Он понижает голос до шепота.
— Ты та, плохая, Лия. Правда?
Я пожимаю плечами.
— Не знаю, Генри. Я не ощущаю себя плохой.
Он кивает с самым серьезным видом, как будто во всем этом кроется глубокий смысл.
— Лия, только время покажет.
Только время покажет? Генри, и кто это тебе такое сказал?
— Тетя Вирджиния, — просто отвечает он. — Она сказала, нет способа точно определить, кто плохая, даже несмотря на отметину. Сказала, только время покажет.
Я поражена тем, сколько он знает, однако самой мне пред лицом всей этой мудрости и сказать-то нечего.
— Думаю, Генри, она права. Думаю, нам остается лишь ждать — и смотреть, что будет.
Я поворачиваюсь к двери.
— Я все равно люблю тебя, Лия, — окликает он меня. — В смысле, до тех пор, как время покажет.
Я снова поворачиваюсь к нему и улыбаюсь. Сейчас я люблю его сильнее, чем когда-либо.
— Значит, до тех пор, как время покажет, Генри, и впредь. Я тоже люблю тебя.
— И как нам тут хоть что-нибудь найти, Лия? Никогда не видела такого множества книг, даже в Вайклиффе!
Луиза отворачивается от стеллажа с книгами, прислоняется к нему и растерянно проводит рукой по лбу.
Я поднимаю взгляд от папиного письменного стола, за которым сижу в кожаном кресле.
— Просто не знаю, где еще нам искать. Я уверена, пожелай отец что-то спрятать, он спрятал бы это здесь. Он проводил почти все время в библиотеке. В этой комнате собрано все, что ему дорого.
— И все же мы обыскали тут каждый укромный уголок! — говорит Луиза.
Соня внезапно выпрямляется.
— Здесь. Мы обыскали каждый укромный уголок здесь.
Луиза нетерпеливо пожимает плечами.
— Ну да. Именно это я и сказала.
Но я, кажется, понимаю, что имела в виду Соня.
— Погоди-ка минутку… Соня, что ты хотела сказать?
— Мы еще не обыскивали его комнату, — отвечает она.
Я отмахиваюсь от этой идеи.
— Да, но святилищем его была именно библиотека. И книга-то нашлась именно здесь.
Соня кивает.
— Вот-вот. Еще одна причина, чтобы спрятать список где-нибудь в другом месте.
Я прикусываю губу, обдумывая ее слова. Ужасно не хочется признавать, что это и в самом деле вариант — и не потому, что это не так, а потому, что мне неловко вторгаться в личные владения отца, даже теперь, когда его уже нет. И все же я не могу не признать, что в этой идее есть свои достоинства.
— Ты, конечно, права. Если здесь списка не нашлось, то, рассуждая логически, следующее вероятное место — его спальня.
Луиза поднимает голову.
— Ну так чего же мы ждем?
В спальне отца холодно, как в гробнице. Здесь давно уже не разводили огня.
Луиза с Соней входят сюда без энтузиазма, но я закрываю за собой дверь и на мгновение останавливаюсь, прижавшись к ней спиной. Я осматриваю комнату, внезапно ловя себя на том, что она практически незнакома мне — так редко я тут бывала при жизни отца. Он спал здесь — только и всего. Вся его жизнь протекала в библиотеке и прочих частях дома — со мной, Элис и Генри.
И все же, наконец проходя дальше в спальню отца, я не могу отделаться от ощущения, что некая частица отца обитала именно здесь. Возможно — его тайное «я». Та сторона его души, которую он прятал, не показывал никому из нас. Однако, когда глаза мои останавливаются на мамином портрете на ночном столике и на стопке книг рядом, я начинаю осознавать, что пусть эта сторона его жизни и была тайной, менее важной от того она не сделалась.
— Лия? — Соня глядит на меня из центра спальни, вопросительно приподняв руки. — С чего начнем?
Мне требуется несколько секунд на то, чтобы вернуться к осознанию цели нашего визита в спальню отца. И наконец опомнившись, я обнаруживаю, что мыслей на этот счет у меня не больше, чем у Сони.
— Не знаю, — пожимаю плечами я. — С комода, наверное. И под матрасом.
Луиза делает шаг к кровати, опускается рядом с ней на колени и просовывает руку между двумя матрасами.
— Я начну здесь. Лия, почему бы тебе не взять на себя самые личные вещи твоего отца?
— А я пошарю за платяным шкафом, — предлагает Соня, направляясь к шкафу, что темнеет в углу.
Я еще несколько мгновений стою посреди комнаты, пытаясь справиться с чувством вины за то, что вторгаюсь в личное пространство отца, пусть даже и по столь важной причине. Наконец я напоминаю себе, что список сам собой на меня не выпрыгнет, и приступаю к работе.
Никогда еще мне не доводилось заглядывать в мужские комоды, так что я, право, даже и не знаю, чего я ждала, однако аккуратные ряды черных чулок и подтяжек становятся для меня разительным контрастом с шелковыми и атласными оборками маминых вещей. С каждым шагом, который приближает меня к пророчеству, я словно приподнимаю очередной покров с моих родителей — вижу в них тех мужчину и женщину, которыми они были, а не просто моих отца и мать. Странное, волнующее и трогательное путешествие — и, перекладывая с места на место папины вещи, я делаю это как можно почтительнее.
Это не отнимает у меня много времени. В комоде всего четыре ящичка, и быстро становится ясно: ни в одном из них ничего необычного нет. Я разворачиваюсь лицом к комнате, прислонившись спиной к комоду. Луиза сидит на кровати, а Соня стоит возле платяного шкафа, сложив руки на груди и задумчиво покусывая ноготь большого пальца. Они могут мне ничего и не говорить.
— Ничего? — все же спрашиваю я.
Соня качает головой.
— Я даже открыла шкаф и проверила рубашки и брюки. Там ничего.
Луиза вздыхает.
— А я поискала между матрасами, под кроватью и за изголовьем. Боюсь, нам и тут не повезло.
Я снова ощущаю разочарование, ставшее привычным моим спутником с тех пор, как я узнала о пророчестве и своей роли в нем. Такое впечатление, что на каждый наш шаг вперед приходится два шага назад. Нам нужна какая-нибудь поддержка — что-нибудь, чтобы сравнять счет с Элис, которой до сих пор во всем помогали падшие души.
Я гляжу сперва на Соню, а потом на Луизу.
— Один человек знает доподлинно, куда мой отец спрятал список перед смертью.
Луиза твердо перебивает меня:
— Нельзя снова рисковать Соней и заставлять ее говорить с твоим отцом, Лия. Ты забыла, что случилось ночью? Придется поискать другой способ.
Но я вовсе не намерена более рисковать Сониным здоровьем и благополучием. Личико у нее до сих пор выглядит бледным и осунувшимся, а под глазами пролегли черные полумесяцы. Она ничего такого не говорила, но ясно видно: столкновение со Зверем подточило ее силы. Просить ее вызвать отца было чистейшим безрассудством, но теперь, уже осознавая все опасности, я даже не помыслю о том, чтобы снова подвергать ее такому риску.
Однако мне не приходится объяснять этого всего вслух. Соня заглядывает мне в глаза и без труда читает начертанный там план.
