жизни в сельских условиях и через неделю уехал. Я живу совершенно один, мистер Квелч, - добавил он, немного помолчав. -Ушедший от дел старый холостяк со своим садом, своими книгами и записями. Единственный, кто нарушал мое одиночество - это Джон Флейл, который помогал мне по хозяйству. Он всегда был молчаливым индейцем. А теперь и его не стало. Когда-то в молодости я хотел жениться. Но всегда что-нибудь мне мешало. Так я и остался холостяком.
- Вы можете завести кошку, - сказал мистер Квелч, - как я. С кошкой всегда можно поговорить. Я заметил, что этот ваш компаньон, мистер Сквибс, со мной согласен. Но кошек, конечно, нужно кормить молоком. Мне очень жаль, что он уехал…
Такой человек, как Квелч, может безумолку болтать даже над зверски изуродованным трупом, раздражая людей вроде старого Мак-Комера. Но я был сейчас рад его разглагольствованиям.
Благодаря ему я без помех осматривал изувеченную голову, пытаясь понять, что хотел вытащить этот дьявол из мертвого мозга.
И тут появилась она. Девушка, которая любила Сент-Эрма. Та, на которой он уже никогда не женится. Она подошла - по дороге к кучке людей, окружавших тело ее жениха.
Это было еще страшнее, чем найти руку без кисти. Это было хуже всего.
Мы стояли перед машиной в свете фар вокруг трупа Сент-Эрма. Все тело было покрыто запекшейся кровью, кости переломаны дубинкой, лицо изрезано. Череп несчастного был вскрыт самым зверским образом; какой могла подсказать только извращенная фантазия маньяка. Отлично сшитый костюм Сент- Эрма был весь перепачкан грязью. Его белая шелковая рубашка пропиталась коричневой болотной жижей. На запястье левой руки поблескивала та же запонка, которая была, когда они ехали в Коннектикут, а потом в Вермонт. Элинор сидела тогда за рулем, а Инис обнимал ее этой рукой. Сохранилась запонка и на искалеченной правой руке.
Я совершенно забыл о девушке. Если вы думаете, что осматривать зверски изувеченный труп - это большое удовольствие для врача, попробуйте когда-нибудь сделать это сами. От этой работы мне стало дурно.
К тому времени я как раз закончил обследование. Я выполнил все, кроме вскрытия, в котором, похоже, не было необходимости. Мак-Комер через плечо отвечал Квелчу, стоя на коленях напротив меня. Розенблат с нахмуренным лбом, в сдвинутой назад фуражке, присел на корточки, внимательно наблюдая за каждым моим движением. Все остальные молча - кроме Квелча стояли кольцом вокруг нас.
Кажется, Квелч как раз в это время сказал что-то вроде:
- Бедный парень никогда уже не будет таким красивым, как вчера, когда он останавливался у почты.
И, кажется, старый Адам как раз в это время ответил, что смерть лишает мужчин возраста.
Теперь я знал о смерти Сент-Эрма все, что можно было узнать. Я медленно поднимался с колен, когда услышал ее крик: Инис!
О, Боже милосердный! Этот идиот.Квелч привез ее с собой!
Он оставил Элинор в автомобиле у дороги, среди десятков других припаркованных машин. Наверное, он погладил ее руку или похлопал по щеке и сказал, чтобы она была хорошей девочкой и тихо сидела в машине. Но таких, как Квелч, женщины никогда не слушают, хотя они с удовольствием могут смеяться над ними или вместе с ними. Она выбралась из машины и подошла к дороге, когда услышала, что мы что-то обнаружили.
- Инис! Где ты, Инис! Где же ты? О, Боже милосердный!
Девушка уже подошла к машине. На ней был белый жакет.
В темных глазах светился ужас. Руки были протянуты вперед, словно она ничего не видела. Мак- Комер, стоявший напротив меня, пригнулся, словно пытаясь спрятаться. Губы его крепко сжались. Проницательные глаза повернулись к девушке. Сейчас их взгляд ничего не выражал. Даже Розенблат выглядел так, словно пропустил удар в солнечное сплетение.
Столпившиеся вокруг нас зеваки не придумали ничего лучшего, как пропустить девушку внутрь круга.
Инис! - кричала она. - Я знаю, что ты здесь. Что с тобой сделали? Почему ты молчишь?
