— Матвей, не надо! Пожалуйста!
В голосе дикарки смешана просьба с требованием. Уверенная женская рука ложится на мой кулак и крепко его сжимает. Успокаивать ярость я всегда умел плохо, но сейчас отчего-то получается. То ли вина на лице мудилы играет свою роль, то ли это сама Рина.
— Пшел отсюда! — цежу сквозь зубы, пока пьянь поднимает руки, впиваясь в девчонку плывущим взглядом.
— Прости, детка, я случайно. Не хотел.
— Я знаю, Мих, иди, — Рина вздыхает, а когда пьяное тело отворачивается и отходит в сторону, вдруг поднимает на меня глаза. В свете фонаря вижу, как ее левая щека покраснела.
— Зачем? — спрашивает, впиваясь в меня пронзительным взглядом.
Хороший вопрос. Сам не понимаю зачем. Обычно, когда знакомые разбираются со своими телками с помощью распускания рук, я не лезу, а тут чуть пена изо рта не пошла, когда увидел, как дикарка вздрогнула от боли.
— Твоя смена закончилась? — спрашиваю, кивая на бар.
— Да.
— Тогда поехали домой.
— Я хочу помочь Кате.
— Домой, Рина! Если не хочешь, чтобы я разнес этот сарай, лучше собирайся! Жду в машине!
Сажусь в тачку, припаркованную напротив. Девочка уже должна понять, что словами я не швыряюсь. Если сказал разнесу, значит разнесу. Вынув пачку сигарет из кармана, подкуриваю одну. Врубаю музыку, из колонок орет «Fame on Fire», пока я жду, когда Ри усадит свой зад на соседнее сиденье. Пытаюсь понять собственный поступок, и реакцию. А еще уловить момент, когда игра стала обретать новые ходы и повороты?
Глава 21
Марина
Забираю сумку, переобуваюсь в подаренные Ланой балетки, к которым сложно привыкнуть из-за мягкости материала. Я их почти не чувствую, и кажется, что хожу босая. Киваю на прощанье Кате, оставив ее разгребать разбушевавшийся бар, и чмокнув подхалима Сашку, выхожу за дверь.
Ночь сегодня чрезмерно душная. Сдавленный воздух буквально впивается в горло, забирается в нос, и атакует легкие. Поэтому оказаться в машине с кондиционером это лучшее, что может сейчас произойти. Смущает только компания.
Усевшись на пассажирском сидении, закидываю назад сумочку и только сейчас позволяю себе взглянуть на Матвея. Не думать о том, что он только что сделал никак не получается.
— Кажется, ты перепутал меня с Ланой, Матвей, — забираю из длинных пальцев сигарету и делаю глубокую затяжку.
Голубые глаза с интересом впиваются в мое лицо, скользят по щекам и упираются в губы, выпускающие в его сторону тонкую струйку дыма. Он приподнимает голову и втягивает его носом.
— Вещи у вас конечно теперь одни на двоих, но перепутать тебя с мелкой? С чего бы? — хмыкнув, заводит урчащий мотор дорогой машины, в которой я кстати сижу впервые.
— Ну, в том, что ты не шлюха мы уже разобрались, — сволочь усмехается и отбирает у меня сигарету, — а вытащил ублюдка из бара, потому что нехер кидаться своими клешнями налево и направо.
— Матвееей, неужели в тебе есть хотя бы что-то от настоящего мужчины? — не в состоянии сдержать издевательского тона, откидываюсь на кресло и позволяю себе в кои-то веки рассмотреть старшего брата Ланы.
Порочные губы разъезжаются в широкой ухмылке, от которой я почему-то не могу оторваться. Он впервые выглядит нормальным. Каким-то задорным, легким и простым. Подсознательно стараюсь запомнить этот образ, потому что кажется он преображается в себя такого очень и очень редко.
— От настоящего мужчины у меня есть еще кое-что, Рииии.
Ну вот, стоило открыть рот, как дымка благородства развеялась.
Закатываю глаза и качаю головой.
— Похоже, только этим и можешь похвастаться!
— Потому что есть чем! И когда ты почувствуешь меня в себе, поймешь, о чем я говорю.
— Закрой рот, Матвей! Иногда мне кажется, что тебе вообще не нужно разговаривать, потому что только и можешь как говорить всякую похабщину!
— Мммм, а ты кажется от этого очень даже тащишься, Рина.
