— Миша, ты о чем? — каким-то жалким голосом прервала его Таня.
Фамилию Калиненко она знала. Тот самый Дима, лучший друг Виталия, который выехал из страны, вроде как, из-за политических преследований…
— Тань, эти двое, Филатов и Калиненко, далеко не последние люди в криминальной среде города. Калиненко долгое время был “смотрящим”. Тебе же не надо этот термин объяснять? — отчим вздохнул. Она промолчала. — Казак этот — его правая рука, самый надежный друг и верный исполнитель всех планов Калиненко. Многие пытались его переманить. Ни у кого не получилось. И сейчас он блюдет интересы друга и ведет весь тот бизнес, что сумели отвоевать, когда передел начался. Конечно, Калиненко тоже курирует это все с зоны, насколько может, как я знаю. И Казак его регулярно навещает. Да и адвокаты их сейчас об амнистии ходатайство подали. И, насколько мне известно, шанс там есть. Но это все лирика и отступление, Тань. Если этот человек каким-то образом оказался неподалеку от тебя, просто уходи. Уволься из клиники, в крайнем случае. Это те неприятности на работе, про которые ты в последнее время упоминала? Я тебе сто раз говорил, что в столице с твоим опытом и руками — работу найти — вопрос одного часа. Но с Казаком не связывайся. Держись от него подальше, чтобы там ни было. Таня? Ты меня слышишь? — переспросил отчим, видимо потому, что она все еще молчала.
Таня слышала.
Все слышала. До последнего слова.
А сказать ничего не могла, хоть Михаил и звал ее.
Комок этот, чертов, перекрыл горло наглухо! И слезы, почему-то, по щекам потекли. Странные такие, без всхлипов или истерики. Просто больно дико в животе, в груди стало. И слезы сами выступили.
А она держала телефон у уха, слушая отчима. И смотрела при этом на Виталия, который стоял в дверях кухни. Тоже молча смотрел на нее, скрестив руки на груди и облокотившись на косяк.
Понимала, что он не слышит ничего из слов отчима. И при этом, могла поклясться, все уловил и просек, что Таня только что узнала. И смотрел на нее так…
Господи!
Тане показалось, что она вообще, впервые в жизни его видит. И не знала никогда, не целовала ни разу.
Незнакомый взгляд, чужой человек. Опасный и настороженный. Готовый ко всему. И на все. И понимание это было не от того, что Таня только что от Михаила услышала о нем. Просто Виталий излучал это. Показал ей себя с той стороны, с какой Таня его никогда не видела.
— Да, Миша, слышу. Я тут, — хрипло отозвалась она, продолжая смотреть на Виталия. Не могла отвести глаза. И эти дурацкие слезы катились. — Я тебя завтра наберу. Еще раз прости, что отвлекла.
Таня сбросила вызов, не обратив внимания на то, что отчим принялся ее о чем-то спрашивать. Выключила телефон и положила на стол. Мобильник начал тут же снова вибрировать и мигать фотографией отчима. Она выключила мобильный, не отрывая взгляда от Виталия.
Такие родные и знакомые глаза. Каждую ресницу и морщинку вокруг них знает! И такие непроницаемые, чужые, что даже страшно…
Он тоже смотрел. “Держал” ее взгляд, не отпуская. А потом медленно оттолкнулся от косяка и подошел к ней. Она сильнее запрокинула голову. Не могла отвести глаза. Отодвинул телефон, который снова завибрировал. Притянул руку и вытер ее слезы. Медленно. Как-то методично, что ли. Сначала с правой щеки. Потом, с левой. Растер ее слезы пальцами. И опустил эту же ладонь ей на затылок, надавив.
— Пошли спать, Таня.
Это не было предложением или просьбой.
Явное и четкое распоряжение, которое стоит исполнить. И совсем не следует пытаться ослушаться.
Его пальцы, еще немного влажные от ее слез, обхватили сильнее затылок. Не больно, но с явным принуждением, и Виталий потянул, заставив Таню встать. Наклонился и прижался к губам. Как-то властно, жадно, крепко. Сильно.
А она — словно замороженная. Не ощутила почти ничего.
Понимает, что он слишком сильно целует. Может больно? Нет. Не ясно. И дрожи нет. Вся будто околела.
Виталий это почувствовал. Посмотрел ей в глаза опять. Прищурился как-то непривычно. Не хорошо. Даже разозлился, кажется.
