Тайны ушедшего века. Лжесвидетельства. Фальсификации. Компромат

беспокойство за его судьбу.

Эти показания Сталина В. И. подтверждены арестованными Кабановой, шофером Февралевым и адъютантами Полянским, Степаняном и Капелькиным.

Во всех представленных обвинениях Сталин В. И. признал себя виновным и следствием совершенные им преступления полностью доказаны.

Свою преступную деятельность объяснял тем, что ему легко удавалось осуществлять все свои прихоти, поэтому в нем развились дурные качества, такие, как зазнайство, тщеславие и карьеризм, результатом чего и явилось его морально-бытовое разложение, а затем и политическое падение.

В течение последнего месяца Сталин В. И. неоднократно просил следователя, ведущего его дело, ускорить прием к Берии, объясняя это тем, что хотел бы знать, какое решение по его делу будет принято Советским правительством.

Докладываю на Ваше распоряжение.

С. Круглов.

8 августа 1953 года».

Получается, арестованный Василий Сталин не знал, что Берия находится под стражей в бункере на территории штаба Московского округа ПВО? Что отсюда вытекает? Василий не имел никакой информации — не слушал радио, не читал газеты. Он ничего не знал о событиях, происходивших за стенами тюрьмы, и наивно полагал, что Берия по-прежнему курирует спецслужбы страны.

Судя по документам, секретный узник узнал об аресте Берии только в конце декабря 1953 года. Двадцать первым числом датирована его записка на имя ближайшего друга отца:

«Уважаемый Вячеслав Михайлович,

Берия должен ответить на ряд вопросов, касающихся нашей семьи. Это необходимо для истории. Многое становится ясным. Если невозможно это сделать мне, то должны сделать Вы, так как при постановке вопросов надо знать трагедию нашей семьи с 1930 года. Лучше Вас это знал только Киров. Многое и мне неизвестно, так как я был слишком мал. Многое мне рассказывал Отец и многое ему было не понятно. Все это необходимо выяснить.

Ваш В. Сталин.

21 декабря 1953 г.»

На машинописной копии этого письма резолюция: «Копии послать тт. Маленкову, Хрущеву. 22 декабря 1953 г. В. Молотов».

Арестованный послал аналогичное письмо и Г. М. Маленкову.

Секретный узник

Арестованный 28 апреля 1953 года, Василий Сталин ждал суда около двух лет — до февраля 1955 года. Персонал тюрьмы не знал фамилии именитого узника — только номер. К нему не допускали родственников, для него не принимали передач.

Зимой 1955 года следствие, начатое Влодзимирским и Козловым, возобновилось. 23 февраля секретный узник, изнемогавший от одиночества и горьких дум, попросил у надзирателя бумагу и ручку и написал заявление Президиуму ЦК КПСС. 5 марта председатель КГБ при Совмине СССР Серов переслал это заявление адресату.

Вот его полный текст:

Заявление

Арестован 27 апреля 1953 г. Следствие вели Влодзимирский и Козлов.

Все предъявленные обвинения можно разделить на 3 группы.

I группа — клевета и извращенные доклады т. Сталину И. В., приведшие к снятию и аресту честных работников (названы Смушкевич, Рычагов, Новиков).

II группа — клевета на членов правительства.

Намерение встретиться с иностранными корреспондентами с целью изменить Родине.

III группа — преступления служебного порядка в период работы в ВВС МВО.

Все эти обвинения были предъявлены мне в мае 1953 г. документами за подписью Берии, Кобулова и Влодзимирского.

Сейчас, в 1955 г., при возобновлении следствия эти обвинения не сняты. Следствие продолжается по тем же обвинениям. Ведет следствие новый следователь Каллистов. Если при первом следствии (Влодзимирский, Козлов) я путал следствие и заявлял, что моя подпись не будет действительна, т. к. не согласен с составленными протоколами, хотя и подписывал их, то сейчас при возобновлении следствия за каждый подписанный протокол с 12 февраля 1955 г. я несу ответственность головой.

По существу обвинений

Смушкевич, Рычагов — период 1940-41 гг.

Смушкевича я никогда не видал и не знал. От отца слышал о Смушкевиче много хорошего: «Прям, храбр, дело знает».

Очевидно, на судьбу Смушкевича повлияла передача письма отцу от Сбытова (в 1940–1941 гг. зам. командующего, затем командующий ВВС МВО. — Н. З.) о М-63, которое я передал в 1940 г. И, вернее, не письмо, а вызов Сбытова в правительство и доклад его. Какой доклад — мне не известно. Знаю, что Сбытов неоднократно говорил, что Смушкевич не реагирует на его (Сбытова) сигналы о неприятностях с М-63, и нещадно ругал за это Смушкевича, говоря, что он (Смушкевич) обманывает правительство. Могу только предполагать, что Сбытов использовал вызов правительства для доклада этого своего мнения. Если Сбытов использовал вызов правительства в целях свести какие-то счеты с Смушкевичем и позже Рычаговым, то я действительно виноват в том, что помог Сбытову добиться приема правительством. Мое же мнение о ВВС, Смушкевиче или Рычагове никто не спрашивал. По мотору М-63 я действительно докладывал отцу, что «он не годится для истребителей», т. к. сам летал на этом моторе и знал его недочеты.

О Смушкевиче, Рычагове и ВВС, если бы я и сказал что-либо отцу, то он не стал бы слушать, т. к. в то время я только начал службу в ВВС, знал мало и заслуживать внимания мое мнение о Главкоме ВВС и его замах не могло.

Новиков

Мне не известно, какие обвинения предъявлены Новикову при снятии его с должности Главкома ВВС, т. к. я был в это время в Германии. Но если на снятие и арест Новикова повлиял мой доклад отцу о технике нашей (ЯК-9 с М-107) и о технике немецкой, то Новиков сам в этом виноват. Он все это знал раньше меня. Ведь доложить об этом было его обязанностью как Главкома ВВС, тогда как я случайно заговорил на эти темы. Ведь было бы правильно и хорошо для Новикова, когда я рассказывал отцу о немецкой технике, если бы отец сказал: «Мы знаем это. Новиков докладывал». А получилось все наоборот. Я получился первым докладчиком о немецкой технике, а Новиков, хотел я этого или нет, умалчивателем или незнайкой. В чем же моя вина? Ведь я сказал правду, ту, которую знал о немецкой технике.

Значимость решения, принятого ЦК и правительством, о перевооружении ВВС на реактивную технику