Хизер удержалась от того, чтобы спрятать лицо у него на груди, и с притворным возмущением парировала:
– Прошу заметить, что до вас, сэр, подобных претензий я не слышала!
Дамиан обнял ее еще крепче.
– И больше никогда не услышишь, – серьезно проговорил он и, помолчав, тихо добавил:
– Ведь ты подарила мне сегодня незабываемую ночь.
Хизер подняла на Дамиана благодарный взгляд и заметила, как по его лицу промелькнула какая-то едва уловимая странная тень. Она слегка нахмурилась в надежде, что он сейчас что-то добавит, но вместо этого Дамиан показал рукой на висевшую на стене акварель и поинтересовался:
– Где ты научилась так хорошо рисовать?
Она слегка задумалась.
– Первые уроки мне давал домашний учитель, когда я была еще девочкой, а потом в Лондоне в пансионе мисс Хевшэм.
– Откуда такая скромность, Хизер? Ведь ты же действительно талантлива.
Она в замешательстве слегка пожала обнаженным плечом:
– Я научилась тому, чему учат всех, потому что, как говаривала мисс Хевшэм:
– Кое-что я научилась делать немного лучше остальных, вот и все.
– Тогда ты наверняка была ее гордостью!
– Я была первой в классической литературе, живописи, рукоделии. Но как ты заметил… – фальшиво беспечным тоном продолжила она, – человеку с, так сказать, ограниченными возможностями трудновато, например, грациозно скользить по паркету или отправиться на верховую прогулку. Боюсь, в подобного рода занятиях я не блистала.
Дамиан слишком поздно понял свою ошибку. Хизер опустила глаза, старательно избегая его взгляда и улыбаясь какой-то неестественной застывшей улыбкой. Он накрыл ладонью ее, лежащую на простыне, маленькую руку.
– Все это не имеет никакого значения, – ласково сказал он.
Разбуженная память вновь услужливо напомнила ей перенесенные обиды, и сердце Хизер тоскливо заныло.
Хизер потрясла головой, отгоняя тяжелые воспоминания.
– Тогда это имело значение, и очень большое, – задумчиво проговорила она и торопливо добавила:
– Но ты прав, все в прошлом.
Несмотря на ее, столь решительный отказ от прошлого, обиженная маленькая девочка, какой она когда-то была, по-прежнему осталась частью ее существа. И Дамиан понял, что у Хизер никогда не было того детства, которого она заслуживала. Судьба распорядилась иначе.
– Если ты была так несчастлива, – спросил он, – почему не рассказала об этом родителям? Почему не попросила забрать тебя из пансиона?
Дамиан не мог себе представить, что Майлз и Виктория сознательно бы обрекли Хизер на страдания.
Она с преувеличенным вниманием водила пальцем по темным волосам на его груди.
– Понимаешь, мама и папа считали, что мне лучше быть с девочками моего возраста. Поэтому они и отправили меня в пансион. А не жаловалась потому, что боялась их огорчить.
Дамиан посмотрел на нее долгим, внимательным взглядом.
– Ты ненавидела этот пансион? Конечно, Хизер, ты его ненавидела. И они до сих пор ничего об этом не знают, ведь так?
Хизер зябко повела плечами и не ответила. Но ее молчание было красноречивее слов.
Дамиан поразился стойкости этой девушки. Она ведь осталась в пансионе, чтобы доказать самой себе, что не хуже других. Он уже знал, что Хизер не из тех, кто легко смиряется с поражением. Она будет добиваться своего любой ценой. Какой бы уязвимой Хизер ни была, она все равно упрямо поднимется, выпрямится во весь свой росточек, несгибаемая в своей решимости идти до конца.
Только сейчас он понял, сколько внутренней силы в этой женщине, больше, чем у многих мужчин. Но знала ли об этом сама Хизер?
Внезапно решившись, он отбросил в сторону одеяло и, не обращая внимания на свою наготу, поднялся с кровати. Быстро скатал лежащий на полу ковер и сдвинул его к дальней стене. Потом решительно шагнул на середину комнаты.
– Иди-ка сюда.
Хизер стыдливо прикрылась простыней и посмотрела на него с таким выражением, как будто он лишился рассудка.