А ей все равно, все еще. Ничего не чувствовала. И дурацкие слезы продолжали бежать по щекам непонятно.
Виталий сжал зубы. Резко выдохнул. Обхватил второй рукой ее за спину, подталкивая в сторону выхода из кухни.
— Давай, Зажигалочка, — не ожидая от нее ни ответа, ни каких-то слов, снова распорядился он. — Ночью в голову только дурь всякая лезет. Тебе надо выспаться.
И, не обратив внимания, что она вся заторможенная и застывшая, потащил ее к спальне, словно заставляя идти.
Хотя, почему “словно?” Заставил же.
ГЛАВА 15
Ступора хватило до середины коридора. А потом — как окатило горячим жаром прозрения. Обожгло с головы до живота адреналином по артериям, венам. Ноги задрожали.
Таня остановилась, сопротивляясь подталкивающему давлению Виталия. Резко, будто в стену врезалась. И онемение ее прошло, тот ступор, который сковал, заморозил все тело после слов Миши.
— Машины продаешь?! — хрипло спросила она, повернувшись к Виталию лицом. Губы дрожали. — Ты сказал мне, что торгуешь машинами!
Дрожь с губ перешла на подбородок. Плечи затряслись. Ее всю снова начало колотить. Но руки Витали держали очень крепко. Не отступить. Не высвободиться.
— Я продаю машины, — спокойно отрезал он.
И глянул тяжело. Веско, будто намекая на что-то. Возможно, что лучше бы замолчать и остановиться. Не углубляться, не ворошить.
Но Таня была сейчас не в том состоянии, чтобы воспринимать намеки. Ее трясло все сильней. И ни она, ни Виталий, кажется, не могли справиться с этим ее тремором. Хоть он и пытался обхватить ее еще плотнее.
— Машины?! Машины?! И это все, что ты мне говоришь? — голос сорвался в крик. — И друг твой, не на зоне, а за границу выехал?!
Виталий помрачнел еще больше. Сурово сдвинул брови. И так сжал зубы, что на его щеках прорезались глубокие вертикальные складки.
— Таня…
Возможно, он хотел привлечь ее внимание и как-то приглушить этот крик. Но Таню еще больше затрясло от того, что он назвал ее по имени. Она дернулась. Начала в буквальном смысле брыкаться, стараясь вырваться из его рук.
— Ты мне врал! Все это время, Виталий — ты каждый день меня обманывал! Пусти!
Она заорала в полный голос.
И он отпустил. Позволил Тане отойти на два шага.
— Куда ты уезжал, когда говорил, что работаешь?! Когда на какие-то встречи ездил?! Что ты делал, когда мне звонил? Когда я звонила тебе?!
Виталий молчал, мрачно глядя на нее. А ей это только сильнее взрывало сознание и мозг. Перевернуло представление об их мире с ног на голову.
— Все — ложь?! Вообще… Все эти дни, недели, месяцы?! Все обман и ненастоящее?
Не могла говорить нормально. Орала. Потому что дико страшно стало от понимания, что все рушится, теряется…
Никогда, кажется, не была в таком состоянии. Ни разу в жизни. А сейчас — словно обезумела. И внутри такая дикая, обжигающая боль разливалась…
Будто сердце рвалось. Он, по живому, каждым жестом, движением и словом… Молчанием своим — отрывал от него куски. И этим отстраненным злым взглядом, полностью изменившим глаза Витали, которые она так любила…
Незнакомец. Совершенно неизвестный ей человек.
— Кто ты? — сиплым шепотом спросила она. Голос сломался от прошлого крика. — Я вообще не знаю тебя, выходит. С чужим человеком живу…
Его аж подбросило, как-то. Всего. Виталий рассердился, даже не пытаясь скрыть. Сжал руки в кулаки и глянул на нее разъяренно. Задело его сильно. Только Таня не могла извиниться за свои слова, потому что — правда же.
— Ты знаешь обо мне все! То, что существенно, Таня! Остальное — шелуха и не имеет значения. И тебе оно не надо! — отрезал он таким тоном, что у нее по спине мороз прошел.
Злым. Раздраженным. И уязвленным…
Только не могла сейчас Таня проявить понимание.
— Не надо? — хрипло переспросила она. — Шелуха?! — снова голос ломается… — Ты мне говорил, что машины продаешь! А сам… Сам…Чем ты, вообще, занимаешься, Филатов Виталий?! Кто ты такой, Казак?! Что делаешь или делал?
