— А давайте отрепетируем? Послезавтра. Натравим на Ричарда и Дениса наших — Джулиану, Наташу, госпожу Журавлеву…
— На женщин они так не отреагируют. Воспитание… Надо мужчину. Причем такого, кто будет их провоцировать.
— Тогда журналистов «Имперской правды» подтянем.
— А почему послезавтра? — спросил Ричард.
— Потому что завтра Джулиана пойдет в приют, а я составлю ей компанию.
— У миледи Вероники, — язвительно сказал Фредерик, — газета печатается в четверг ночью. И рано утром в пятницу продается. Вот она и будет…
— Впереди планеты всей! — гордо сказала я.
На самом деле я забыла про этот нюанс. Но если его величество убежден в моем изысканном коварстве — кто я такая, чтобы с ним спорить?
Глава 12
В приют в конечном итоге мы отправились расширенным составом. К нам присоединилась еще и моя мама.
— Засиделась я в редакции, — сказала она. — Надо прогуляться, тем более что я сегодня своим указом объявила в издательстве выходной.
Вот так мы и шли по улицам столицы империи, любуясь утопающими в пене цветущих садов роскошными особняками, расположенными по соседству.
Правда, перейдя через мост, мы обнаружили, что на той стороне реки дома стали больше многоэтажными, а сады уже примыкали не к каждому дому. Но все равно — зелени было много, а в архитектуре господствовал ампир.
Свернув в переулок Волшебных кошек, где нынче жила Джулиана, мы обнаружили, что художница уже сама идет нам навстречу.
Получасовая прогулка, и мы достигли нашей цели — храма Четырех стихий, при котором размещался городской приют.
Надо отметить, что народ в империи — в большинстве своем — был весьма не религиозный. Как я поняла, о вере вспоминали или по большим праздникам, или по большой нужде. И, конечно, чтобы зарегистрировать гражданское состояние. Рождение, смерть, брак…
Еще при храмах были приюты и богадельни.
— Только не думайте, — говорила нам жена настоятеля храма матушка Гриммс, которая и выполняла функции начальницы приюта, — у нас очень редко отказываются от детей. Если гибнут родители, практически всегда ребенка забирают родственники. Или сослуживцы — когда речь идет о военных. У нас оказываются… незаконнорожденные.
И это слово прозвучало в ее устах как-то… с извинением, что ли. Словно она, в высшей степени приличная дама, вынуждена была грязно выругаться. В присутствии таких же точно приличных дам.
Вообще матушка Гриммс — доброжелательная, кругленькая, уютная, излишне суетливая, в кружевном чепце и фартуке какого-то истово-белого цвета — производила самое благоприятное впечатление. Глядя на нее сразу становилось понятно: все что можно для детей сделано.
— А какое будущее ждет подкидышей? — спросила мама.
— Они становятся прислугой, — гордо сказала матушка Гриммс. — Мы стараемся подобрать им приличные дома. Вы же понимаете, не в любой дом возьмут такого слугу. А тем более служанку.
— А если у ребенка есть какие-то таланты? — спросила я. — Рисовать у него получается… Или петь? Или мальчик хочет служить в армии?
— Все это возможно, — ответила женщина спокойно. — Но лишь для следующего поколения. Если дети этих… детей будут рождены в законном браке.
— И что — есть специальные законы, регламентирующие все это? — спросила я.
— Так было сколько я себя помню, — удивленно посмотрела на нас матушка.
Я, кажется, начала понимать, почему Ричард так настаивал на свадьбе. И фраза «у меня ублюдков не будет» обрела совершенно иной смысл. Кроме того, я отдала должное его матери. И самому ненаследному принцу Тигверду, который высокомерно заявлял всем при представлении, что он бастард императора.
«Надо поговорить с Фредериком. Что-то же делать с этой ситуацией нужно!» — подумала я, а вслух поинтересовалась:
— Чем мы можем вам помочь?
— Не знаю даже, — с сомнением оглядела нас троих матушка Гриммс. — Еды у детей достаточно. Недостатка в одежде или в игрушках мы не испытываем. Прихожане нашего храма заботятся о детях.
— Покажите мне, пожалуйста, где я буду работать, — вмешалась до этого молчавшая Джулиана. — Его величество распорядился, чтобы я отработала свой проступок, заботясь о детях. И я готова на любую работу.