О, Боже! Как она это сказала! Это невозможно было выдержать. Девушка звала человека, который никогда уже не отзовется. Человек;!, изуродованное тело которого лежало перед нами на дороге.
Мак-Комер быстро взглянул на меня, а я повернул голову к полицейскому Стоуну, стоявшему позади Розенблата с неизменной широкой улыбкой.
- Это ваша забота. Стоун, - быстрым шепотом проговорил я.- Быстрее уведите ее отсюда!
Вслух я произнес:
- А, это вы, Элинор! Видите, все в порядке. Стоун был прав. Они нашли машину. Посмотрите на заднем сиденье, там лежит ваша сумочка?
Мы со Стоуном быстро подошли к девушке и вывели ее из освещенного круга.
- Они нашли какие-то следы, - сказал я. - Только что все их разглядывали. Кажется, пока дела идут неплохо. Конечно, этот тип мог немного поранить Иниса, но, я думаю, особенно беспокоиться нечего.
Девушка умоляющим жестом положила руки мне на плечи.
О, мистер Ридл! Вы его действительно не нашли? Вы не обманываете меня? Мне показалось, только что кто-то сказал, что его нашли. Пожалуйста, не нужно обманывать.
Нет, я нас не обманываю. Мы действительно не нашли Иниса. Вы, наверное, слышали разговор о чем-то другом. Он должен быть в полном порядке, Элинор. Может быть, даже цел и невредим.
Поклянитесь! - сказала она.
Каждому человеку приходится совершать поступки, за которые ему придется в Судный день ответить перед Господом.
Клянусь Богом! - сказал я.
Девушка пошла назад, слегка спотыкаясь. Мы со Стоуном, поддерживая с двух сторон, вели ее к полицейской машине.
- Но, Доктор Ридл,- сказала она. - Я, кажется, слышала голос Иниса. Мне почудилось, что Инис здесь, но не отвечает мне. Это было так мучительно! Лучше бы он умер, чем был полуживым. Слышать меня и не отвечать, потому что ему что-то мешало ответить… Я не хочу больше здесь оставаться! Мне здесь плохо. Увезите меня, пожалуйста!
Я посадил Элинор в машину. Она все еще была на грани истерики после всего, что ей пришлось пережить. Я кивнул Стоуну, чтобы он увозил девушку. Перед тем, как завести мотор, он наклонился и, непонятно зачем, молча пожал мне руку.
Мы вернулись в картонную хижину Джона Флейла за армейской раскладушкой.
В лачуге была ужасная грязь, настоящий хлев. На полу валялись разбросанные одеяла. На печке прокопченный кофейник. Печь еще хранила тепло, хотя уголья давно выгорели. На столе стояла тарелка с холодной картошкой и яичницей. Из двух стульев со сломанными спинками один был перевернут. На раскладушке у окна лежало накрытое простыней тело Джона Флейла. Мне не хотелось на него смотреть. Полицейские взяли вторую раскладушку, понесли ее к кладкам, положили на нее труп несчастного Сент- Эрма, накрыли простыней и поставили в лачуге рядом с телом Флейла. По-моему, не стоило оставлять его здесь, рядом с Джоном, человеком с такими же черными индейскими глазами.
Итак, Сент-Эрма нашли. Витавший в воздухе ужас стал реальным. Но поиски только начинались. Не удалось найти правую руку Сент-Эрма. И Штопора тоже не нашли.
Казалось бы, можно легко и быстро найти убийцу, имея сотню мужчин, съехавшихся со всей округи и отлично знавших здешние места. Людей с ружьями и фонариками, от которых Штопору предстояло удирать пешком, на своих коротких, словно подпиленных, ножках. С его внешностью - рваным ухом, кошачьими зубами, красными глазами и косматой шевелюрой. В той же необычной одежде, за исключением этой проклятой изрезанной шляпы. Потому что даже если бы он вздумал избавиться от своей одежды, запомнившийся всем, кто его видел - клетчатой куртки, зеленой рубашки и яркого галстука - их все равно быстро нашли бы, так же, как и шляпу. Если бы он даже сумел их спрятать, все равно раздетым он вызывал бы еще большие подозрения. И все-таки его не нашли.
Сейчас я мысленно взвешиваю всё это. Я знаю его внешность лучше, чем свое собственное лицо. Знаю, как он потирает ухо. Как улыбается. Ясно вижу, как он держал этого мертвого раздавленного котенка.
