— Конечно.
Шаги удалялись. Открылся и закрылся ящик кухонного стола. Лаундс часто писал об убийствах, совершенных на кухне, где всегда под рукой оружие. Полицейская статистика может изменить ваше отношение к кухне.
Потекла вода.
Лаундс подумал, что уже, наверное, ночь. Крофорд и Грэхем заждались его. И, конечно, уже беспокоятся. Лаундса охватила глубокая, неизбывная тоска, перемежавшаяся приступами страха.
За спиной послышалось дыхание. На самом краю поля зрения появилось светлое пятно. Загорелая и сильная рука. Ему предлагают выпить чая с медом. Лаундс взял в рот соломинку и почувствовал тепло.
— Я напишу большую статью, — пообещал он, сделав несколько глотков. — Там будет все, что вы захотите… Вы опишете себя как вам будет угодно. Или вообще не надо никаких описаний…
— Тес. — Незнакомец постучал по его макушке пальцем. Стало светлее. Кресло начало поворачиваться.
— Нет! Яне хочу увидеть вас.
— Но вы должны это сделать, мистер Лаундс. Вы же репортер. И поэтому вы здесь. Когда я вас разверну, откройте глаза и посмотрите на меня. А если вы не откроете глаза сами, я пришью ваши веки ко лбу.
Раздалось чмоканье, что-то щелкнуло, кресло развернулось. Лаундс сидел с закрытыми глазами лицом к центру комнаты. Незнакомец требовательно постучал пальцем по его груди. Потом прикоснулся к векам. Лаундс открыл глаза.
Сидящему Лаундсу фигура в кимоно показалась очень высокой. Маска из чулка была завернута до носа. Незнакомец повернулся спиной к Лаундсу и сбросил кимоно. Мощные спинные мускулы выступали под великолепно вытатуированным хвостом, который тянулся вниз по ягодицам и обвивался вокруг ноги. Дракон медленно повернул голову, взглянул через плечо на Лаундса и улыбнулся, демонстрируя себя во всей своей красе.
— Боже милосердный! — прошептал Лаундс.
Теперь он сидел в центре комнаты, и ему был виден экран. Долархайд завернулся в кимоно и надел зубной протез, без которого он не мог говорить.
— Хочешь ли ты узнать, кто я?
Лаундс попытался кивнуть, но его волосы намертво прилипли к креслу.
— Больше всего на свете. Только я боялся спросить об этом.
— Смотри.
На первом слайде была картина Блейка, изображавшая великого Человека-Дракона со сверкающими крыльями. Он взметнул свой хвост над Женщиной, одетой в солнечный свет.
— Теперь видишь?
— Вижу.
Долархайд принялся часто менять слайды.
Щелк. Живая миссис Джекоби.
— Видишь?
— Да.
Щелк. Живая миссис Лидс.
— Видишь?
— Да.
Щелк. Долархайд-Дракон с напряженными мускулами и вытатуированным хвостом распростерся над супружеской постелью Джекоби.
— Видишь?
— Да.
Щелк. Миссис Джекоби ждет своей участи.
— Видишь?
— Да.
Щелк. Миссис Джекоби дождалась своей участи.
— Видишь?
— Да.
Щелк. Миссис Лидс ждет своей участи, а рядом лежит бездыханное тело Лидса.
— Видишь?
— Да.
Щелк. Миссис Лидс дождалась своей участи. Она вся в крови.
— Видишь?
— Да.
Щелк.
Фредди Лаундс. Фотография, переснятая из «Сплетника».
— Видишь?
— О Боже!
— Видишь?
— О Боже мой! — слова вырывались из груди Фредди с рыданиями, словно у ребенка.
— Ты видишь?
— Нет, пожалуйста, не надо!
— Что «не надо»?
— Нет… Не меня!
— Вы о чем? Вы же мужчина, мистер Лаундс! Вы мужчина или нет?
— Да.
— И вы по-прежнему считаете меня педерастом?
— О, чтобы?!
Конечно, нет!
— А вы сам педераст, мистер Лаундс?
— Нет.
— Будете писать лживые статьи обо мне, мистер Лаундс?
— О нет! Нет!
— Зачем же вы лгали, мистер Лаундс?
— Меня заставили в полиции. Я писал то, что мне велели полицейские.
— Вы ссылались на Уилла Грэхема.
— Грэхем заставил меня! Грэхем!
— Теперь вы скажете правду? Правду обо мне. О моих Деяниях. Моем превращении. Моем Искусстве, мистер Лаундс. Вы согласны, что это искусство?
— Да! Да, да, это искусство.
Ужас, который был написан на лице Лаундса, окрылил Долархайда и он начал говорить, паря над шипящими и фрикативными звуками; взрывные согласные служили ему огромными, широко раскрытыми крыльями.
— Вы утверждали что я, который видит дальше вас, — сумасшедший. Я, который продвинул мир вперед, — сумасшедший! Я, отважившийся на то, на что не отважились бы вы. Я, оставивший на Земле свой единственный и неповторимый след, столь глубокий, что он сохранится и тогда, когда истлеет ваш прах. Ваша жизнь в сравнении с моей лишь выделения слизняка на граните. Тонкий слой слизи поверх надписи, высеченной на моем монументе.
Слова, которые Долархайд написал на своем стенде, вдруг полезли из него наружу.
— Я — Дракон, а вы называете меня сумасшедшим. Мир следит за моими деяниями так же пристально, как за полетом кометы. Вы слышали о комете одна тысяча пятьдесят четвертого года? Нет конечно. Ваши читатели следуют за вами, как дети, ведущие пальцем по мокрому следу слизняка. Их интересует всякая дребедень, а потому они обречены читать ваши глупости, как обречена таскать свою раковину улитка.