— Конечно, — склонила голову матушка. — Прошу вас следовать за мной.
И они удалились, оставив нас с мамой в кабинете. Мы переглянулись.
— Значит, только в прислугу… — протянула мама.
— Слушай, перед тем как устраивать революцию в отдельно взятой империи, надо хотя бы поговорить с Ричардом.
— И с Фредериком. Обязательно.
У мамы получилось кровожадно.
— Мы, конечно, что-нибудь придумаем, — постаралась я успокоить маму, хотя сама была подавлена.
— Нет, каков молодец! — Маменька никак не могла успокоиться. — Своего сына в прислуги не записал.
— От него мать не отказалась, — тихо проговорила я. — И отец тоже.
— А представляешь себе, если какую-нибудь бедную девочку изнасиловали? Или соблазнили и бросили? А она с пузом. И что ей остается?!
— Она может не отказываться от ребенка, а остаться у нас, — услышали мы от порога голос госпожи Гриммс. — Конечно, ей придется нелегко. Но ее ребенок не будет считаться брошенным.
— Значит, все зависит от родителей? — спросила мама.
— Именно так, миледи, — склонила голову матушка. — Это может казаться жестоким, но, с другой стороны, люди должны понимать, что за все приходится платить. И не столько им, сколько их детям.
— Бывают ситуации, когда и родители могут оказаться беззащитны.
— Мы по мере сил стараемся помочь, — кивнула руководительница приюта. — Вот, например, у нас живет молодая девушка, ее зовут Вероника.
Мы с мамой синхронно вздрогнули.
— Бедная девочка работала экономкой в каком-то богатом доме. Она молчит, в каком именно. Я так понимаю — ее оттуда выставили, когда узнали, что она в положении.
— И было это в конце лета или в начале осени? — что-то голос у меня задрожал.
— Именно так, миледи, — ответила матушка и очень внимательно на меня посмотрела. — Она появилась у нас в последние дни лета.
— Ника? — удивленно посмотрела на меня мама. — Что с тобой? Ты хорошо себя чувствуешь?
— Все хорошо, — отмахнулась я. — Можно с ней поговорить?
— Пойдемте, — тяжело вздохнула женщина после долгого молчания. — Она сейчас с самыми маленькими. Я провожу вас.
Госпожа Гриммс не задала мне ни одного вопроса. Слишком часто, видимо, матушка провожает кого-то, показывает и… не вмешивается. При этом она удивительно проницательно молчала.
Мы отправились коридором — мрачным, как мое настроение. Так вот где оказалась бывшая экономка милорда Верда. Девушка Вероника, что работала в доме до меня и исчезла после скандала. Скандала с хозяином.
Мысль о том, что я сейчас увижу на младенческом лице знакомые черные глаза, характерные для рода Тигвердов, заставила меня замереть, а перстень нагреться. Тело знобило, руку жгло, а сердце колотилось так сильно, что стало неловко перед матушкой — вдруг услышит? Я глубоко вздохнула, пытаясь задержать дыхание и успокоиться. Очень хотелось верить, что Ричард не имеет к этому никакого отношения. Очень…
«Значит, переспал — и выставил. И все равно, что будет с девочкой. Еще неизвестно, сама ли она пришла к нему. Как говорят. Или же…»
Злость, ревность, недоверие разъедали меня изнутри, как кислота. Больно. Омерзительно. Медленно…
— Мы пришли. Миледи?..
Как я поняла по обеспокоенному взгляду, матушка Гриммс произнесла эту фразу как минимум раза три перед тем, как я ее услышала.
— Вы позволите мне поговорить с Вероникой наедине? — Я старалась не смотреть в ее печальные, полные немого сочувствия глаза. И без того было тошно.
— Хорошо, миледи, — поклонилась матушка Гриммс, а моя родительница посмотрела на меня с тревогой. И, спасибо Стихиям, ничего не спросила.
Я отворила дверь и замерла.
Солнечный свет, нежно льющийся из узких окон, похожих на бойницы, ласкал молоденькую мамочку, что кормила свое дитя. Нежность и легкая мечтательность во взгляде женщины. Почти детские черты ее милого лица. Мадонна с младенцем…
