— Коли уж просишь… остерегайтесь руин старого города к северу отсюда — улыбнулся ласково Истогвий — Гиблое там место, ох гиблое, сплошь костьми усыпанное.
— Ладно — буркнул я — Пошутили и хватит, дядюшка Истогвий. Убери хватку свою с ниргалов моих и нежити. А затем уходи.
— Пошутили и хватит — развел руками Истогвий — Давай, доченька.
Вспышка!
Ярко-алая, быстро переросшая в багровую черноту залившую мои глаза. Я почувствовал, как руки бессильно опадают, как на меня наваливается тяжелая тьма, начинают подгибаться под ее гнетом колени. У меня нет сил сопротивляться, я ничего не вижу…
С глухим звериным криком я замотал головой, стиснул зубы до хруста, напряг ноги и сумел-таки устоять. А затем и сжать пальцы правой руки, успев удержать мертвой хваткой тонкую женскую шею. Я глубоко промял кожу и почувствовал каждый позвонок мелкой паршивки применившей какой-то магический трюк.
— Да кто же ты такой, мальчик? — на этот раз слышал я Истогвия плохо, но отчетливо уловил изумление в его голосе — Кто же ты такой?
Прохрипев в ответ что-то нечленораздельное, я начал пятиться, таща за собой сопротивляющуюся девушку. Я по-прежнему ничего не видел. Я был слеп. Перед глазами клубилась багровая чернота. Но я ощущал удары о спину, когда натыкался на очередную старую сосну. Я слышал хруст веток под моими ногами, напряженное дыхание девушки и почти неслышимый шелест шагов Истогвия идущего за нами.
— Я выпью ее досуха! — прохрипел я, отчасти вернув контроль над губами — Всю до капли! Оставлю лишь хладный труп! Отступи! Отступи!
Я пятился и пятился. Тащил за собой пленницу. Считал шаги. Не знаю, сколько я так прошагал. Может сто шагов. А может меньше. Или больше. Я сбился со счета на четырнадцатом шаге, когда с ужасом понял, что у меня начал пропадать слух. Я глохнул… и, как мне кажется, я стал хуже ощущать прикосновения о деревья. Вскоре я шагал и уже не слышал ничего. Лишь тихий противный звон в ушах. Мои пальцы еще ощущали тепло чужой шеи, я ощущал биение ее быстрого пульса. Но и эти чувства начинали исчезать…
А еще через несколько десятков шагов, при очередном шаге моя нога не ощутила тверди. Я подал назад. Невольно взмахнул свободной рукой. Девушка рванулась в сторону. Что-то ударило меня в многострадальное горло. Толкнуло дважды в грудь… и я упал в пустоту. Еще в полете обреченно расслабился, понимая, что потерял последний козырь. Сейчас я упаду, затем ко мне подскочит немыслимо быстрый Истогвий и попросту оторвет мне голову.
Мгновение… еще мгновение… удар! Затылок взорвался мучительной болью от соприкосновения с чем-то очень твердым. Но я продолжал падать…
Удар по ногам, меня перевернуло, протащило лицом и грудью по влажной и затхлой земле. Снова лечу вниз…
Удар… на этот раз по животу. Я задержался на миг, перевалился, вновь взмахнул руками и опять полетел вниз, упав на какой-то очень крутой склон, по которому мгновенно сполз вниз и… снова полетел вниз…
А затем ощутил ледяной холод сомкнувшейся вокруг меня воды, принявшей меня и поглотившей меня. Я ощущал толчки, удары по ногам и рукам, отплевывался от перекатывающей через лицо ледяной воды. Вода меня куда-то увлекала за собой…
По всей видимости, я упал с обрыва в какой-то широкий полноводный ручей или даже мелкую речушку. И сейчас меня несет течением. Однако это не спасет меня от Истогвия — тот наверняка уже бежит вдоль берега и вот-вот я ощущу вонзающийся мне в живот меч. Или же его хватку на горле.
Я вяло перевернулся на живот. Окунулся с головой. Попытался протереть глаза. Тщетно. Я все еще ничего не видел и не слышал. Да и осязание исчезало.
В грудь ударило что-то твердое — какой уж раз за сегодня! — я инстинктивно ухватился и наощупь с огромным трудом понял, что держусь за осклизлую толстую ветвь идущую поперек течения. Что ж… так я и повис, мысленно считая мгновения и пытаясь услышать хоть что-то переставшими подчиняться ушами.
