Эх, птичка-птичка, — я долгим взглядом окидываю Матвея, вспоминая девчонку, — знала бы ты, чем обернулись твои слова. Печалью на сердце друга и зыбкой надеждой для меня.
Я знаю хозяина дома и сейчас чувствую: он серьезен, как никогда. Мне не хочется обижать того, кто однажды поверил в меня, и я соглашаюсь:
— Хорошо, Матвей, возьму, — опускаю глаза на золотые украшения щедрого казаха — вычурные, тяжелые, богатые резьбой и драгоценными камнями, совсем не подходящие для рассветного воробышка, — пожалуй… — застываю в смятении, не представляя, на чем остановить выбор. — Черт, даже и не знаю! — отдергиваю руку, так и не коснувшись сверкающего вороха.
Байгали весело хлопает в ладоши и пятерней сгребает золото обратно в шкатулку. Тянется к сейфу, достает узкий футляр и бросает его на стол, раскрывая для меня. Спрашивает с присущим ему лукавством в глазах:
— Вот, смотри, если такой гордый. Так, безделушка против того, что предлагал. Для дочери из Абу-Даби привез, да Гулька забраковала. Камушки ей мелкие, видишь ли, браслет узкий. А по мне, так самое то для девчонки. А? Как тебе такой подарок, сынок?
Часики — золотые, аккуратные, на тонком ажурном браслете, с двумя маленькими жемчужинками на овальной головке. Подарок неизвестного арабского мастера золотоволосой птичке. Сделанный умелой рукой только для нее.
— Ну! Чего столбом застыл, джигит? Бери! С благословением отцовским даю, дарю от всей души! Вижу же, что понравились! — смеется Матвей в ответ на мою осторожную улыбку и встряхивает довольно щуплыми плечами. — Что, не ожидал от меня?
— Не ожидал, — признаюсь, пряча футляр в карман. — О твоей скупости, старик, легенды ходят. — Обнимаю друга и покидаю его гостеприимный дом. — Спасибо, Байгали, запомню доброту твою.
— Как дела, Рыжий? — я выезжаю на набережную и созваниваюсь наконец с Бампером.
— Вернулся? — слышу в ответ сонный голос. Рыжий горазд дрыхнуть сутки напролет.
— Да, меньше часа, как прилетел. Сейчас в дороге к дому.
— И что там? Как дела в Астане? — Бампер заметно нервничает. — Ты не думай, Илюха, я не из праздного любопытства спрашиваю. Ты хоть цел?
Улыбка сама собой наползает на лицо, подарок приятно оттягивает карман, и пусть я подарю его воробышку не сегодня, я не могу избавиться от радостного предвкушения встречи с девчонкой.
— Я завязал, Бампер, говорил же. Просто проведал друга. Ты лучше скажи, просьбу мою выполнил? Если нет, то лучше спрячься куда-нибудь поглубже и не отсвечивай пятаком, потому что я на тебя надеялся.
— А как же! — фыркает обиженно друг, тиская какую-то девчонку. В динамик телефона врывается довольный девичий хохот и визг. — Все в порядке, шеф! Свил ажур, как обещал. И зацени, даже вопросов лишних не задал.
— Заценил.
— А..
— Вот и не задавай.
— Черт! А хочется! — смеется Рыжий. — Первый раз тебя таким придурком вижу, Люк! Сначала машину ему подгони, потом холодильник забей, да конфетки не забудь, а завтра что? Детей из детсада забери?! Блин, я к тебе нянькой не нанимался!.. — Голос Бампера подозрительно стихает. — Илюха, скажи, это все она, да? Ну, та девчонка?
Мы оба понимаем, о ком идет речь, повисшее в трубке молчание звенящей паузой щекочет слух, и я обрываю наш разговор коротким:
— Увидимся.
Светофор на поворот горит зеленым. Я снижаю скорость, включаю поворотник, перестраивая «ауди» в крайний левый ряд, отвлекаюсь на боковое зеркало, а потому не сразу замечаю знакомую женскую фигуру, выскочившую из темноты широкой арки, ведущей к моему дому, и бросившуюся наперерез машинам к притормозившему на светофоре такси.
Марго? Здесь? Какого рожна? Кажется, я ясно дал девушке понять, чем для нее закончится еще одно вмешательство в мою жизнь. Пришедшая в голову мысль, что Рыжий или Костя проговорились о моем возвращении, и Марго могла застать в квартире воробышка, совсем не нравится мне, и сквозь поднимающуюся волной тревогу я уже предвкушаю то удовольствие, с каким оторву двум чертовым ублюдкам их длинные языки и засуну в задницу, если девчонка вновь пострадает из-за этой стервы. На сегодняшний день мне хватило ее выходки с Яшкой.
Я въезжаю в арку, выруливаю к дому и стопорю «ауди» на свободном пятне парковки. Выйдя из машины, привычно тянусь за сумкой, но в последний момент резко захлопываю дверь и оборачиваюсь к подъезду, реагируя на острое чувство опасности, знакомо шевельнувшееся под левой лопаткой. Черт!
Незнакомая машина с чужими номерами у подъезда — ничего необычного, но я привык доверять инстинктам. Распахнутая в подъезд дверь. Двое мужчин на шухере у моей квартиры. Одного я убираю тихо — боковым ударом руки в основание шеи…
— Кто тебя возбуждает так, что ты сама готова расставить ноги? Готова встать на колени и заставитькончить одним касанием языка, впустив в свой рот?.. Кто? Твой пидар-танцор, ненаглядный Виталик?..
… второго, успевшего среагировать, встречаю кулаком в подбородок, тяну на себя и надолго лишаю дыхания ударом колена в печень…
— Скажи, Женька, что ты позволяла ему, что так трясешься за его шкуру? Что этот жлоб делал тебе та — кого, чего не делал я?
— Всё! Я позволяла и делала ему всё, слышишь! Всё! И то, в чем отказала тебе!
… рухнувшего на колени, отталкиваю прочь.
Воробышек…
Я не вижу ее, но слышу голос. Тесно прижатую к стене девчонку от меня закрывает широкая мужская спина, и я замираю на пороге собственной квартиры, в этот самый миг вспоротый болью, разорвавшей душу на части, одновременно пригвожденный к месту открывшейся глазам картиной борьбы и страшным рыком зверя, в бешенстве собственника взвившегося внутри меня.
Крупный качок. Значительно выше птички. Старше. Словоохотливее. Сильнее. И куда возбужденнее девчонки в его руках…
Они знакомы и были близки — это знание почти вышибает из меня дух…
— Сука! Ты специально заводишь меня, я знаю! Но ты напрасно думаешь, что я откажусь от тебя. Давай же, моя хорошая, как скажешь! Сейчас я готов сыграть по твоим правилам, но после ты ответишь за свои слова!
… Если я сейчас коснусь его, я окрашу его проклятой кровью весь мир, пока этот мир не сдохнет. Или не сдохну я сам.
И ее тоже. Я окрашу кровью птичку тоже, превратившись в зверя на ее глазах.
— Тихо. Не дергайся и отойди от нее. Мне кажется, или ты намерился в моем доме безнаказанно трахнуть мою девушку?
Он смотрит на меня стальными глазами, ясно расслышав акценты. Скользит изучающим взглядом, настороженно раздувает ноздри, с удивлением встречая предупреждающий рокот зверя, вернувшегося на свою территорию, затрепетавшего в предвкушении неминуемой схватки.
— Твою девушку?.. Зая, ты сказала он твой репетитор, ты солгала?
— Нет! Пожалуйста, Игорь, не тронь его! — тонкие руки птички, взметнувшись из-за плеч незнакомца, касаются чужого лица, и я тут же надстраиваю над оскалившимся в болезненном рыке зверем холодные клети, временно остужая пыл, заставляя его в бессильной ярости скулить и царапать когтями ледяной пол. — Он просто здесь живет. Он ни при чем, слышишь! Я сейчас соберу вещи, и мы уйдем! Уйдем, обещаю…
Такой родной голос, по которому я скучал. Так много сказавший мне этой фразой…
— Знаешь, что полагается лгунишкам, моя хорошая? Наказание с последующим извинением в коленопреклоненной позе.
А вот за это ты заплатишь…
— Рыба! Филин! Сюда! — и вновь удивленный стальной взгляд, еще жестче, еще холоднее. Видимость, за которой уже родился страх. — Говоришь, надо с тобой считаться, парень?
— Говорю. Давай выйдем, кто-ты-у-нас-есть, не хочу пугать ее видом твоей крови.
Он смеется, надеясь выгадать время. Все еще не веря, что привкус меди вот-вот появится на его языке. Он не привык отступать, но уже понимает, что просто теперь не будет. Ни для него, ни для меня.
— Она моя! Если ты не понял, парень, я пришел за своей девчонкой. Не мешайся под ногами, раздавлю!
Я набрасываю на зверя пудовые цепи и вбиваю в кандалы клинья. Впиваюсь в холку жесткой пятерней, пытаясь удержать в рвущихся путах.
