сказал Лас. – Террористы опять захватили самолет.
– Какой самолет? – насторожился я.
Лас посмотрел на меня с подозрением. Потом спрятал окурок в карманную пепельницу и помахал рукой, разгоняя дым.
– Проехали. Это просто фигура речи. Антон, ты вокруг посмотри! На человеческий мир! Вы все Великие, могучие маги, вам неинтересно на обычную жизнь смотреть. А мир лихорадит, финансовый кризис за финансовым кризисом, валюты скачут, в развитых странах правительства падают, революция за революцией в малоразвитых странах. Между тем враг наш хитер и силен, он идет в наступление…
– Вроде бы с Дневным перемирие, – заметил я. – И Завулон не зловреднее обычного…
– Завулон? Ха! – Лас саркастически рассмеялся. – Он мелкая сошка. А наш враг – царь Тьмы!
– Дьявол? – уточнил я. – Ну так нет особых оснований полагать, что он существует… Ты покрестился, что ли?
– Спрашиваешь! – Лас гордо запустил пальцы за ворот и продемонстрировал новенький блестящий крестик. – Покрестился, исповедался, причастился… все дела!
– Хорошо, что не соборовался… – съязвил я. – Ну все, теперь силы зла обречены.
– Не иронизируй, – обиженно сказал Лас.
Мне стало неудобно. В конце концов, вера – это личное дело каждого. Иной он или человек… Вон Арина, уж на что ведьма – все равно ведь верит!
– Извини, я не прав, – сказал я. – Поскольку вопрос существования Бога принципиально не разрешим…
Лас покровительственно похлопал меня по плечу.
– Ничего-ничего. Я понимаю. Но ведь ты не будешь отрицать, что в мире нарастают противоречия между странами, неразрешимые мирными методами, растет финансовая нестабильность, терпят крах традиционные экономические, политические и социальные модели?