Сволочь ржет, бесстыдно облизывая глазами мое тело в те секунды, когда отрывает взгляд от дороги. Предпочитаю оставить реплику без ответа. Спорить с ним безнадежно, кажется его это только раззадоривает. А я не собираюсь доставлять ему удовольствие перепалками. Потому что на самом деле и сама замечаю за собой пристрастие подразнить говнюка.
Отворачиваюсь и утыкаюсь в окно, стараясь не думать о присутствии Матвея. В машине нет ароматизатора, поэтому все, что я чувствую — это запах мужского тела. Им пропитана даже кожа на сиденьях, отчего мне хочется закрыть нос пальцами, и не дышать.
— Почему ты работаешь в этом гадюшнике? — слева доносится вопрос. Пожимаю плечами.
— Потому что мне нужны деньги.
— Это я понял. Но нахрена там? Есть же уйма других мест.
— Каких, например? — поворачиваюсь к нему и усаживаюсь по-другому. Подгибаю под себя ноги и опираюсь левым боком на кресло.
Глаза против воли приклеиваются к массивной руке, покрытой тугими нитями вен. Пальцы обхватывают руль, уверенно управляя автомобилем. Костяшки сбиты, недвусмысленно намекая на то, что с Марком-Егором Матвей все же разобрался на «своем языке».
— Например, кафе, где не нужно обслуживать пьяных ублюдков.
Отрываю глаза от рук и огибаю широкую линию скул. Вот не самый же красивый, гад. Грубые черты лица, полные губы, наглые глаза, обрамленные довольно длинными ресницами. Но что-то дьявольское в его внешности порождает внутри странное сосущее ощущение. Исходящий от парня животный магнетизм словно через поры просачивается и взвинчивает изнутри.
«Рина, хватит разглядывать его!» — рычу сама на себя и, пойманная с поличным его издевающимся взглядом, утыкаюсь в лобовое стекло.
— Проходили.
— И что? Не понравилось?
— Во-первых пьяных ублюдков там не меньше, а вот на чаевые они скупятся больше.
— То есть в баре больше чаевые? — широкая бровь недоверчиво изгибается.
— Не всегда. Но дело скорее не в чаевых. Мне удобны смены здесь. От дома недалеко…было, — запоздало вспоминаю, что по прошлому адресу уже не живу.
— Ну хорошо, а что на счет других мест? Продавщица, кассир? Удаленная работа в конце концов?
— Матвей, это не так просто без образования! С моим средним я могу разве что упаковывать коробки на заводах, но туда я подамся только в крайнем случае, — начинаю раздражаться, объясняя банальные истины тому, кто даже не знает, что такое экономить на хлебе и покупать полбуханки. А еще просить отрезать в магазине половину кочана капусты и ловить на себе насмешливые взгляды.
Матвей молчит, потирая свободной рукой подбородок.
— Сколько тебе лет, Ри?
— Девятнадцать.
— Собираешься куда-то поступать?
Мотаю головой, вспоминая прошлый неудачный опыт попытки поступления в ВУЗ.
— В этом году нет.
— Почему?
— Это допрос?
Мне не нравится отвечать на его вопросы. Что за мнимый интерес к моей жизни? Еще вчера говнюка привлекало только то, что находится в моих трусах, а теперь ему вдруг нужно выложить всю подноготную?
Матвей стреляет в меня взглядом и возвращает его на дорогу.
— Это интерес.
— С чего бы?
— Потому что ты мне интересна, Рина! Не маленькая девочка, должна понимать!
От подобного признания язвительный ответ застревает на выходе изо рта. Он только что действительно это сказал, или мне показалось?
— Кто ты и что сделал с ублюдком Кэшем?
Хриплый громкий смех волнами катится по салону, отзываясь вибрациями в моих ушах и пробираясь куда-то очень глубоко. Хочу остановить странное распространение тепла по организму, но не выходит.
— Ри, я всегда говорю как есть. Во-первых, я тебя хочу, — нервно сглатываю, сражаясь с мурашками, которые побеждают и несутся по коже, — во-вторых я не буду ехать в бар, где продают самое дерьмовое пиво только для того, чтобы провести где-то вечер. У меня есть альтернатива. Всегда.
— Можно считать, что я должна тебе кланяться в ноги за то, что твой интерес обращен в мою сторону?
