Тайны ушедшего века. Лжесвидетельства. Фальсификации. Компромат

обидно было все это слушать, просто становилось страшно, какая гнусная вещь лицемерие, и не хватило ни у кого мужества сказать правду. Позже некоторые, в том числе и Брежнев, объясняли такое гнусное поведение тактическим приемом, чтобы, мол, не навлечь подозрений и не вызвать тревогу у Хрущева.

В открытом споре, даже в борьбе единомышленников это подлый, недостойный прием. Как впоследствии окажется, это основной стиль Брежнева для расчистки себе дороги к власти — заигрывание, интриги, избавление от людей, которые много знают о нем, которые помогали ему на определенном этапе, и хуже всего — имеют свое собственное мнение.

Хрущев высказал соображение о созыве очередного Пленума ЦК, дал некоторые поручения. Сам он собирался уехать в отпуск. Поручено было вести все дела по Президиуму и Секретариату Н. В. Подгорному.

В это время в ЦК была создана группа Шелепина и Полянского, которая готовила материал для предстящего Пленума ЦК, но Хрущеву не было известно, что материал готовится не по его заданию и против него. Он же, Хрущев, в разговорах утверждал, что доклад к Пленуму в своей основе готов и что во время отпуска он его посмотрит, а где-то в ноябре проведем Пленум ЦК. По всему было заметно, что он не знал истинного положения, не знал, что ему готовится. Внешне держался спокойно. Вся игра вокруг него, безусловно, не была известна, хотя временами и чувствовалась какая-то настороженность в его обращении.

Он во многом полагался и надеялся на Украину, на ее поддержку его деятельности, доверял он товарищам, с которыми работал в Президиуме ЦК КПСС. Во всей затее и политической игре отводилась огромная роль Украине. Это понимали и товарищи, которые готовили материал к Пленуму, вот почему контакты по всем вопросам и информации были регулярными.

29 сентября Шелест находился в командировке в Черкасской области. Вечером ему позвонил в Черкассы Н. В. Подгорный и сказал:

— Срочно вылетай в Крым. Надо встретить Никиту Сергеевича. Он отправляется туда отдыхать. Потом перезвони мне или Брежневу.

Шелест сразу же из Черкасс вылетел в Симферополь. 1 октября туда прибыл Хрущев — на отдых. Шелест встретил высокого московского гостя, поселился недалеко от его дачи и каждый день наведывался к нему. Обедали, вместе охотились на фазанов.

На четвертый день своего пребывания в Крыму Хрущев решил лететь в Пицунду, на Кавказ, где отдыхал Микоян. Погода в Крыму начала портиться, и Никита Сергеевич решил провести отпуск в другом месте.

4 октября. Утром я проводил Хрущева в Пицунду. По возвращении в Киев я имел разговор с Подгорным и Брежневым, доложил им о своем разговоре с Н. С. Хрущевым, о его высказываниях и настроениях. Сообщил им, что Хрущев улетел в Пицунду. У меня после встречи и длительных разговоров с Хрущевым остался очень тяжелый осадок в том отношении, правильно ли мы делаем, что затеваем «дело». Ведь это же прямой политический заговор! Он переплетен с интригами и явными замыслами борьбы за власть. Но все это так далеко зашло с этим «делом», теперь уже нет у меня возможности перестроить свои позиции…

5–7 октября. У меня вновь состоялись разговоры с Брежневым и Подгорным. Они мне звонили, интересовались вопросами по ходу «дела» в республике и, в свою очередь, меня проинформировали по ряду вопросов. В частности было сказано, что в других республиках, краях и областях дела складываются хорошо. Я ответил: «Тем лучше. Нам будет легче».

Брежнев при разговоре со мной передал мне привет от Полянского и Устинова, при этом еще раз сказал, что все идет хорошо. Для меня это было больше, чем понятно. Сообщил, что был разговор с А. А. Гречко по поводу роли армии во всех мероприятиях по «делу». Он воспринял все с большим испугом и, по существу, ушел от прямого ответа. Р. Малиновский заявил определенно, что армия в решении внутриполитических вопросов участия принимать не будет.

