Уф, ну и дела. Что за знакомство?! Перво-наперво она спасает твою жизнь, затем ты не знаешь что сказать и наконец, только посмотри, что пришлось сделать. Ну, да ладно — она не настоящая.
Он попытался представить себе ее имя. Даже если оно ненастоящее. Ведь многие не пользуются своими именами.
Он выбрался из беседки, пересек молчаливый сосновый покров и затем заорал. В этом крике не было слов и кто-нибудь бесполезно попытался бы что-то разобрать.
Она стояла, ожидая его. На ней было неброское коричневое платье, туфли на низких каблуках, через плечо повешена коричневая кожаная сумочка. Волосы ее причесаны аккуратно и скромно завязаны венцом. Она выглядела так, словно каким-то внутренним переключателем убрала сияние, прежде окутывавшее ее кожу. Она выглядела, как если бы была готова исчезнуть, если и не в воздухе, то в толпе, в любой толпе, только бы оказаться рядом с ним. И он прошел бы мимо-это уж точно, если бы не ее глаза. Она быстро подошла к нему, и, положив руку на его щеку, засмеялась над ним. И снова он увидел белизну этих необычных клыков, таких острых…
— Ты покраснел! — воскликнула она.
За всю историю человечества, ни один покрасневший не остановился при этом наблюдении. Он спросил:
— Куда ты направляешься?
Она быстро посмотрела ему в глаза, затем сложила свои руки на ремешке висевшей через плечо сумочки, и посмотрела на них.
— С тобой, — тихо ответила она.
И это лишь одно из многого того, что она еще сказала ему, мгновение за мгновением, что со временем приобрело значение для него. Он отвез ее обратно в город, они вместе поужинали и затем направились по адресу в Вест-Сайде, который она ему дала, и всю ночь простояли снаружи, болтая. И через шесть недель поженились.
— Ну как я мог спорить? — спросил доктор Вебер доктора Рэтберна.
Они стояли рядом друг с другом, наблюдая за маленькой армией рабочих, словно муравьи, копошившихся вокруг гигантского каменного сарая примерно в четверти мили от замка, между прочим, невидимого отсюда, и таким образом, невидимого людям. Работа началась накануне в три часа пополудни, и продолжалась всю ночь. Все, абсолютно все, что бы не заказал доктор Вебер, не только было ему предоставлено, но привезено или уже установлено.
— Понимаю вас, — ответил Рэтберн, уже имевший подобный опыт.
— И не только, как я мог спорить, — продолжил Вебер, — но почему я должен был бы? У каждого человека есть планы, честолюбивые замыслы. А этот Кеогх, какой подход, а! И первым делом, на что он нацелился-планы относительно моей персоны. С этого и начал. И неожиданно все, что вы хотели иметь или кем-либо быть, преподносится вам или обещано, и без всякого надувательства относительно обещаний.
— О, нет. Им нет нужды дурачить кого-либо… Вы хотели сообщить прогноз?
— Вы насчет этого юноши? — Он взглянул на Рэтберна. — О — вы имеете в виду другое… Вы хотите спросить смогу ли я довести один из этих суррогатов-зародышей до срока. Подобное мнение могло бы выставить меня полным идиотом, но, думаю, такая работа — не для идиотов. Пока же, все, что я могу вам сказать — я предпринял попытку — то, что даже и не мечтал сделать, если бы не она и ее сумасшедшая идея. Я ушел отсюда в четыре утра с несколькими мазками из его горла и к девяти у меня уже около полудюжины их было изолировано и находилось в питательном растворе. Свиная плазма крови самое быстрое, что я смог приготовить. И получил митоз. Они делились, и спустя несколько часов, двое из них покрылись рябью и начали формировать гастрофор. Этого свидетельства оказалось достаточно для продолжения. Вот все, как я считаю, и то же сообщил им по телефону. А к тому времени, когда я добрался сюда, — добавил он, махнув в сторону огромного сарая, — тут уже на четыре пятых сооружена исследовательская лаборатория, достаточно внушительная для любого городского медцентра. Спорить? — снова вернулся Вебер к самому первому вопросу доктора Рэтберна. — Как я мог спорить? Да и почему я должен?.. И эта девушка. Она воплощение силы, подобной тяготению. Она может приложить такое давление, я имею ввиду ее лично, что наверно, могла бы заполучить все, что угодно в этом мире, если бы захотела, даже и не принадлежащее ей. Даже сам мир. Доставьте этот прибор к северо-восточному входу! — рявкнул он технику. — Я сейчас спущусь вниз, и покажу вам куда его установить. Он повернулся к Рэтберну. Это был человек, поджариваемый на огне.
— Я должен идти.
— Если есть что-либо зависящее от меня, — произнес доктор Рэтберн, — только скажите.
— Вот это — самое чудесное, — заметил Вебер. — Именно так все говорят вокруг, и, черт побери, говорят искренне!
Он быстрым шагом направился к сараю, а доктор Рэтберн повернул к замку.
Примерно через месяц после последнего своего опасного приключения во время нарушения границ чужого владения, Гай Гиббон возвращался с работы домой, когда человек, стоявший на углу, отвлекся от чтения газеты и, еще складывая ее, спросил:
— Гиббон?
— Да, правильно, — ответил Гай, хотя и несколько резковато.
Человек осмотрел его с ног до головы, хотя и довольно быстро, но создав при этом впечатление такой тщательности, эффективности и опыта, что Гай не удивился бы, узнав, что человек не только определил его одежду и ее изготовили по каталогу, но так же и состояние его здоровья, даже группу крови.
— Меня зовут Кеогх, — сказал человек. — Вам это что-нибудь говорит?
— Нет.
— Сильва никогда не упоминала это имя?
— Сильва! Н-нет, никогда.
— Давайте зайдем куда-нибудь и выпьем. Я бы хотел с вами поговорить.
Что-то понравилось этому человеку, и Гай задал себе вопрос что же именно.
— О’кэй, — ответил он. — Только я много не пью, но ладно, о’кэй.
Они нашли бар неподалеку, с отдельными кабинами в глубине. Кеогх заказал виски с содовой, а Гай, после небольшого замешательства, заказал пиво.
Затем он спросил:
— Вы ее знаете?
— Большую часть жизни. А вы?
— Что? Да, конечно. Мы собираемся пожениться.
Гай изучающе посмотрел в кружку с пивом, и несколько стесненно, спросил снова:
— А все же-кто вы, мистер Кеогх?
— Меня можно назвать, — ответил Кеогх, — in loco parentis.
Он подождал ответа, затем добавил:
— Что-то вроде опекуна.
— Она ничего не говорила об опекуне.
— Это я могу понять. А что она рассказывала вам о себе?
Неудобство Гая дошло до уровня робости, недоверия, даже чуть-чуть коснулось страха — но не повлияло на твердость его слов, как бы не были они произнесены.
— Я вас не знаю, мистер Кеогх. И не думаю, что должен отвечать на вопросы о Сильве. Или обо мне. Или о чем-либо.
Он посмотрел на Кеогха.
Тот внимательно его разглядывал, а затем неожиданно улыбнулся. Это был не бывалый и, очевидно, слегка болезненный процесс для него, но, похоже, искренний.
— Хорошо! — рявкнул он и поднялся. — Идем.
Он вышел из кабины, и Гай, более чем удивленный, последовал за ним.
Они направились к телефонной будке на углу.
Кеогх опустил монету, набрал номер и стал ждать, глаза его застыли на Гае.
Затем Гаю пришлось выслушать одну сторону разговора:
