Я отрицательно мотнула головой.
— Зачем тебе это было, вообще, нужно? — разошёлся Марков. — Тебе назначили маленькое жалование?
— Это не из-за денег! — выкрикнула я.
— Да. Промышленный шпионаж. По доброте душевной.
— Нет… Я мстила… — кое-как смогла я выдавить из себя.
— Что ты делала? — опешил Марков, вновь отойдя от меня.
— Мстила…
Моё лицо горело от стыда, а глаза жгло слезами, которые вот-вот должны были хлынуть. Уже дрожали каплями на ресницах. Марков взглянул на меня. По его лицу пробежала тень сожаления. Наверняка жалеет, что связался со мной. Или уже начинает тихо ненавидеть? И правильно. Я вела себя как идиотка, и пакостила ему, как мелочная дрянь. Моё поведение достойно порицания. И если он меня выставит за дверь, будет полностью прав. Но нужно успеть сознаться во всём, поэтому я выпалила:
— Я мстила из-за Аньки. Она моя младшая сестра. Двоюродная, но как родная. Она сказала, что ты уволил её… Беременную. Из-за мелочных придирок и припадков звёздной болезни…
— Беременную? Самохина была беременна? — Марков удивился. Искренне.
Я уже давно поняла, что единственный человек, который водил меня за нос, это не злобный босс, а моя любимая младшенькая сестричка. Она всегда была лисицей, и в школе мне часто приходилось выгребать за неё. Сестричка выросла, но ничего не изменилось. Она так и осталась хитрющей прохвосткой, вертевшей мной, как безголовым болванчиком.
— Я не уволил бы беременную. Но о её беременности я не знал.
— Я уже поняла. Она соврала насчёт того, что якобы сказала тебе, а ты не захотел её слушать…
— Я бы не стал увольнять, — повторил Марков, — засунул бы её туда, откуда она не могла бы пакостить и вставлять палки в колёса. Но, по-хорошему, Самохину нужно было уволить. Хотя бы за то, что она сливала информацию конкурентам. Или за то, что предложила себя, когда я решил её уволить.
— Прости, Давид. Я просто поверила ей на слово. И всё это было сделано специально. И машина, и костюм… Извини.
— «Извини», — саркастично повторил Давид. — А просто спросить нельзя было? Чёрт! Неужели из моего поведения непонятно, что нарисованный твоей сестрой портрет не совпадает с тем, кого ты видела на протяжении всего этого времени?
— Извини… Но я… Просто она сказала, что ты делал ей всякие недвусмысленные намёки, а потом уволил, когда она отказалась… И ко мне ты тоже…
— Блядь! Ксюша… Ну, сколько можно? Я тебе постоянно твердил, что ты мне нравишься. Я не сплю с секретаршами, ясно тебе? Ты — исключение! Сколько раз я тебе это повторял? А сколько раз я намекал тебе, чтобы ты поговорила со мной откровенно? Блядь… Я даже тебя напрямую спрашивал! Просил… А ты!..
— Извини, Давид. Я не хотела тебе навредить.
— Да неужели? — взорвался криком Давид.
Меня затрясло, я обхватила себя руками за плечи.
— Вернее, хотела. И мелко пакостила. В начале. А потом мне стало неловко. И я… Ты мне очень понравился. Я же… Я же удалила эти письма. Потому что поняла, что не смогу тебе навредить. Жаль только, что Аня оказалась в это же время рядом…
— Да-а-а, долго же ты соображала, Ксения. Вроде бы неглупая девочка. Или просто ты меня посчитала тупым? Да? Признавайся до конца, чего уж там? Каким ты видишь меня?
Давид запустил руку в волосы и спросил с надломом в голосе:
— Каким ты видишь меня? Тупым спортсменом, годным только на то, чтобы старые кубки протирать, да? Я всё видел. И письма, поставленные на отложенную отправку, и твои попытки выслужиться…
— Давид… Я не старалась выслуживаться. Извини. У тебя есть все причины ненавидеть меня.
Я вытерла слёзы и развернулась, собираясь уйти.
— Нет, не ненавидеть.
За спиной раздались шаги. Давид обхватил меня за плечи и развернул к себе. Сильные руки подхватили меня под коленями. Давид перекинул меня через плечо и прошёл через весь холл по коридору к одной из комнат, пинком ноги раскрыв дверь. Это была гостиная, уже частично меблированная. Давид посадил меня на стол и дёрнул к себе за колени, разводя ноги в стороны. Вклинился торсом между моих коленей и обвёл меня горящим взглядом.
