сотен долларов.
Тогда, боюсь, мне придется справляться своими силами, - улыбнулся я. - Вряд ли у меня найдется с собой двадцать пять сотен наличными.
Пока профессор наливал воду в тазик, я устроился на кухонном табурете.
Конечно, у меня в кармане лежал бумажник с сорока или пятьюдесятью долларами. А в другом кармане я чувствовал тяжесть пухлого конверта, который заставила меня взять экономка Бухена, Если там лежит пятьдесят бумажек и все они двадцатки, получается тысяча долларов. А если это пятидесятки… Впрочем, это был бы уж очень большой гонорар при таких обстоятельствах, учитывая, что я ничего не смог сделать…
Мак-Комер пристально посмотрел на меня. В грязной запыленной рубахе и брюках, с измученным, потным лицом, я должно быть смахивал на бродягу, и профессору показалось забавным, что у меня может оказаться с собой две с половиной тысячи. Лицо его расплылось в широкой улыбке, в уголках глаз появились веселые морщинки.
- Я и не думал, доктор, что у вас с собой столько денег. Вас сейчас беспокоит только эта проклятая заглохшая машина? Не волнуйтесь! Мы наверняка ее заведем. Вы сказали что это 'Дракон-34?' И вы уверены, что засорилась система питания? Что ж, хоть я в этом ничего не понимаю, но вполне возможно, что так оно и есть. Во всяком случае, механик нам не понадобится.
Мак-Комер взял кусок хозяйственного мыла, смыл садовую грязь со своих загорелых рук, потом вылил из тазика воду и набрал чистую. Наклонившись, он стал обеими руками плескать воду себе на лицо и на большую бледную лысину. Отплевываясь и отфыркиваясь мягким беззубым ртом, профессор поливал свои оттопыренные коричневые уши и шею. Если бы кто-нибудь захотел снять фильм о том, как лысый старик шести футов ростом и ста восьмидесяти фунтов весом с наслаждением плещется в тазике, обрызгивая все вокруг, - лучшего момента для съемок ему бы не найти.
Наконец Мак-Комер вынырнул, сдернул с крюка над раковиной вафельное полотенце, промакнул им лицо и руки и старательно растер нимб коротких седых волос вокруг обширной лысины, а потом махровым полотенцем вытер костлявые ребра и спину.
После этой процедуры он явно почувствовал себя лучше.
Пока он вышел в спальню переодеться, я подошел к умывальнику выпить воды. Похоже, старый Адам не был хорошим хозяином. Впрочем, этого трудно ожидать от старого холостяка или вдовца, который живет один в деревне, наедине со своим садом и своими мыслями.
Холостяк. Я вспомнил, что книга 'Толстый Мак' была посвящена 'Моей сестре Еве, от которой я узнал все, что знаю о женщинах, и благодаря которой я их опасаюсь'. Такая вот типичная для него суховатая шутка. Но человек, который даже шутя написал такое о своей сестре, никогда не женится. Такой родился убежденным холостяком и умереть ему суждено холостяком.
Эта мысль промелькнула у меня, когда я заглянул в раковину умывальника. Там валялись груды потемневшей серебряной посуды, высились пирамиды грязных чашек и тарелок с остатками всевозможной пищи. Посуда заросла всеми мыслимыми видами зеленой и черной плесени. Под микроскопом здесь можно было бы увидеть россыпи прекрасных цветов, не говоря уже о кустах, пальмах, эвкалиптах - флора на этих тарелках была богаче, чем Мак-Комер смог бы вырастить в саду за сотню лет, даже если бы работал от зари до зари. А все это великолепие выросло само по себе, без всякой обработки. Надо будет завести себе микроскоп… Как я уже говорил Мак-Комеру, я не садовник.
Рядом с посудой валялись гнилые или засохшие овощи -пучок увядшей морковки, несколько проросших картофелин, четверть капустной головы, покрытая слизью, и маленькая корзинка земляники, превратившейся в темную кашу с торчащими из нее хвостиками.
Со времени открытия чудодейственных целебных свойств пенициллина все медики с уважением, даже с благоговением, относятся к плесени. И все же при виде такой неряшливости мое мнение о Мак-Комере резко упало - если не как об ученом, то во всяком случае, как о человеке, Я и сам человек не слишком аккуратный, и миссис Милленс порой приходит в ужас, увидев мою одежду разбросанной по полу. Но я хирург и всегда слежу, чтобы вещи вокруг меня оставались чистыми.
