— Что ты, как проститутка, с нами торгуешься? Глупо, Митяй, ты сейчас не в том положении... Посмотрел бы на себя со стороны...
— Тогда идите к черту!
— Ты подумай, мы тебя не торопим... Впрочем, выбор у тебя не ахти какой. Или идти с нами, или ждать, пока «отморозки» выкурят тебя отсюда.
— Не выкурят...
— Я дам тебе из своей доли, — вдруг предложил Гладий. — Теперь согласен?
— Ишь, щедрый какой, — ехидно усмехнулся Козлов. — Харкал я на твои подачки, жиденыш!
— Я не жиденыш, я — хохол, — спокойно произнес Вася. Да, выдержка у этого парня была хоть куда. — Ты поставил условие, я его выполню. Пять штук твои. — Он снял с себя пуховик, протянул его Козлову. — Надевай.
— Это еще зачем?
— Дурень. Надевай, тебе говорят.
Выйдя из подъезда, Андрей с Митяем быстро зашагали по тротуару и через несколько секунд скрылись за углом дома. Василий же задержался, якобы для того, чтобы закурить. На нем была митяевская куртка, голову покрывал широкий капюшон.
«Братков» настолько усыпило долгое ожидание, что они не сразу заметили свою жертву. А когда заметили, повыскакивали из «мерседеса», как пробки из бутылок. Воинственно похлопывая кулаками по своим ладоням, они обступили Васю.
— Ну, паскуда, — хрипло проговорил один из них, — конец тебе настал.
— Вы шо, хлопцы? — откинув капюшон, наивно округлил глаза Гладий. — Шо я вам плохого сделал?
— Блин, это ж не он... — разочарованно протянул «браток», уже отведший руку для удара.
— Это не я, — улыбнулся Вася.
— Ладно, козел, гуляй отседова, пока случайно под руку не попался...
— Ты бы куртец сменил, — посоветовал другой, — от греха подальше.
И «братки» живо запрыгнули обратно в машину.
— Тупье... — глядя им вслед, тихо проговорил Гладий. — Ждите, ждите, пока члены не отмерзнут...
А вечером все ребята привели себя в порядок, побрились, надели чистые рубахи. Все это молча, не сговариваясь.
— Ну, пошли? — спросил Андрей, когда Барковский наконец завязал галстук.
— А вы куда, хлопцы? — спросил Гладий, который за сборами наблюдал несколько настороженно.
— На кладбище, Вася.
— Ага, — криво усмехнулся Гладий. — Шутишь?
— Дурачок, этим не шутят, — ответил Кирюха. — У нас традиция такая: перед заданием ходим на исповедь, прощаемся с друзьями. Ты с нами?
— Нет. — Вася отвернулся к окну.
— Атеист, стало быть?
— Нет, мусульманин, — тихо ответил Вася.
— Ага. Шутишь? — в свою очередь спросил Кирюха.
— Дурачок, — ответил Гладий. — Этим не шутят...
Это была маленькая-церквушка на окраине города, а рядом совсем крохотное кладбище.
Чесноков присмотрел эту церковь когда-то давно, лет восемь назад, когда здесь еще даже стены не угадывались, а была какая-то несуразная куча кирпичей и железа. Про кладбище вообще никто не знал, сровняли его с землей.
Как-то увидел, что бродит среди этих развалин седой старичок, палочкой ковыряет.
— Что, дедушка, клад ищешь? — спросил Андрей.
Тот поднял чистые голубые глаза и ответил весело:
— Вроде того. Церковь тут была святого Георгия. Хожу вот, прикидываю, можно ли ее восстановить, или лучше новую построить.
Только теперь Андрей рассмотрел под длиннополым пальто рясу священника.
— Да нет, батюшка, думаю, лучше строить заново, — сказал Андрей.
— Жаль, — вздохнул священник. — Больно место хорошее.
— А чем же?
— Уж это мне неведомо. Только в старину под церковь место выбирали специальное, святое, настоящее.
— Ну тогда, значит, здесь и будем строить, — сказал Андрей, неожиданно для самого себя присоединившись к заботе священника.
И это не были пустые слова.
Уже через год расчистили фундамент и возвели стены. Как — Андрей и сам теперь удивлялся. Но после работы он, как на дежурство, бежал к стройке, таскал кирпичи, раствор, доски, бревна. С кем-то договаривался, куда-то ездил за стройматериалами, ругался в райсовете. Ну, не он один, конечно, людей приходило много, каждый делал что мог. Даже дети помогали.
Когда стены возвели, началось самое трудное — подвести электрику, водопровод, отопление, поставить ограду. Пришедшие к власти «демократы» только поначалу сочувствовали стройке, а потом вдруг стали требовать каких-то немыслимых согласований, справок, разрешений.
Андрей понимал — взятку ждут. Он бы и дал, но отец Зинон, так звали священника, только горестно качал головой: нельзя, дело святое, пачкать грешно.
С горем пополам выбили и разрешения, и согласования, и справки. Патриархия не помогала никак. Только требовала, как когда-то парткомы, отчетов о проведении церковных мероприятий.
Андрей злился, говорил батюшке, но тот мудро улыбался:
— Это дела мирские. А мы храм строим, храм покровителя воинов. Все пройдет, храм останется.
Вот тогда, когда уже возвели стены, сказал священник, что надо и кладбище, бывшее тут когда-то, восстановить. Не по-христиански, дескать, это — топтать мертвых.
А потом началась война в Чечне, Чесноков уехал воевать, а когда приехал в короткую командировку, первым делом к отцу Зинону: грехи замаливать. Церковь была уже с золочеными куполами, расписана изнутри, завешана иконами.
Вот так, — сказал отец Зинон, — с Божьей помощью... А меня патриархия наградила.
Он во всем оказался прав, старый священник.
Потом Андрей привозил сюда цинковые гробы со своими товарищами. И знал: если и сам погибнет, отец Зинон, его здесь похоронит. Почему-то от этой мысли смерть не казалась такой страшной.
В этот зимний вечер священник исповедал всех их, они постояли у могил со скромными обелисками, обнажив головы. Попрощались с друзьями. И каждый подумал, что может очень скоро с ними встретиться.
А когда вышли в близлежащий парк, вдруг стало так весело, легко и свободно на душе.
— Э-ге-гей! — вырвалось у Андрея из груди. — Э-ге-гей!
И он как мальчишка, скатился по накатанной ледяной дорожке с холма.
Что тут началось! Кирюха последовал за ним, но не на ногах, а на пузе. Козлов съехал на собственном заду. Сотников кувырком.
Они затеяли веселый бой снежками, катались по пушистому покрывалу, словно дети, хохотали и пыхтели, потесненные дети с санками смотрели на этих взрослых людей с раскрытыми ртами.
— Поберегись! Э-ге-гей! — кричал Андрей и скатывался с горы снова и снова.
Скоро и детишки перестали их бояться. Куча мала была веселой и беззаботной.
Уже промокли насквозь, а все хотелось дурачиться и хохотать.
Андрей снова покатился с горы вслед за девчонкой на новомодных санках с рулем.
— Догоню! Э-ге-гей!
