— Проследить, чтобы с ней ничего не случилось? — повторил он. — Вы были пленниками… Кого и чего вам приходится бояться? Скажите уж все напрямик!
— Ладно. — Страуд, до сих пор невозмутимо жевавший, откинулся назад и прислонился к одному из бревен, из которых было сложено жилище. — Мы тут не одни, как ты, наверное, догадался. Насколько мы знаем, здесь есть три вида людей — или существ — или назови их, как хочешь. Есть такие же, как мы, которые попались в эту ловушку. Мы два раза пытались с ними заговорить — во всяком случае, мы Думали, что они как мы. Но они нас не поняли. Последний раз это были солдаты, и они принялись стрелять. Не наши солдаты — они походили на китайцев. Есть еще города и жители в них. Затем существуют Герольд и те, кто его слушает и изменяется. — Последнее слово он проговорил с таким отвращением, будто речь шла о какой-то непристойности. — Возможно, Герольд был здесь всегда, и это его родной мир. Он хочет нас заполучить. Как только он пронюхает о вас двоих, сразу явится поглядеть. Мы знаем только, что если ты принимаешь то, что он предлагает, ты меняешься. И тогда ты уже не мужчина или женщина, а что-то другое. Мы ничего у него не взяли. И вы не возьмете, если вы в здравом уме. И есть третьи — летающие охотники. Они так же не из этого мира, как и мы. Появляются не иначе как в своих летательных аппаратах. Их корабль только мелькнет в воздухе — и сообразить ничего не успеешь, как тебя уже поймают сетью. Не знаю, что они делают с теми бедолагами, которых ловят, кроме того что сажают в клетку, как нас. Но нам повезло. В корабле, который нас захватил, что-то сломалось. Он упал, и мы спаслись, потому что экипаж погиб. Тогда-то мы и узнали, что нас вывезли из Англии.
— Но дым… Вы говорили о приманке. Что — или кого вы пытались поймать?
Страуд усмехнулся.
— Понятное дело, не охотников и не Герольда. Нет, вчера мы наткнулись на следы — женские и детские. Мы решили: вот те, с кем можно встретиться и не получить пулю в лоб. Конечно, это могло и померещиться, однако мы посчитали, что вреда не будет, если развести костер и посмотреть, кто на него придет.
—
— Вы имеете в виду охотников? — озадаченно спросил Ник. После рассказа Страуда казалось удивительным, что эти люди захотели навлечь на себя такую опасность.
— Нет — или других таких же бродяг, или, на худой конец, изменившихся, если они изменились, а не родились такими.
— Когда мы были в лесу, — медленно проговорил Ник, — то видели — или нам это померещилось — единорога. Вы говорите о таких изменившихся?
— Не совсем, — ответил ему викарий. — Мы встречали здесь множество странных зверей, птиц и прочих существ, в которых смешались два или три вида. Но они на нас не нападают, и мы полагаем, что они принадлежат этому миру. Вероятно, в прошлом они иногда попадали к нам и память о них осталась в легендах и сказках. Нам еще ни разу не встречался дракон, но я не поручусь, что его здесь нет. А изменившиеся — с виду они очень похожи на людей, и выдают их разные мелочи, в первую очередь, конечно, их «силы» — лучшего слова не подберешь, чтобы обозначить их способности.
— Мы держимся ближе к лесу, — Страуд кивнул на стоявшие стеной деревья в нескольких шагах от них, — потому что охотники не могут туда за нами нырнуть. Пока что мы их мало видели. Они накатываются волнами — то по несколько дней кряду их в небе полным-полно, то совсем пропадают. Вдали от городов мы в безопасности. Охотники ненавидят города, пытаются их бомбить.
— Не бомбить, Страуд, я же вам говорил! — вмешался Крокер. — Они не сбрасывают бомб. В сущности, не видать, что они делают, но явно атакуют, судя по тому, как налетают на город. Чего бы они ни добивались, в городе никаких потерь — по крайней мере, заметных для нас. В городе безопасно.
— Для тех, кто хочет измениться, — заметила миссис Клэпп. — Но мы не хотим.