Где же ты, Истогвий?
Где ты, клятый дядюшка Истогвий?…
По моим ощущениям прошло довольно много времени, но так никто и не появился. Никто не пришел добить меня или пленить. Почему? Не знаю. Но я все еще жив и свободен. Хотя полностью беспомощен.
Спустя еще один долгий промежуток времени я окончательно уверился, что за мной никто не придет.
Я выжил. И я потерял все. Совершенно все.
Я остался один в Диких Землях, без друзей и союзников, без оружия и доспехов, за много лиг от родного поселения. Вот это финал…
Все началось с крепкого боевого отряда шедшего по следу Тариса Некроманта, а закончилось тем, что я вишу непонятно где на гнилой ветке, уподобившись выброшенной тряпке, настолько старой и рваной, что не нужна совершенно никому…
Я остался один…
Глава одиннадцатая
Моя вина
Моя вина…
Моя вина…
Два коротких слова срывались с моих мокрых губ и едва слышным эхом отражались от бегущей воды, что с недовольным журчанием и плеском огибала мое тело.
Моя вина…
Опустив голову, я погрузил лицо в воду и надолго замер так, широко открыв слепые глаза. Лишь тьма пляшет у меня перед глазами. Если же взглянуть иным зрением, то во тьме появляются стремительные серебристые росчерки свечения снующие в водной толще. Рыбы. Я вижу наполняющих их холодные тела тусклые сгустки жизненной силы.
Я вижу тьму наполненную ожившими серебряными звездами сошедшими со своих мест и пляшущими веселый хоровод.
Моя вина…
Кем я себя возомнил?
Высшим существом? Тем, кому все по плечу?
Да, так и есть. Именно им я себя и возомнил. Особым существом могущим найти выход из любой передряги. Слишком уж долго удача баловала меня своим вниманием. И вот сокрушительный результат — я впал в манию величия, посчитал себя самым умным, самым живучим, самым сильным.
И мне преподали жестокий урок.
Я как щуренок привольно живший в своем прибрежном бочажке и бывший там самым зубастым. А затем глупый щуренок бесстрашно сунулся в соседний глубокий омут и напоролся на обитающую там старую щуку, что живо ободрала щуренку бока и лишь по случайности упустила его из пасти. Но лишь глупому щуренку так сильно повезло — его друзья остались у старой щуки в плену.
Вспомнив усталые лица двух ниргалов с неестественно расширенными зрачками, я судорожно дернулся всем телом, удерживающая меня гнилая ветка предупреждающе захрустела. Шрам и Однорукий. Два верных воина примкнувших ко мне по чужому приказу, но многажды спасавших мне жизнь, закрывавших меня собственными телами. В последний раз, когда я видел их, они сидели у костра и медленно пережевывали вкусную кашу, неуверенно работая челюстями, плотно сжимая изуродованные ожогами губы. А сразу за этим они превратились в две недвижимые статуи, беспомощно застывшие после прикосновения Истогвия, этого клятого вечноживущего старца, этой старой «щуки» давно облюбовавшей местный омут и пожирающей чужаков…
Я снова дернулся, несчастная ветка, удерживающая меня от срыва в неизвестность, жалобно застонала, предупреждая — вот-вот хрустну, обломлюсь! Я замер, опустил лицо в ледяную воду… в ушах зашумело, забулькало…
Не помогло — хруст повторился, я почувствовал рукою, как начала сползать с ветви гнилая кора, как начала расходиться влажная древесина.
— Держись! — мой яростный дрожащий крик эхом пролетел над водой и растаял вдали.
Ладони и живот обожгло неестественным в этом месте жаром, в лицо ударил стол пара, послышалось шипение. Журчащая вода с плеском переливалась через ветку, и вскоре жар сменился холодом. А ветка больше не хрустела — замерла поперек тока воды как прочный бревенчатый мост. Мой магический дар. Хоть это осталось. Магия укрепления сработала, надолго превратив гнилую ветку в весьма прочный предмет.
Что ж… мое положение несколько изменилось. Теперь я болтался не на гнилой ниточке, а на металлической цепи. Однако все еще оставался на месте и если сейчас сюда прибудет Истогвий, он меня снимет отсюда с той же легкостью, с какой опытный рыбак снимает рыбу с крючка.
