– Да ничего, собственно. Работай честно.
Мороженщик был окончательно обескуражен. Неделин не стал еще больше озадачивать его. Удалился.
Он шел, свободно и радостно глядя вокруг.
Завернул в один из магазинов – пустой, поскольку товаров едва-едва хватает самим продавщицам, их знакомым и родственникам (такова была торгово-экономическая ситуация описываемого времени), и весело, громко сказал:
– Здорово, воры!
Против его ожиданий продавщицы не дрогнули и не возмутились, посмотрели на него лениво, без интереса. Он ушел несколько уязвленный.
Что бы еще сделать?
Вот идет хмурый, озабоченный пожилой человек. Дети ли его заботят, события ли внешнего мира, собственная ли болезнь? Идет – одинокий, понимая, что никому не нужна его печаль, никто его не утешит.
Неделин протянул ему руку:
– Здравствуйте!
Пожилой человек пожал руку и только потом пробормотал:
– Извините, не припомню.
– А вы меня и не знаете. Мне просто с вами поздороваться захотелось. Все будет хорошо.
– Дурак, – сказал пожилой человек, мгновенно став злым.
– Почему? – удивился Неделин.
– Шею бы тебе намылить, скотина, урод такой! Прохода уже нет, одни психи везде!
Неделин огорчился.
ГЛАВА 50
На работе он скучал, дела запустил, поначалу ему прощалось, как недавно болевшему, но вот дошло до того, что Илларионов вызвал его к себе в кабинет для проработки.
Неделин вошел с улыбкой.
– Я вам завидую, – сказал Илларионов. – Если бы я так работал, как вы, меня бы совесть замучила, а вы – веселитесь.
– А если бы я работал так, как вы, – ответил Неделин, – то я бы вообще повесился, но вы-то живете!
– Ты идиот или притворяешься? Думаешь, полежал с нервами – и тебе все можно? Тогда всем все можно, все с нервами, и я тоже, между прочим. Ясно?
– Я притворяюсь идиотом, – сказал Неделин. – Не всем же иметь такой естественно идиотский вид, как у вас.
– Что?!
– И не носите платок в нагрудном кармане, это старомодно. Уголок, видите ли, торчит! Не можете забыть, как тридцать лет назад на танцы ходили?
Подойдя, Неделин выхватил платок, аккуратно высморкался, бросил в корзину для бумаг и сказал:
– Ну, я пойду заявление об уходе напишу.
Уволившись, Неделин стал просматривать в газетах ежедневные объявления центра по трудоустройству, решая, куда податься. Ему попадались специальности машиниста маркировочной машины, электросварщика, формовщика, крановщика мостовых и башенных кранов, арматурщика, столяра по ремонту какого-то подвижного состава, сменного мастера прачечной, ученика швей и вышивальщиц, фрезеровщика, экономиста, сторожа… стоп! – вот это годится.
И он устроился сторожем при одной организации.
Поскольку ни читать, ни слушать радио он не мог, то занимался бессмысленным и успокаивающим делом: строил из спичек домики, башенки, мечтая со временем научиться сооружать целые замки и модели кораблей, этому его научил на Тулупной один из сопалатников Незамайнов, который, правда, на этой почве и сбрендил: задумав построить модель Московского Кремля в полтора метра высотой, он всеми помыслами отдался этому; работая в планово-финансовом отделе какого-то предприятия, то и дело смотрел на часы, дожидаясь конца службы, дома наскоро ужинал, закрывался у себя в комнате и творил, невзирая на скандальный голос жены за дверью, забыв, что у него сын-бездельник и дочь на выданье. Работа близилась к концу, и был день, когда он не пошел на службу. Восемь дней он не показывался из комнаты, не ел, не пил, испражнялся в горшки с цветами, на стуки и крики отвечал руганью. Пришлось вызвать психиатрическую бригаду, взламывать комнату и тащить упирающегося Незамайнова, плачущего и кричащего, что ему осталось совсем немного.
Матвей Филатович первым делом задал ему вопрос: для кого строилась эта столь превосходная модель, ведь она монолитная и ее нельзя вынести из комнаты?
– Да, все сцеплено, не разберешь, за одну спичку потянешь – другие распадутся, – гордо ответил Незамайнов.
– Так для кого же сей труд? – повторил вопрос Матвей Филатович.
– А для себя!
На этом Матвей Филатович прекратил беседу и назначил Незамайнову лекарства, в душе считая его, однако, вполне нормальным человеком.
В сторожевой работе для Неделина было плохо только то, что дежурить приходилось по суткам, а двое суток – дома. Но вскоре он сумел устроить так, что дежурил уже по двое суток подряд, ему не в тягость, а денег зато вдвое больше, этим он надеялся задобрить Елену, хотя она в последнее время не жаловалась на нищету. Она ни на что не жаловалась. Только однажды, подав Неделину еду, положила на стол не обычную газету, а какой-то листок.
– Это что? – спросил Неделин.
– Читай.
Неделин прочитал и увидел, что это заявление в суд на развод.
– Ясно, – сказал он. – А мне что теперь?
– Как что? Тоже заявление подавать. Так сказать, по взаимному согласию.
ГЛАВА 50,5
Неделин понял, что давно уже ждал этого, – и не то чтобы обрадовался, а стало как-то спокойнее, утвердительнее на душе.
Разъехаться им, благодаря Запальцеву, сделавшему из двухкомнатной квартиры четырехкомнатную (пробив дверь к соседям, самих соседей выселив с помощью райисполкома в новый микрорайон), было проще простого: заколотили дверь, вот и все. Но Елене и этого было мало, и вскоре она сумела обменять свои две комнаты. Произошло это почти молниеносно: вернувшись после дежурства, Неделин позвонил в дверь бывшей своей квартиры, позвонил не по делу, а машинально, потому что о чем-то думал в эту минуту.
– Кто там? – послышался детский голос, голос какой-то девчушки.
– Это я, – сказал Неделин, ничего не понимая.
– Кто «я»? – допрашивал голосок.
– Ваш сосед.
Дверь открылась, на пороге стояла девочка лет десяти.
– Мамы нет дома. Что ей передать? – благовоспитанно спросила она.
– Ничего. Я так.
– Я скажу, что заходил сосед, – предложила девочка.
– Да, так и скажи. Заходил сосед.
ГЛАВА 51
И зажила за стеной семья – мама и дочка. Маму Неделин встречал на лестнице или во дворе, здоровался. Она сразу же понравилась ему с мужской точки зрения, а потом он стал все чаще и чаще задумываться о ней, откладывая даже ради этого сооружение спичечных домиков, просто сидел и думал о ней. Надо зайти познакомиться, но как это сделать, чтобы сразу попасть в точку, чтобы сразу покорить, ошеломить? Он ведь теперь вольный, свободный человек – хотя уже не ходит гулять, показывать другим и
