Свистнул разрезаемый стрелой воздух. Позади послышался тихий плеск упавшей в воду стрелы. Я невольно пригнулся и тут же снова послышался переносимый водой женский злорадный смех. Это напрочь выбило из моей головы остатки милосердных мыслей о том, что несчастная девушка лишь жертва той тьмы, что окружала ее жизнь и выдавала себя за обыденную действительность. Кем вырастет ребенок, когда ее отец обращает людей в слизь одним прикосновением и повелевает ордами нежити? Уж точно такая девочка не пойдет в храм Создателя. Я потерял остатки жалости к молодой дочери Истогвия, видя, как она по-настоящему наслаждалась охотой за мной, принимая все за веселое приключение.
Нога провалилась, в икру впилось что-то острое, я молча упал ничком в воду, чтобы тут же вскочить и побежать дальше, оставляя за собой мутные пятна крови хлещущей из неглубокой, но обширной раны. Острый камень распорол мне кожу. Смешно — будто бы не хватало того, что догоняющие видели мою фигуру, и я решил приманить их еще и собственной кровью.
Еще прыжок. Так далеко в озеро я не заходил и действовал сейчас интуитивно, во все глаза вглядываясь в волны, стараясь определить, где меня поджидает очередной островок. И пока мне удавалось угадывать. Пару раз песок дрогнул под моими ногами, выдавая ту страшную пустоту что сокрыта под его слоем. Еще в одном месте земля закрутилась жадной воронкой, всасывая в себя все подряд и отправляя в недра утонувшего дома, на чьей крыше и расположилась отмель. Если я провалюсь в такую дыру с головой, и меня утянут глубже… враги успеют подоспеть и им останется лишь заняться тем же промыслом, каким занимаются рыбаки зимой на льду, сидя возле небольшой проруби. Создатель миловал. И продолжал миловать дальше — в во время каждого особо размашистого шага или прыжка у меня замирало сердце, но пока что я еще не провалился. И больше не падал.
Преодолев еще четыре мелководья, я остановился и позволил себе небольшую передышку. Пусть преследователи видят мою крохотную фигуру виднеющуюся вдали. Пусть видят, как я стою и наблюдаю за их мучениями. Судьба словно только этого и дожидалась, выступив на моей стороне и предоставив мне шанс насладиться незабываемым зрелищем.
По понятной причине нежить осталась на плотах, не собираясь спускаться на отмели и идти тем же путем что и я. Но это не спасло их от волн, что легко заливали бревна плотов и награждали кентавров мягкими шутливыми шлепками. Шутливыми для всех, но только не для нежити. Огромные твари дергались, жалобно ворчали, порой походя не на гнилостные трупы, а на живых созданий. И когда я остановился и обернулся, то увидел, как одна из тварей встает на дыбы и буквально сбрасывает с себя своего властелина Истогвия. Дядюшка канул в воду молча и быстро. А выбрался обратно еще быстрее. И наградил своего «скакуна» легким ударом кулака. И нежить окаменела. Превратилась в уродливую статую замершую посреди плота. Спустя пару мгновений осторожно и точно зашевелились конечности держащие шесты и старые доски выполняющие роль весел. Плот неуклюже повернул и начал обходить первую отмель. А волны продолжали налетать на гнилые бревна и продолжали «вымывать» из огромных туш жизненную силу.
Легко получить, но тяжко удержать — эти слова про чужую жизненную силу.
С каждой новой волной нежить теряла капли силы, становилась слабее и дряблее. А когда подобная нежить обессиливает, она не просто останавливается. Это справедливо лишь к обычным мертвякам или костяным паукам, что падают на землю и замирают в неподвижности. Если же это пожиратели или кентавры, что слеплены из множества кусков плоти… эти мерзкие существа попросту развалятся на части. Но вряд ли Истогвий допустит этого. Хотя… а что он может сделать?
Мой замысел воплощался в жизнь медленно, но верно. Враг приближался — я удалялся. И двигался я не рядом с берегами, я смело уходил все глубже, к самой середке Мертвого озера. Туда, где, наверное, еще никто не бывал из разумных созданий — шурды боятся воды будто нежить, гоблинам там делать нечего, людей и гномов в этих местах не бывало, а если и забрел кто, то уж не стал бы плавать по мертвым водам.