— Не ненавидеть, Ксения, а наказывать.
Глава 51. Ксения
Давид опёрся руками и выдохнул мне в губы, опаляя их своим дыханием.
— Ты здорово потрепала мне нервы. Вред был не только моральный. Машину пришлось отдавать в автомастерскую.
— Я заплачу, Давид… Прости.
— Мне не нужны твои деньги.
Давид оттянул верх моего платья, обнажив грудь, и сжал сосок между большим и указательным пальцами, а второй рукой нырнул под платье, коснувшись ткани трусиков.
— Хочу моральную компенсацию. Раздевайся.
Я удивлённо моргнула, смахивая слёзы. Давид нахмурился.
— Не реви. Ты меня не разжалобишь. Раздевайся. Или я помогу тебе сам. Но сделаю это очень неаккуратно. А тебе, как я понял, надо ещё возвращаться. Не на своей машине.
Я всё ещё медлила, когда Давид прижался к моей шее и принялся клеймить нежную кожу собственническим поцелуем, покусывая и приговаривая:
— Хочу не просто компенсацию… Хочу очень горячую компенсацию. Хочу наказать тебя так, как говорил об этом в Самаре.
От его слов сердце забилось сильнее, и полыхнули щёки. Внизу живота тугим комком начало пульсировать предвкушение.
— Да-а-а-а, — довольно протянул Давид, — ты начала тяжело дышать, и могу поспорить, что твоя киска уже влажная для меня. Так что не тяни время, раздевайся. Чем быстрее ты это сделаешь, тем быстрее освободишься.
Давид потянул меня за руку, спустив со стола, и дёрнул вниз молнию платья. Лёгкая ткань скользнула к ногам, обнажая ноги в кружевных чулках. Мужчина в два счёта справился с застёжкой бюстгальтера, откидывая его прочь. Он с довольным видом сжал в ладонях мою грудь, захватив соски между большим и указательным пальцами. Всего одно движение, и соски набухли, превратившись в острые вершины, чувствительные, пульсирующие от предвкушения. Давид нагнулся, обхватив губами тугую бусину, и принялся посасывать соски по очереди, изредка покусывая. Я выдохнула сквозь стиснутые зубы, пытаясь сдержать стон.
Давид отвлёкся от груди с недовольным видом.
— Ксения, не корчи из себя великомученицу. Тебе нравится заниматься со мной сексом, так что не надо стоять с опущенными руками и сдерживать стоны. Мне это не нравится. Хочу тебя… горячую, развратную девчонку, готовую потрахаться в лифте или в раздевалке… Или текущую на сеансе в кинотеатре.
Наверное, жутко неправильно расплываться горячим воском после таких речей. Но тело послушно млеет. Оно наполнено предвкушением до самой макушки. И слова Давида только распаляют моё воображение. Сердце бешено колотится, когда горячие пальцы Давида нещадно мнут попку. Чертовски сложно удержаться от стонов, хоть я ещё и пытаюсь это сделать. Но не получается ни капли.
— Снимай трусики, — командует Давид, — сейчас они тебе ни к чему.
Чувствую себя немного унизительно, беспрекословно действуя по его указке. Но я своим враньём заслужила именно такое отношение. Поэтому послушно исполняю его приказ, чувствуя, как болезненно колет в груди разочарование. И понимание, что вот это — последнее, что я получу. Больше не будет ничего. А могло бы быть…
— Чулки с туфлями оставь. Мне нравится.
Давид шагает ко мне, заставляя меня упереться попкой в стол.
— Раздень меня.
Я исподтишка бросаю на него взгляд. Зелёные глаза горят огнём нетерпения, губы упрямо поджаты. Я расстёгиваю пуговицы на его рубашке, чувствуя горячее дыхание на своём лице, и взгляд, скользящий по моей коже. Нетерпеливый, оставляющий жаркий след за собой. От рубашки я избавила Давида очень быстро, отбросив её в сторону. И невольно вздохнула, залюбовавшись его мускулистой грудью и шикарным прессом.
— Не стесняйся, — насмешливо протянул Давид, — можешь целовать, лизать и кусать в своё удовольствие. Пока есть доступ.
Мои пальцы неподвижно замирают на пряжке ремня.
— Опять тормозишь? — хмурится Давид и запускает пальцы в мои волосы, прижимается лбом к моему, легонько касается моих губ своими. И услышав невольный вздох, немного отстраняется.