У меня возникло подозрение - не может ли старый Адам оказаться пьяницей, из тех, которые периодически уходят в запой, совершенно отключаясь от всего мира. Такое иногда бывает с талантливыми людьми. И не всегда это влечет такие разрушительные последствия, как может показаться. Один из лучших преподавателей моего колледжа имел обыкновение четыре раза в год уходить в запой, с такой же неотвратимой регулярностью, как сменяются времена года. Он запирался в своей комнате, никого не желал видеть, к телефону не подходил, а если и снимал трубку, то лишь для того, чтобы промычать что-то нечленораздельное, ничего не ел, не брился и не умывался, не утруждался даже тем, чтобы раздеться и лечь в постель, а просто вытягивался, откинувшись, в большом кресле и жил эти дни в каких-то прекрасных грезах. Весь грязный и оборванный, с красными глазами, он все время что-то тихонько напевал. Продолжалось это обычно неделю или десять дней. Когда запой кончался, ему приходилось всё мыть. Мы, первокурсники, очень жалели его, потому что он был по-настоящему хорошим человеком. Кто знает, может быть, так было даже лучше для него. Этот человек умер молодым, но если бы не это, он вполне мог бы стать убийцей…
Как бы то ни было, вода оказалась вкусной и холодной. Это была родниковая вода, поступающая по трубам из бака, установленного на крыше гаража.
Когда Мак-Комер вернулся из спальни, на нем была чистая голубая рубашка, теннисные туфли и старенькие серые фланелевые брюки. Должно быть, он догадался, о чем я подумал.
- Доктор, мне следовало бы извиниться перед вами за беспорядок, - улыбнулся он. - Обычно здесь убирает Джон Флейл, но если за ним не проследить, он делает всё кое-как. Я был занят в саду и не посмотрел, что здесь творится. Надеюсь, вы нашли себе чистую чашку?
- Нет, я сполоснул. Кстати, вода у вас очень вкусная и прохладная.
- Да, - кивнул он, - здесь колодец глубиной двести футов. Он прорыт до самого скального основания, поэтому у меня такая хорошая вода. А может быть, доктор, -добавил Мак-Комер, изучающе глядя на меня, - вы хотите чего-нибудь покрепче? Я-то сам не пью, поэтому сразу не догадался вам предложить. Но у меня есть в кабинете немного медицинского спирта, из которого можно быстро сделать настойку.
Я поблагодарил и отказался - сказал, что тоже не пью. Может быть, небольшая выпивка и не вредит обычным людям, а иногда даже необходима, чтобы снять напряжение, но хирург никогда не должен притрагиваться к спиртному.
Я понял, что профессор сказал правду - он тоже совсем не пьет. Стало ясно, что промелькнувшая у меня мысль о том, что он может быть тайным алкоголиком - просто глупость. Даже случайный запой оставляет на человеке свои отметины. По меньшей мере, он ускоряет старение, и человек выглядит старше своих лет. А тело Мак-Комера, насколько я мог судить, было плотным, мышцы в хорошем Тонусе, в движениях чувствовалась сила и гибкость, как у человека в расцвете сил. Если не замечать зубов, вернее, их отсутствия, его при этом тусклом освещении вполне можно было принять за сорокалетнего. И при дневном свете он выглядел бы ненамного старше. Хотя, если учесть, что его книга уже лет тридцать считается классической, ему никак не может быть меньше шестидесяти пяти.
Возле камина на подставке с колесиками стояло что-то вроде диктофона со множеством радиоламп и проводов. Когда я спросил профессора, что это, он объяснил, что готовит продолжение 'Толстого Мака'. Он диктует текст на магнитофон, а специально нанятая стенографистка в Нью-Йорке расшифровывает записи. Когда мы уходили из кухни, Мак-Комер закатил аппарат в пристроенный рядом с кухней небольшой обшитый деревом чулан.
Мы вышли во двор. Профессор сказал, что на одном из колес его машины пробита покрышка, а на запаске протектор совсем стерся. Он специально оставил сегодня машину перед гаражом, чтобы Джон Флейл завулканизировал камеру. Но тот, видно, не успел. Впрочем, кажется, до места, где я оставил машину, не так уж далеко идти?
- Нет, - ответил я.- Это как раз на развилке, где начинается Топкая дорога.
Из стоявшей на заднем крыльце коробки с продуктами я достал банан, на ходу почистил и съел его. Я ничего не ел с тех пор, как утром, перед тем, как сесть в самолет, выпил чашку кофе с пирожком. Может быть, от голода у меня так раскалывалась голова?
Старый Адам все еще не был уверен, что я действительно ничего не видел. Не то, чтобы он считал,