Истогвий не мог вернуться на берег и следовать за мной по суше. Ведь я уходил прочь от берегов. За гигантским Мертвым озером — море! Живое и холодное соленое море. Вот куда лежал мой путь. И я не намеревался этого скрывать. Им придется послушно идти за мной. Или же они попытаются догнать меня раньше, коли им представится такая возможность и кою я им давать не собирался. Мой враг слабеет при каждом шаге — что может быть лучше? Пусть так и продолжается!
— Я превращу твою смерть в череду неизбывных мук! — переполняемый злостью голос Истогвия ударил меня как гарпун.
А вот и твоя гордыня, Наместник Горы, как я стал тебя называть после того, как убедился, что ты не настоящий Хозяин. Вот и проснулась твоя спесь, твое бешеное желание быть тем, кого все боятся и кого все уважают. Я заставил тебя почувствовать себя ободранным псом. И я продолжаю рушить твои замыслы, продолжаю ускользать из твоих рук. Что ж — я верю тебе, дядюшка Истогвий. Мне лучше умереть до того, как я попадусь.
— Я вырежу тебе сердце! — дочь решила поддержать отца.
Семья жестоких тварей. Надеюсь, она еще не успела порадовать отца внуками? Боюсь и представить насколько бессердечными детишками они окажутся. Одного я добился точно — содрал с них шелуху внешней холодности, спокойствия и бесстрастности. Вот они настоящие — во всей красе!
Повернувшись, я побежал дальше, давая понять, что не стану их дожидаться и не собираюсь давать им бой. За моими плечами недовольно ворчал каменный тесак, успевший хлебнуть крови и силы ниргалов, но уже вновь проголодавшийся. Он тихо и вкрадчиво шептал мне свои советы, предлагая остановиться и воспользоваться его силой, его древней мощью, его способностью глотать чужие жизни так же легко, как человек глотает мелкие лесные ягоды. Я слушал вполуха, как делал это уже не первый день. Его речи были полны удивительной мудрой кровожадностью и ненасытностью.
Я преодолел еще четверть лиги, отмелей становилось все меньше, берег отдалился, глубина увеличилась. Вскоре мне придется плыть — но повсюду хватало покачивающихся деревяшек, большей частью полусгнивших, но еще держащихся на плаву. Они поддержат меня. А глубина — что ж, я радовался тому, глубина растет. Ведь если меня все же догонят охотники и если я пойму, что жить мне осталось недолго, то попросту брошу тесак в воду, и он быстро канет к далекому дну, где возможно навеки скроется в густой грязи.
Если мне посчастливится добрать до моря и придется войти и в его холодные воды, я поступлю так же в случае опасности — отправлю каменный тесак на дно. Последняя гордая насмешка над врагом. Почему нет? Гордость и упорство — это все что у меня осталось.
Остановившись, я уселся на выпирающий из воды земляной бугор, стараясь не раздавить произрастающие на нем робкие зеленые ростки. Расстояние между мной и преследователями увечилось. Ведь им приходилось отмели огибать, они делали крюк за крюком. А волны налетали и налетали на их плот…
Кто знает? Быть может благодаря утекающей из нежити жизненной силы в этих водах вновь зародится настоящая жизнь? Какая странная и глупая мысль…
— Отдай что украл — и уходи! Мы не станем тебя преследовать! — это предложения поразило меня до глубины души, я даже привстал и приложил ладони к ушам.
Не послышалось ли мне? Неужто и впрямь была проявлена такая великая щедрость?
Вместо обещания лютой смерти мне предложили жизнь?
Может Истогвий просто устал? Опасается за дочь? Подумал о том же — что я могу отправить тесак на дно?
Уверен, что коли понадобится, тот проклятый Темный может приказать осушить все озеро! И это вполне окажется ему по силам — размах его деяний я уже успел заметить. Каменоломни, дороги, пустотелая гора, громадное подземное сооружение выложенное особыми гранитными блоками, ледники заполненные сотнями мертвяков… ему удастся осушить Мертвое озеро, а затем он пошлет людей и нежить перелопатить донную грязь и вернуть пропажу. Но на это потребуется время. Очень много времени.
