– О, один или два чужестранца появляются то здесь, то там, – соизволила признать мадам Дюран. – В основном те, кто берет на себя хлопоты свернуть с главной дороги на побережье и вернуться на нее обратно, после того как посмотрит Мориньи. Еще те, кто приезжает навестить родственников, живущих здесь. Но у нас не Ницца, не Канн и не Монте-Карло. Зимой здесь два бича Господних: один – это mistral, вы на себе вчера наверняка ощутили всю его свирепость, а другой – это vent d'ltalie, ветер с востока. И ко всему прочему, монсеньор Сент-Ги не поощряет – это еще мягко сказано – le tourisme; со своей стороны, мы согласны оставаться рабочим городом, зарабатывая на жизнь обслуживанием повседневных нужд соседей, и все мы – или почти все – работаем в имении Сент-Ги в сезон, как делали наши семьи на протяжении поколений.
«Монсеньор Сент-Ги не поощряет туризм! Ну-ну… Канут, приказывающий морю отхлынуть вспять…» – подумала Роза. Вслух же произнесла:
– Я не понимаю. Англичане, немцы и американцы буквально затопили юг Франции. Так как же монсеньор Сент-Ги ухитряется держать их на расстоянии от Мориньи?
– Он владелец Мориньи, – мягко напомнила та. – Он не строит виллы на узкой береговой полосе и не выкорчевывает в окрестностях ценные пробковые дубы для кемпингов. И мы согласны, чтобы все оставалось таким, как есть, ибо пробковые леса – это наследство Сент-Ги и, как я уже говорила вам, источник нашего существования здесь.
«Можно ли найти более яркий пример феодального мышления или попыток не замечать жизни, по- страусиному пряча голову в песок?» – такова была следующая Розина мысль. Затем, вспомнив фразу из письма тетки: «…несколько сувениров для летних туристов», Роза решила, что худшие опасения подтвердились. В таком небольшом местечке, как Мориньи, спрос на подарочные товары должен быть ограниченным, и если танти Элси посещали всего несколько туристов, то какими же жалкими были ее средства к существованию?
На ее предположения мадам Дюран ответствовала, пожав плечами:
– Comme ci comme ca[5]… Она выручала достаточно: открытки на дни рождения – здесь, маленький подарок – там. Но естественно, она жила скромно, как и все мы. Конечно, нам помогает то, что монсеньор Сент-Ги смотрит на ренту за наши дома как на нечто несущественное и даже не беспокоит нас по этому поводу, иными словами, мы ее совсем не платим.
Последнее обстоятельство окончательно поставило Розу в тупик. Вы можете бороться с помещиком за свои права арендатора до тех пор, пока выплачиваете ренту. Но если он вообще не требует арендной платы, то что делать тогда? Более того, Роза поняла и причину столь малого количества товаров в магазине, но как вдвоем – ей и Сильвии – прожить на «открытки на день рождения – здесь, маленький подарок – там»?
Она воскликнула:
– Это уж точно не характеризует монсеньора Сент-Ги как делового человека!
– Напротив, мадемуазель, просто говорит о его доброте.
– Это то же самое. Я вот только что подумала: его агенту следовало бы все-таки собирать арендную плату с тех, кто в состоянии платить, – не отступала Роза.
Мадам Дюран не замедлила высказать свое неодобрение, правда в завуалированной форме:
– Ах, но ведь хозяин-то он, а не Георгис Кассис, его агент. Кроме того, когда мадам Сент-Ги управляла имением, она тоже никогда не брала денег с арендаторов.
Роза насупила брови.
– Мадам Сент-Ги? – насторожилась она.
– Мать монсеньора! Она овдовела задолго до того, как сын достиг совершеннолетия. Его отец погиб, сражаясь за свободу Франции. Других детей не было, и мадам все еще выступает в качестве хозяйки шато Сент-Ги.
– Монсеньор Сент-Ги не женат?
– Нет. Выходит, вы еще не слышали разговоров, которые в городе у всех на слуху? О возможной партии между ним и мадам Флор Мичелет, молодой вдовой. Богатой… Ее покойный муж оставил единственной наследнице парфюмерный бизнес там, где она сейчас живет. У нее здесь летняя вилла… Но хватит! А не то за моей спиной, когда я уйду, вы еще, пожалуй, назовете меня досужей сплетницей, каковой я никогда не была, – закончила мадам Дюран с показной добродетелью, ставя кофейную чашку и протягивая на прощание руку.
Роза пообещала дать знать в случае, если им понадобится помощь, и, когда они наконец остались одни, живо описала картину Сильвии.
Но не полностью… Для слуха сестры она сочла нужным найти смягчающие тона как для участия их лендлорда в отчуждении от Мориньи летних посетителей, так и для своего невеселого убеждения, что раз он не требует денег с арендаторов, то возомнил себя вправе заставлять их плясать под свою дудку. Роза знала, что, если Сильвия начнет резко критиковать Сент-Ги, она, возможно, встанет на его защиту. Пока обе видели в нем врага номер один, такое поведение Розы вряд ли уместно.
Утром она все еще не знала, чего Сильвия желает на самом деле, и поэтому обрадовалась, когда та напомнила ей, что вечером они договорились забыть на время о монсеньоре Сент-Ги хотя бы до полудня. А посему сестры отправились на прогулку, как и было запланировано. Купили свежих булочек, сыра и бутылку вина для ленча, затем спустились к морю по удобной тропке, которая не слишком утруждала больную ногу Сильвии.
Берег подарил Розе все, что она ожидала: скалистый, укрытый от ветра, испещренный пятнами солнечного света и тенями под кронами сосен почти у самой кромки воды, кое-где они даже окунали нижние ветви в кружево прибоя. У воздуха была та прозрачность, что в Англии всегда служит предвестником дождя, но здесь позволяла верить, что вчерашняя отвратительная погода – чистая случайность, которая никогда не повторится.
Сестры играли в «уток и селезней», бросая в море голыши, шлепали босиком по лужам в скалах и чуть не погнались за ящерицей, когда сидели за ленчем. Они оставались на берегу до тех пор, пока воздух не похолодел и тени не стали сгущаться, и лишь тогда стали подниматься обратно по той же дороге.
У «Ла Ботикью» стояла машина. Водитель оказался интересным молодым человеком, с непокрытой головой и в свитере для игры в поло с высоким воротом. Приемник в машине изрыгал ударную музыку, но