У Ника голова шла кругом. Кажется, здешний мир посложнее, чем его собственный, со всеми его проблемами и опасностями. Эти люди, держась вместе, проявили большую твердость духа и решительность. Несомненно, ему и Линде крупно повезло. Что, если бы им пришлось тут блуждать, ничего не подозревая о грозящих со всех сторон опасностях?
Он попытался выразить словами свою радость по поводу этой удачи, и викарий мягко улыбнулся.
— Тут многое зависит от тебя самого, мой мальчик. Ты сумел приспособиться к ситуации, от которой вполне мог бы помутиться рассудок. Мы были свидетелями печального конца человека, который так и не смог принять свое перемещение сюда. Это необходимо принять.
Джин и Линда возвращались по берегу речки. Так много всего произошло. Действительно ли Ник принял все то, что сказал Хаддлет, или он видит какой-то безумный сон, от которого не может никак очнуться? Придет ли время, когда все происходящее обрушится на него, как обрушилось на Линду, и ему придется примириться с тем, что кажется сумасшествием?
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Снаружи не умолкая шумел дождь; он начался вечером и с тех пор не переставал. Вокруг, в ставшей теперь тесной хижине, слышалось ровное дыхание спящих. Но Нику не спалось, он просто лежал у самой двери, глядя в темноту и прислушиваясь.
Эти звуки донеслись некоторое время назад, очень слабые и далекие. Но Ник их уловил и теперь напряженно вслушивался, пытаясь отделить мелодию — то едва различимую, то более явственную — от журчания речки и шума дождя.
Он не мог разобрать, что это — то ли пение, то ли музыка, Даже не был уверен, звучит ли она непрерывно или порой смолкает и затем начинается вновь, слабая, далекая, влекущая… Чем дольше он слушал, тем сильнее его охватывало желание, вернее потребность ответить. Оно гнало его под дождь, в черноту ночи, в сердце враждебной земли.
Нежное… тихое… но временами совершенно отчетливое пение. Нику казалось, что он почти различает слова, и его волнение росло, он с трудом себя сдерживал. Бежать… в темноту… ответить…
Ник сел, дыхание участилось, словно он уже бежал. За спиной у него кто-то зашевелился.
— Лорелея…[4] — тихо и внятно прошептал Хадлетт.
— Лорелея, — повторил Ник и сглотнул. Он не пойдет, ни за что не пойдет, не решится. Рожденная инстинктом самосохранения осторожность набросила на него узду, предостерегала. Он не решится.
— Эта песня зачаровывает, — продолжал викарий. — Похоже, ее рождает дождь. Или близость воды. Вот что ты должен усвоить: одни здешние обитатели настроены по отношению к нам миролюбиво или безразлично, другие полны черной злобы. И поскольку неизвестно, кто из них как нас встретит, приходится быть всегда настороже. Но про Лорелею мы знаем — мы видели последствия того, как она… питается. Нет, не человеческой плотью и кровью — она пожирает жизненную силу. Однако зов Лорелеи так силен, что люди идут на него, даже зная, что она может с ними сделать.
— Я понимаю почему, — сказал Ник. Он с такой силой сжимал кулаки, что ногти, хоть и совсем короткие, до крови вонзились в ладонь: пока Хадлетт говорил, пение становилось все громче. И, охваченный нарастающим страхом, Ник заткнул уши.
Он не знал, ни сколько он так просидел, ни говорил ли Хадлетт что-нибудь еще. Но в конце концов опустил руки и осмелился вновь прислушаться: ничего, один лишь шум дождя и бегущей воды.
Со вздохом облегчения Ник улегся обратно на свою постель из сухой травы и вскоре уснул. Однако какими бы важными ни казались его сны, проснувшись, вспомнить их он не мог.
Два последующих дня они провели, словно просто-напросто выехали за город на отдых, а не жили в краю, где деревья не знали топора, а земля — дорог. Рыбалка была удачной, ягоды созрели, и зерна множества злаковых растений, похожих на росшие в их прежнем мире, тоже годились в пищу.
Ник узнал, что хижина у реки не постоянное жилище англичан и что дальше к северу есть пещера, которая считается штаб-квартирой. В настоящее же время англичане совершали разведывательную экспедицию.
На второй день Ник по компасу вывел Страуда и Крокера и «Джипу».
