всех когда-либо услышанных ею, помимо призыва штурмовать дворец Господа три года назад, она хотела говорить и говорить, не переставая. Так она и поступала с таким пренебрежением к чувствам своих гостей, какое мог продемонстрировать только абсолютный монарх. Она велела принести поесть и выпить и присоединилась к ним за большим столом. Они были рады подкрепиться, но через неним за большим столом. Они были рады подкрепиться, но через некоторое время Анану стало клонить в сон, а Кикаха лишь еще больше оживился.
Он намекнул Анане, что было бы мудрым, если бы она легла спать. Она догадалась, что он имел в виду, но никак это не прокомментировала. Она поднялась и, пройдя к аэролету, вытянулась на полу на представленном Подаргой ковре.
14
Когда она проснулась, то увидела спавшего рядом с ней Кикаху. Его курносое длинногубое лицо походило на младенческое, но дыхание воняло вином, и от него пахло какими-то экзотическими духами.
Он вдруг перестал храпеть и открыл один глаз.
Его радужную оболочку пронизывали тонкие красные молнии вен. Он ухмыльнулся и проговорил:
— Доброе утро! Хотя, по-моему, сейчас ближе к полудню.
Затем он сел и похлопал ее по плечу.
Она дернулась от его прикосновения. Он улыбнулся еще шире.
— Неужели возможно, что высокомерная супербаба—Господь, Анана Ослепительная, может быть, чуточку ревнует? Немыслимо!
— Правильно, немыслимо, — подтвердила она. — Какое мне может быть дело? Как? Почему?
Он потянулся и зевнул.
— Это ты уж вычисляй сама. В конце концов, женщина, если ты даже и отрицаешь, что ты человек, хотя мы находились в тесном, почти интимном контакте, — если мне позволительно так выражаться, а мне позволительно, хотя я всего лишь повторяю сказанное тысячами других. Я не могу не привлекать тебя, даже если ты испытываешь при этом некоторое презрение к себе за то, что считаешь лаблаббия в каком-то смысле привлекательным.
— Тебя какие-нибудь женщины пытались когда-нибудь убить? — зарычала она.
— По меньшей мере, дюжина. Фактически, я подошел ближе к смерти от ран, нанесенных женщинами, чем всеми великими воинами, вместе взятыми.
Он нащупал два шрама под ребрами.
— Дважды они очень близко подошли к свершению того, что не могли сделать и самые решительные мои враги, и обе утверждали, что любят меня. Меняю такую любовь в любое время на открытую чистую ненависть.
— Я тебя, конечно, не люблю, но и не ненавижу, — высокомерно заявила она. — Я — Господь, а ты…
Ее прервала орлица, сообщившая, что Подарга хотела бы поговорить с ними, пока они завтракают. Орлица расстроилась, когда Анана ответила, что она сперва хотела бы принять ванну, и нет ли среди всех сокровищ какой-нибудь косметики, духов и тому подобного. Кикаха слегка улыбнулся и сказал, что отправиться к Подарге и примет ответственность за ее непоявление сразу же на себя. Орлица зашагала на негнувшихся ногах впереди Ананы в тот угол пещеры, где разукрашенный филигранью комод содержал все, что ей требовалось.
Подарга не проявила недовольства опозданием Ананы, поскольку думала о других вещах. Она поздоровалась с Кикахой так, словно испытывала к нему большое уважение, а затем сказала, что у нее есть кое-какие новости. На рассвете прилетела орлица с рассказом об огромном флоте воинов на реке, называемой Петчоттакл. Это был широкий и извилистый поток, тянувшийся вдоль опушки Леса Деревьев со Многими Тенями.
По реке двигалось свыше ста длинных лодок примерно по пятьдесят воинов в каждой. Так что флот насчитывал около пяти тысяч краснобородых, называвших себя Тиуда, т. е. Народ. Кикаха сказал, что он слышал о них от тишкетмоаков, жаловавшихся на них, на участившиеся набеги краснобородых на пограничные посты и городки. Но что собирался предпринять флот таких размеров?
Наверняка это должно означать набег на сам Таланак, и его осаду.
Она ответила, что Тиуда пришли с огромного моря на западе, за Сверкающими Горами. Кикаха сказал, что он еще не пересекал Сверкающие Горы, хотя давно собирался. Но он знал, что это море примерно в тысячу миль длиной и примерно в триста — шириной. Он всегда думал, что на его берегах жили индейцы, люди вроде тех, что обитали в прериях.
Подарга, довольная широтой своих знаний и сил, отозвалась что нет — ее орлицы докладывали, что давным-давно там жили оперенные шапки — индейцы, но потом Джадавин впустил с Земли племя высоких светловолосых людей с длинными бородами.
Они поселились на восточном берегу, построили городки-крепости и корабли. Со временем они покорили и поглотили темнокожее население. Сперва темнокожие были рабами, но в конце-концов стали равными и слились с Тиуда, но с искажениями и многочисленными аборигенными заимствованиями.
Восточный берег моря был федерацией под совместным правлением королей: Браки — означавшим Борьба, и Саурги — Печаль. Но произошла долгая и тяжелая гражданская война, и Браки пришлось бежать с кучкой верных воинов и женщин.
Они перевалили через Сверкающие Горы и поселились вдоль верхнего течения реки. С годами их сила и численность увеличилась, и начались их налеты на тишкетмоакские посты, речные суда, а иногда и караваны. Они часто сталкивались с полуконями, и не всегда побеждали их, как побеждали всех других врагов, но по большей части они преуспевали.
Тишкетмоаки выслали несколько карательных экспедиций, одна из которых уничтожила приречной городок, жителей же изрубили на куски, а теперь все выглядело так, словно краснобородые предприняли крупный шаг против народа Таланака. Они были дисциплинированными, высокими, свирепыми воинами, но явно не представляли себе ни размеров страны, против которой двинулись в поход, ни ее обороны.
— Возможно, — согласился Кикаха. — Но к тому времени, когда они доберутся до Таланака, они обнаружат, что оборона сильно ослаблена. К тому времени мы атакуем и, наверное, завоюем Нефритовый Город.
У Подарги мигом пропало хорошее настроение.
— Сперва мы нападем на краснобородых и рассеем их, как воробьев перед ястребом! Я не буду мостить им дорогу!
— А почему бы не сделать их своими союзниками? — предложил Кикаха. — Битва против Колокольников, тишкетмоаков и дракландцев будет нелегкой, особенно если учесть имеющиеся у них аэролеты и лучеметы. Нам понадобится вся помощь, какую мы только сможем заполучить. Я предлагаю привлечь их на нашу сторону. Добычи и убийств хватит на всех. Там всего этого более чем достаточно.
Подарга поднялась с места и одним взмахом крыла смахнула на пол столовую утварь. Ее великолепные груди вздымались и опускались от ярости.
Она прожгла его взглядом бешеных глаз, из которых начисто испарился разум. Кикаха не мог внутренне не съежиться, хотя встретил ее лицом к лицу достаточно храбро. Он сказал:
— Пусть краснокожие убивают наших врагов и умирают за нас. Ты утверждаешь, что любишь своих орлиц, ты называешь их своими птичками. Почему бы не спасти множество их жизней, усилив себя краснобородыми?
Подарга завизжала на него, а потом начала бесноваться и понесла уже сущий бред. Он понял, что допустил серьезную ошибку, не соглашаясь с ней по всем пунктам, но было слишком поздно исправлять причиненный вред. Более того, он почувствовал, как его собственный рассудок скользит по внезапно сорвавшейся ненависти к ней и ее надменным, нечеловеческим жестоким повадкам.
Но он сумел успокоить свой гнев, прежде чем тот смог увлечь его в прах, из которого не восстает ни один человек, и сказал:
