– Нет, – ответил я, – в четыре раза. А на девочку с собакой повесь надпись: зарезервирована. Я её потом себе заберу. А когда Виолетта состарится и умрёт, я её продам и стану баснословно богатым.
– Ты авантюрист, – помолчав, сказала Катя, – но что-то действительно в её картинах есть.
– Обычная мазня неудовлетворённой женщины, – пробормотал я и повесил трубку.
Спустя неделю Катя опять позвонила и сказала, что все картины проданы. И не хочу ли я уступить свою картину её постоянному клиенту. Я отказался. На следующий день заехал с Виолеттой за деньгами и забрал картину.
– Нормальное у тебя хобби, – весело сказал я подопечной, – очень денежное. И я всегда в тебя верил. Холсты покупал, краски.
– Да ничего ты не верил, – растерянно сказала Виолетта, – ты всегда кривился, когда на мои картины смотрел. Что мы с этим богатством делать будем?
– Путешествовать поедем, отдыхать и предаваться лени, – ответил я.
– В Афины, на яхте кататься, – вдруг заявила Виолетта, – у меня там подруга живёт. В Лаврио. У неё там дом и кораблик.
– Я никогда не плавал под парусом, – запротестовал было я.
– Не плавал, а ходил, – ответила Виолетта, – и даже если не ходил. Как раз и научишься. Вопросы есть? Вопросов нет.
И мы полетели в Афины. Где нас встретила Юля. Вечно улыбающаяся Юля. Которая опекала нас всю дорогу. Встретила в аэропорту, отвезла к себе домой, напоила, накормила.
– Солнечная женщина, – сказал я, цедя домашний лимонад.
– С двумя прицепами, между прочим, – съязвила Виолетта, – они уже взрослые, правда. С мамой не живут.
– Взрослые не считаются прицепами, – ответил я добродушно, – это уже самостоятельные люди.
– То есть мне с ней дружить можно? – обрадовалась Виолетта.
– Нужно, – кивнул я.
Как оказалось, мы попали не просто на покатушки на кораблике, а на регату. Шесть яхт. Шесть экипажей. Я, естественно, попросился на шестой. Виолетта была на первом, с Юлей. Целую неделю мы плавали, то есть ходили под парусами от одного греческого острова к другому. Ели жареных осьминогов, запеченную в фольге дораду, запивали всё это белым местным вином. Днём устраивали гонки на парусах. Кто кого. Купались. Я по вечерам отсылал ежедневные отчёты, прикрепляя к ним фотографии с яхтами, дельфинами и греческими монастырями.
Неделя пролетела незаметно. Юля отвезла нас в аэропорт. Поцеловала на прощанье.
Мы сидели с Виолеттой в зале ожидания и ждали посадки на наш рейс. Загорелые и отдохнувшие.
– Хорошо-то как, – вздохнула Виолетта, – домой хочется, а уезжать отсюда тоже не хочется.
– Да, поддержал я её, – благодаря тебе и Юле я влюбился в яхты.
– И я влюбилась в яхты, – улыбнулась Виолетта, – может быть, и не нужен мне никакой мужчина? Буду жить одна, писать картины, ходить на работу, бегать по утрам. Я уже привыкла одна. Мне одной хорошо.
Я хотел что-то ответить, но в это время мой планшет пикнул. Пришло сообщение. От Референта М. С вложением.
– Виолетт, – тихо сказал я, – мне Референт фотку прислала.
– Открывай, открывай немедленно! – завопила Виолетта.
И я открыл.
– Какая она красивая, – протянула мне прямо в ухо подопечная.
– Да уж, – ответил я.
– Она безумно красивая, – не отставала Виолетта, – неземная красота. Одни глаза чего стоят.
– Ты на волосы глянь, – посоветовал я ей.
– Ой, – сказала Виолетта, – это такие змейки, они живые?
– Аха, – ответил я, – живые. Теперь понятно, чего она мне свой портрет не слала. Я же тебе говорил, что референты не имеют человеческий облик. Эта вот любительница греческой мифологии.
– Ты расстроился? – спросила меня Виолетта. – Но ведь ты сам говорил, что у тебя это несерьёзно и тебе этот флирт с Референтом нужен для поддержания тонуса.
– Я и не расстроился, – процедил я, – я заболел. Пойду билет поменяю. Ты лети без меня. Веди себя хорошо. По приезде позвони Кате и сдай ей свои ранние работы. По стоимости я уже договорился.
И я улетел болеть в Амстердам. Люблю я болеть в этом городе. Снял номер на окраине города, занавесил окна и сгонял в близлежащий магазин за лекарством. А потом три дня пил водку с перцем и потел под одеялом. Еду мне носила в номер чёрная как смоль горничная.
Через три дня вышел на улицу. Доехал на трамвае до центра города. Прогулялся вдоль каналов. И полетел к Виолетте, отстучав наверх депешу: «Был на больничном. Возвращаюсь в строй. Целую. Шестой».
От аэропорта взял такси. Вечерело. Было тепло. Поднялся на лифте. Позвонил в дверь. Виолетта открыла. Глаза шальные. Кинулась мне на шею, поцеловала. Я сразу всё понял.
– Он? – спросил.
– Он, точно он, – зашептала мне на ухо, – я уверена. Мой запах. Мой вкус. Мой он.
– Показывай своё сокровище, – отстранив женщину, протопал я на кухню.
За знакомой стойкой на моём излюбленном месте сидел мужик. Низенький, лысоватый. Обычный. С кружкой чая в руке. С кружкой, из которой я обычно чай пью.
– Михаил, – представился он.
– Шестой, – кивнул я и добавил, – имя такое.
– А почему? – удивился Михаил.
– Да нас в семье было шесть братьев, – ответил я, – вот мама и не заморачивалась насчёт имён. Просто номера дала и всё.
– Я тоже младший в семье, – расцвёл в улыбке Миша.
– А я старший, – так же мило улыбнувшись, ответил я.
– А почему? – начал было Михаил.
– Мне некогда, – прервал его я, – буквально на пять минут заскочил к кузине. За картиной. Уезжаю. Далеко. В экспедицию. Виолетта, запакуешь мне полотно?
Моя подопечная очнулась, ойкнула и ускакала в соседнюю комнату заворачивать картину. Всё-таки я её выдрессировал что надо. Сказал – сделала.
– Ну, а тебе как её мазня? – вполголоса спросил я Мишу.
– Хорошие, – осторожно ответил тот, – но я в живописи не очень разбираюсь. Мне ваша сестрёнка нравится. Очень интересная и красивая.
– Порода такая, – ответил я, почесав рукой трёхдневную щетину, – ты её не обижай тут.
– Ни за что, – серьёзно ответил Михаил.
В комнате появилась Виолетта с завёрнутой в бумагу картиной. Я посмотрел на женщину. Потом на Михаила. Они стояли рядом и также смотрели на меня. Он был на несколько сантиметров ниже моей подопечной. Круглое лицо, обычная фигура с немного излишним весом. Но было ясно. Это стоит пара. Моя миссия внезапно закончилась.
– Проводи меня, – попросил я Виолетту.
Пожал руку Михаилу, вышел на лестничную площадку. Виолетта выпорхнула следом. Заглядывая в глаза, горячо мне зашептала:
– Ты не поверишь. Он сосед сверху. Год назад развёлся. Он очень хороший. Он всё, что ты говорил. Я чувствую. Я уже думала, никто мне не нужен. И тут он. В лифте ехали. Он картины помог. К Кате. Та взяла. А он меня подождал. Ну, что ты молчишь? Он это?
Я засмеялся. Отлепил от себя Виолетту.
– Он это, он, – ответил, – видно же любому. Вы уже спали вместе?
– Аха, – покраснела Виолетта.
– Ну и молодцы, – кивнул я.
– Ты уходишь? Насовсем? – спросила она.
– Да, – ответил я, – я всё сделал. Мне теперь отпуск положен. И премиальные.
– А можно я тебе звонить буду? – попросила женщина.
– Звонить нельзя, а смски слать можно, – ответил я, – номер простой: семь семёрок, шесть шестёрок. Пиши.
– Спасибо тебе, мой Ангел, – тихо сказала Виолетта.
– Пожалуйста, – ответил я и добавил: – Иди, он ждёт. И помни, я за тобой приглядываю.
Развернулся и по лестнице скатился во двор. Вышел. Дошёл до детской площадки. Уселся на скамейку. Как раз под фонарём. Достал планшет. Нашёл чей-то бесхозный вай-фай. И напечатал на экране: «Задание выполнил. Целую».
Посидел. Поглядел в светящиеся окна дома рядом. И добавил: «Референт М, у вас удивительно красивые глаза. Шестой».
Шестой и Стёпа
Посвящаю моему брату Косте.