Руководство КГБ не только было сориентировано, но В. Е. Семичастный принимал самое активное участие во всех мероприятиях и обеспечивал всю безопасность. За свою активность, как это у нас принято, он тоже поплатился, но об этом будет сказано позже и более подробно. Так было условлено, что я должен был чаще звонить Хрущеву, информировать его о состоянии дел в республике. В этом замысле было заложено два вопроса: показать, что все обстоит спокойно, и проследить за его реакцией, настроением, высказываниями.

8 октября. Я позвонил в Москву Брежневу, проинформировал его об окончательных результатах переговоров с членами, кандидатами в члены ЦК КПСС и членами Центральной ревизионной комиссии КПСС, вкратце изложил высказанное ими мнение. Сказал также о том, что я звонил в Пицунду Н. С. Хрущеву, докладывал ему о ходе дел в республике. Ничего особого со стороны Н. С. не заметил. Разговор он вел спокойно, интересовался, сколько Украина сдала хлеба, я ответил, что уже сдано 720 млн пудов. В разговоре с Брежневым я заметил какую-то неуверенность в его высказывании по «делу», и меня это встревожило. Я позвонил Н. В. Подгорному, высказал свое беспокойство. Я знал, что он занимает более определенную и решительную позицию. Подгорный меня несколько успокоил, сообщив мне, что все идет нормально, правда, под нажимом, потому что Леня расхолодился. Но отступлений нет, Полянский и Шелепин активно работают с другими республиками и членами ЦК по Российской Федерации, уже собран материал для доклада на Пленуме ЦК. В. П. Мжаванадзе по нашему поручению проводит определенную работу с Мазуровым — он тогда был первым секретарем ЦК Компартии Белоруссии и занимал отрицательно-выжидательную позицию. Пришлось с ним вести разговор второй раз и уже на более откровенной основе. Мне снова пришлось вести разговор с Брежневым и Подгорным, ибо уже до меня самого начали доходить слухи о том, что в Москве якобы существует группа, настроенная против Н. С. Хрущева. Это было признаком утечки информации и наших разговоров, и замыслов — все это было опасно и чревато большими неприятностями.

Нервы у всех были напряжены до предела.

Донос

Мало кому известно, что П. Е. Шелест исписал горы бумаги. Это несколько тысяч страниц убористого текста. Петр Ефимович не знал, что с ними делать. Издательства их не брали, поскольку, конечно же, видный деятель коммунистической эпохи не блистал литературным слогом. Но сколько в его записях ценных сведений, неизвестных фактов, потрясающих подробностей!

Престарелый ровесник ХХ века последовал умному совету и сдал свои рукописи в Центральный партийный архив. Теперь он называется Российским центром хранения и изучения документов новейшей истории. Понемногу записи П. Е. Шелеста становятся достоянием историков, политологов, журналистов. Какая-то часть его дневников и воспоминаний — необработанных, клочковатых — «живьем» вошла в книгу «…Да не судимы будете», вышедшую трехтысячным тиражом. Но большая часть — по-прежнему невостребована. Вот еще сведения, как говорится, из первоисточника.

Из дневниковых записей П. Е. Шелеста. Странички о действиях заговорщиков накануне снятия Н. С. Хрущева.

Все мы, кто знал и был посвящен в некоторые подробности подготовки «дела», ходили по острию лезвия. Хотя многие вопросы и были уже блокированы, но опасность сохранялась громадная. Н. С. Хрущев был первым секретарем ЦК КПСС, Председателем Совмина СССР. В наших условиях это не ограниченная ничем власть и, по существу, свобода действий. Его команда, одно слово — и многие из нас были бы обезврежены, изолированы и даже уничтожены, ведь велся по существу и форме заговор против главы правительства, а чем это кончается, хорошо известно. Но, несмотря на наличие сигналов и даже явных фактов политической интриги и прямого заговора, на сей раз Хрущев проявил излишнюю доверчивость, притупил бдительность и остроту. Он очень верил в свой авторитет, доверялся всякой лести и признаниям в верности ему. В подтверждение этому можно привести немало фактов. Один из них — мой разговор с Подгорным в Киеве.

Возвращаясь из Венгрии или Болгарии (это было уже накануне октябрьского Пленума ЦК), Подгорный