— Дмитриевна! Принимай постояльца!
Встрепенувшись от повторного крика она обернулась и в замешательстве посмотрела на нас. Не нас она ожидала увидеть. Сбиваясь и нервничая я все же рассказал свою легенду.
При упоминании о Димке она оживилась и повела меня в дом. О дяде Мише сразу забыли.
И он пропал потопав со своими баулами дальше. Баба Катя засыпала меня вопросами о Диме. Сведения о жизни Дмитрия у меня были мифические и отрывочные, о его жизни моей матери было известно мало. И я говорил что знал с её слов, а порой импровизировал. Но с каждой минутой врать мне становилось все более невыносимо. Но слава богу расспросы утихли. Открыв фанерный шифоньер Катерина Дмитриевна вытащила китель с черными погонами. На погонах желтели две буквы 'ТФ'.
— Это вот Сашин остался как он с армии пришел, примерь?
Китель был мне мал с первого взгляда, но другой одежды мужского покроя в шифоньере не наблюдалось.
— А что это 'ТФ'? — спросил я просовывая руки в короткие рукава.
— Тихоокеанский Флот. Хоть Саша море увидел…
— Баба Катя а это правда, что вы из Севастополя? — спросил я вставляя ногу в штанину брюк, вспомнив семейное предание.
— Димка рассказывал? — улыбнулась бабушка.
— Да.
— Пойдем, покажу…Ой, нет прости ты меня старую, ты ж голодный наверное?
Пойдем на кухню, я пирожков нажарю. Тесто ещё с утра завела. Ты только сынок погоны оборви, а то патруль документы затребуют. Подожди сейчас лезвие дам…да и нитки убрать надо.
Баба Катя захлопотала вокруг меня, как вокруг новогодней елки. Пагоны были спороты, нитки вытащены. Я ел обжигаясь очень горячие и вкусные пирожки с ливера. Что такое ливер я не знал, но пирожки были безумно вкусные.
— Баба Катя а как вы здесь оказались, если из Севастополя? — продолжил я интересующую меня тему.
— После войны. Документов не было на дом, да и вообще не было. И из соседей никого не осталось подтвердить, что жила я там. А Севастополь город закрытый, пограничный.
— А ваши родственники?
— Родители и сестра погибли при первой же бомбежке. Во двор бомба упала. Брат Павел в 45ом под Берлином погиб.
Да, все было так как рассказывала мне мама. Муж бабы Кати моряк, участвовал в обороне Севастополя. Попал в плен, был в концлагере, бежал, партизанил, присоединился с отрядом к войскам и погиб при взятии Праги. Его отца в 41 г. расстреляло гестапо. Младшему брату прапрадеда повезло больше. Комсомолец, подпольщик, попал в Бухенвальд и дожил до светлого дня, когда наши войска освободили всех узников. Но после войны прожил недолго, здоровья уже не было.
Размешивая сахар в стакане чая я рассматривал мельхиоровый подстаканник весь в растительных узорах, с серпом и молотом посередине.
— Кушай Игорек, кушай, не стесняйся, вот с картошечкой пирожки горячие!
— Спасибо баба Катя, а что же вы сами не едите?
— Да я сытая, да и с картошкой не очень люблю.
— А чего так?
— После войны не люблю я картошку.
— Понятно, одной картошкой питались, — кивнул я.
— Не было картошки. У немецких казарм картофельные очистки собирали и ели.
Мне стало неловко, я бес памяти умял пирожков десять.
— А хочешь я тебе Севастополь покажу?
Баба Катя оживилась. Я даже заподозрил, что она каким-то шестым чувством признала во мне родственника. Уж слишком по-доброму, по-родственному она ко мне отнеслась. Да нет, не может быть. Просто одинокая старуха. Дети выросли и разлетелись кто куда. А она осталась одна в пустом доме, где единственной памятью о сыне остался армейский китель и альбом фотографий. Я прошелся по дому. Стараясь запомнить каждую мелочь. Большое дерево в бочке — фикус. Этажерка со старыми книгами. 'Зверобой' Фенимора Купера, Граф Монтекристо Дюма, Уэллс, Беляев, Адамов 'Тайна двух океанов'. Боже мой! Какие издания были?! А вот и знакомая уже сейчас довольно потрепанная книга Вальтера Скотта 'Ричард Львиное сердце'. Она единственная из всех дожила до нашего времени.
А это что? Я опешил. 'Мастер и Маргарита' 1957 года издания. Быть такое не может! Ведь издавать его массово стали в 80ых годах прошлого века? Однако! Было такое издание! Было!
Меж тем баба Катя выдвинула ящик комода и извлекла на свет альбом.
Тяжелый, в обложке обтянутой синим плюшем, с металлической накладной надписью Севастополь. На первой же открытой страницы незнакомые лица из далекого прошлого смотрели на меня вопрошающе строго.
— Вот это я молодая с сестрой. Это мои родители. Отец Лазарев Дмитрий Максимович и мама Васса Борисовна.
— А кто они были? — спросил я вглядываясь в усатого мужчину лет тридцати в фуражке.
— Отец был инженером в порту. А мама на хозяйстве.
— А вот это мамин брат, — указала бабушка на смуглого красавца, — Самуил Маляр. В 1905 году он уехал в Америку.
Челюсть моя отпала. Вот это новость! Украинская, русская, польская кровь плотно сплелись в славянской дружбе в моем роду. И тут на тебе! В неё затесался некий Самуил!
Ну бог с ним. Меня живо интересовала другая легенда и я решил её проверить без промедления.
— Скажите Екатерина Дмитриевна, а почему вы остались на своей девичьей фамилии после брака? И потом её младший сын взял?
Баба Катя задумалась. Ей наверное только сейчас в голову пришло, что в гостях у неё не её любимый внук Дима, и не сын Саша а незнамо кто. И что такой вопрос я в принципе задавать права то не имел. Дело это сугубо личное, интимное. А для незнамо кого я слишком хорошо осведомлен.
— Да потому, что я последняя в роду.
— Значит это правда, что адмирал Лазарев Михаил Петрович ваш дед?
— Прадед, — поправила Екатерина Дмитриевна.
Некая отчужденность наступила, словно незримая стена выросла. Для Екатерины Дмитриевны ещё свежо в памяти было то время, когда в анкетах была графа — происхождение, и другая пометка кроме как — пролетарское в ней не приветствовалась.
Но, что сказано, то сказано. Проклиная себя за излишнее любопытство и длинный язык я поднялся.
— Спасибо за все баба Катя, я пожалуй пойду. Где вы говорите участковый живет? Мне ж теперь без документов никуда…,- замялся я, — вот к нему пойду заявление напишу.
— Вот сынок, — баба Катя поставила видавшие виды кирзовые сапоги, тоже видимо от формы остались.
Пока я надевал сапоги она вышла и вернувшись сунула мне в карман мятую бумажку.
— Да не надо!
— Надо сынок, возьми. Тебе ж до дома добраться надо. В город приедешь телеграмму дашь родителям, чтоб не волновались и денег выслали.
— Спасибо баба Катя!
Я неловко обнял полную, невысокую бабушку чмокнув его в полоску лба выступающую из под легкого ситцевого платка с розочками.
Выйдя из калитки я пошел в указанную сторону к участковому. Отойдя на приличное расстояние по дороге, я свернул на обочину и оглянулся.
Баба Катя застыла у калитки в той же каменной позе. Она все смотрела и смотрела на пыльную дорогу, по которой изредка проезжали грузовые машины, поднимая медленно оседающие тучи пыли. А она все ждала когда приедет рейсовый автобус из города. Ей от калитки очень хорошо было видно автобусную
