не так ли?
— Да, работал, — кивнул он. — Но ничего об этой работе рассказать не могу.
— Какая жалость, — сказал я. — А ведь я только ради этого и пришел.
Он сощурился.
— Чего вы добиваетесь, Турецкий? Вы что, меня в чем-то подозреваете?
— Ну что вы, Вадим Сергеевич. Конечно, нет. Еще не хватало подозревать председателя комиссии по законности и правопорядку.
— Тогда к чему этот нелепый разговор?
— Все материалы той, второй комиссии у меня в деле, — предупредил я. — Вы спокойно можете об этом ничего не говорить. Но вы не сможете теперь утверждать, что вам ничего не известно о дискете.
Он раздраженно выдвинул ящик стола, достал пачку сигарет и раскрыл ее.
— Курите, — предложил он мне. Я не посмел отказаться.
— Конечно, я помню про эту дискету, — сознался Соснов. — Хотел бы забыть, да не получается.
— Почему они искали ее у Ратникова? — спросил я.
Он помолчал, покуривая и стряхивая пепел чуть ли не после каждой затяжки.
— Понимаю, куда вы клоните, — сказал он наконец. — К сожалению, вы недалеки от истины. Это произошло из-за меня.
Я дал ему время объяснить все, но он курил и молчал.
— Как это случилось?
— Не знаю, — сказал он. — Это случайная оговорка. Кому-то по телефону, который, как мне было известно, прослушивался гэбэшниками, я сказал, что спрятал дискету у хорошего друга. Мог ли я предвидеть, чем это кончится?
— А на что вы рассчитывали?
— Я думал таким образом высветить, кто этой дискеты больше всего боится. Вот и высветил...
— Но ведь вы сознательно поставили под удар семью своего друга?..
— Как я мог это знать! — воскликнул он с досадой.— Чтобы КГБ использовал маньяков-садистов!.. Это мне и в голову прийти не могло.
— А дискета? Она действительно пропала?
— Никуда она не пропадала, — вздохнул Соснов. — Она все время была у меня, да и информация, там содержащаяся, уже пришла к нам по другим каналам. Но после того, что там случилось, я уже не мог ею воспользоваться.
— Хорошо, Вадим Сергеевич, я вас прекрасно понимаю. Глупое и трагическое недоразумение. Но потом была вторая комиссия, и вы приехали, как мне кажется, отомстить. Не так ли?
Он пожал плечами.
— Может быть.
— Вы знали убийц Ратникова? Он кивнул.
— Чекалин и Тверитин? — спросил я. Он посмотрел на меня чуть удивленно.
— Вы-то как на них вышли? По этому вопросу не осталось никакой документации.
— Что с ними стало? Один из их бывших коллег сказал мне, что они были наказаны. Поскольку два года условно наказанием назвать нельзя, я хотел бы знать, что с ними.
— Они погибли, — сказал Соснов.
— Как и когда?
— Вскоре после этого нелепого суда. В составе спецназа их направили в Карабах и там попросту пристрелили.
— Вы сами об этом позаботились?
— Нашлись люди. Что вас еще интересует?
Он и так сказал мне слишком много, и даже если бы у меня еще оставались вопросы, я бы не стал их задавать. Мы очень сухо распрощались, и я оставил его роскошный кабинет.
А по возвращении меня ждала бумага из ФСК, где сообщалось, что бывшие сотрудники Краснодарского краевого управления службы безопасности лейтенант Георгий Чекалин и лейтенант Андрей Тверитин действительно были завербованы в состав добровольческого формирования для ведения боевых действий в районе Нагорного Карабаха на армянской стороне. Оба пропали там без вести в первые же дни. Предполагается гибель во время боевого задания.
34
Нина добилась своего, Аня снова проживала вместе с ней. Она и сама не знала, зачем ей это понадобилось, но, видимо, ей нужно было все время проявлять заботу о ком-то слабом и беззащитном. Аня для этого вполне подходила.
Жизнь их на Юго-западе была весьма бестолковой. Ели, пили, смотрели телевизор, гуляли в лесополосе неподалеку, ходили по магазинам. Спали раздельно, и, хотя Аня то и дело порывалась перевести отношения в большую близость, Нина ее грубо осаживала.
— Вот родится у тебя малыш, — говорила она мечтательно, — и будут у него сразу две мамы. Не так уж плохо, а?
— А на что мы будем жить? — спрашивала Аня, которая уже длительное время не показывалась на работе.
— Как-нибудь, — отвечала Нина. — А то давай уедем отсюда, а? К югу поближе. На юге жить легче, там солнца больше.
— Как хочешь, — Аня только сладко улыбалась.
— Сначала давай родим, — сказала Нина. — Тут столица, медицина на уровне. У нас знаешь какой процент детской смертности был?.. Жуть.
Она полагала, что сведения об истинных убийцах мужа придут к ней каким-нибудь чудесным путем, вроде откровения во сне или нечаянной встречи. Устроив целый ряд убийств людей, связанных с гибелью ее детей, она считала это длительным восхождением к поднебесной истине. В ней просыпалась древняя языческая вера в гармонию небесных сфер, и она служила восстановлению этой гармонии. Теперь она могла и пожалеть убитых ею людей, но даже сейчас она не отказывалась ни от одного из убийств.
Феликс Захарович появлялся у них не слишком часто. Его не радовало размещение Ани в той же квартире, но спорить с Ниной он не стал. В это время в организации начинался период активной деятельности, и он был подолгу занят. Однажды он пришел среди дня и довольно резко попросил Аню сходить в магазин за хлебом.
— У нас полно хлеба, — сказала Аня обиженно.
— Тогда за чаем, — сказал Феликс Захарович.
— Да и чай у нас есть.
— Ветчины у вас нет, — сказал Феликс Захарович. — Вот и сходи.
Она ушла в обиженном недоумении, а Нина спросила:
— Что нибудь случилось?
— Ну во-первых,— сказал Феликс Захарович,— этот следователь из прокуратуры, Турецкий его фамилия, так вот он нашел-таки тех двоих.
Нина медленно поднялась.
— Как? — произнесла она тихо.
— Да вот раскопал,— развел руками Феликс Захарович. — Но ты не радуйся. Они уже давно покойники.
Нина покачала головой.
— Не может быть.
