и сказал:
– Ничего… Все будет хорошо… Бросим пить, и все будет как у людей.
Отшвырнув его руку, женщина закричала:
– На жалость берешь, курва? Пить бросим! Лежать собираешься, чтобы я тебе нашла да принесла? Шиш вот тебе! Вставай, гад!
Она сбросила с Неделина одеяло и вскочила с постели, опасаясь, вероятно, ответных действий с его стороны.
Неделину очень хотелось опохмелиться. Он понял, что Фуфачев промышляет на вокзале носильщиком, женщина посылает его на этот промысел, но как подняться? – руки и ноги словно без костей, голову не оторвать от подушки. Может, перетерпеть, не пить?
Его здоровое сознание поможет больному телу, и когда придет пора размениваться с алкоголиком, он оставит ему освободившийся от болезни организм. Но это не сейчас, не сразу, не сегодня. Сегодня все-таки – опохмелиться.
– Дай воды, – сказал он женщине.
Женщина принесла – без попреков, считая, что он готовится встать. Неделин жадно выпил большую кружку, проливая воду на шею и подбородок, на грудь – это освежало.
– Помоги встать.
Женщина помогла.
На дрожащих ногах, поддерживаемый ею, он дошел до туалета. Потом умылся.
– Хватит гигиену разводить, – торопила женщина. – Скоро московский придет.
Неделин надел штаны, рубашку и сел на постель, обессиленный.
– Может, проводишь? – сказал он женщине. – Сам не дойду. Подохну.
– Иди, иди! Не пойдешь – тем больше подохнешь!
Неделин приблизительно помнил, каким путем вел его вчера ночью милиционер от вокзала. Он шел, едва переставляя ноги, обливаясь потом.
Подоспел как раз к прибытию поезда, пассажиры, истомленные дорогой, энергично вырывались из тесных тамбуров, волоча сумки, чемоданы и узлы.
– Вещи поднести… Вещи поднести… – обращался Неделин то к одному, то к другому, но от него отмахивались. В провинциальных городах вообще такой роскоши, как пользоваться услугами носильщиков, не признают. И вдруг он увидел себя – то есть алкоголика Фуфачева в своем обличье. Фуфачев бодрый, хотя и помятый, со следами неблагоустроенного ночлега на лице и на одежде, подскакивал к пассажирам.
– Бабуся, надорвесся! – и выхватил сумку у старухи. – Куда нести? – и бежал, старуха спешила за ним. Вскоре он вернулся и напал на новую жертву: – Мужик, ты че? Два чемодана на горбу, ты че? Придатки опустятся, у меня брат от этого помер, дай помогу! – и отнимал чемодан у плечистого мужчины, тот смеялся, едва поспевая за шустрым Фуфачевым.
«Какого черта? – подумал Неделин. – У него же в сумке и деньги, и вещи всякие. И коньяк, кстати! Коньяк! А где же сумка?»
Он встал на пути Фуфачева, но тот обежал его, устремляясь к кому-то с испуганным криком:
– Ты че? Ты че? Женщина! С яблоками! Ты че?
Женщина с двумя корзинами яблок остановилась, обернулась недоумевая.
– Ты че? – подскочил Фуфачев. – Родишь раньше время! Дай помогу!
Выхватил корзины и поволок, не слыша протестов женщины, а протестовала она потому, что была не приезжей, а собиралась торговать яблоками на перроне. Кое-как она втолковала это Фуфачеву. Тот остановился, поставил корзины, вытер пот со лба и весело потребовал:
– Рубль за услуги, мадам!
– Нахал!
– Я нахал? Я вымогатель? Я хулиган? Меня судить надо за мою же работу вам помогать? В милицию меня сдать за это? Позвать милицию, тетя? Милиция?! Где ты?
– Дурак! – сказала тетя и сунула ему рублевку.
И вот перрон опустел, поезд тронулся, Фуфачев хлопотливо пересчитывал деньги и озирался. Неделин подошел к нему.
– Тебе чего? – спросил Фуфачев.
– Не узнаешь?
Фуфачев рассеянно глянул и отвернулся.
– Неужели не узнаешь? – встал Неделин перед ним.
– Отвали, мужик, в долг не даю, – сказал Фуфачев.
И в это время Неделин увидел свою сумку, она так и осталась на скамье – и никто не взял! Ай да город Полынск, слава твоим жителям! А в сумке – коньяк. Желание опохмелиться вспыхнуло с новой силой.
– Хочешь выпить? – предложил он Фуфачеву.
– Почем?
– Нипочем. Я угощаю.
– Иди ты!
– Я серьезно.
Неделин взял сумку, пригласительно кивнул Фуфачеву, направился в глубь палисадника, в укромное местечко среди кустов. Фуфачев недоверчиво пошел за ним.
Неделин достал коньяк, пачку печенья, стакан, взятый им в дорогу для чая, торопливо откупорил бутылку, налил и хотел поднести Фуфачеву, но рука сама поднялась и выплеснула коньяк в рот. Зажевал печеньем, налил теперь уж точно Фуфачеву.
– После вчерашнего? – спросил Фуфачев.
– Угу.
– Я тоже. Нарезался так, что… По пьяни одежкой с кем-то махнулся.
– А не со мной?
– Гля, точно! Значит, мы с тобой пили? Ничего не помню! – радовался Фуфачев.
– А больше ничем не менялись? Посмотри внимательно.
– Черт его… Вроде нет…
– Ну, тогда пей.
Фуфачев поднял стакан, прищурился на него.
– Хренота какая-то… Че-то со мной… Заболел, что ли…
– А что?
– Вроде пил, так? Много, так? А голова – не болит. И даже вроде выпить не хочу. То есть хочу, но могу не пить.
– Тогда не пей.
– Это как же? – не мог представить Фуфачев. – Нолито же!
Выпил, крякнул – и озаботился.
– Сколько я тебе должен? Он ведь дорогой, падла.
– Нисколько, – сказал Неделин, чувствуя радугу в захмелевшей душе.
– Ладно, сочтемся. Скоро откроют, возьмем чёнить.
– Обязательно – как тебя?
– Константин.
– Обязательно, Костя!
ГЛАВА 34
И вот уже восемь дней (или девять? или десять?) пьет Неделин с Фуфачевым и Любой. Они взяли тогда сразу ящик водки и сумку портвейна на деньги Неделина. Женщина обрадовалась, когда они пришли с водкой и вином, и ничуть не удивилась, что незнакомый человек запросто назвал ее Любкой, хлопнул по плечу, потом по заднице и сказал: «Хозяйка ты моя! Мечи, что есть в печи!» Радушно поставила на стол буханку хлеба и миску желтых огурцов. Не удивилась она и тому, что гость, напившись, полез с нею и с Неделиным в постель, они уснули все в обнимку, а утром торопливо глотали вино, не давая ни минуты пострадать себе после вчерашнего угара, от вина уже переходили к серьезной водке. Несколько раз
