Нейл лежал, положив голову на мешок, и прислушивался. Нет, это не крик животного, не зов птицы! Низкий, продолжительный, раздражающий уши звук доносился издалека.
Сколько времени прошло, прежде чем звук стал ассоциироваться с болью? Какое-то существо попало в западню, томится Между поваленными стволами, может быть, покалеченное и Страдающее от боли? Нейл сел и, повернув голову на юг, напряженно вслушивался. Иногда звук пропадал, потом снова становился отчетливым, поднимался до плача. Наконец Нейл расслышал почти различимые слова. Заблудившийся поселенец?
Нейл подполз к другому отверстию своей норы, щурясь и пытаясь разглядеть что-нибудь в рассеянном солнечном свете. Ему пришлось раскидать ветви, чтобы очистить лаз.
Близко или далеко? Если он выйдет, то окажется, в сущности, слепым. Но зов, если это был зов, подгонял его, не позволял спокойно сидеть в убежище.
Нейл вытянул губы и издал звук, имитирующий крик Хурурра — он научился так подзывать птицу. Ответный щелчок клюва откуда-то сверху — кваррин, подлетев, устроился на корнях поваленного дерева над головой Нейла.
— Посмотри… кто… зовет… — послал он птице мысленный приказ.
Хурурр протестующе защелкал, но перескочил на другой Ствол и пошел вдоль него. Его серое с белым оперение ослепительно горело на солнце. Кваррин предпочитал ночь, но и днем видел много лучше Нейла.
Нейл попытался наметить кратчайшее расстояние через открытое пространство к деревьям впереди. Крик доносился оттуда.
Затем он надел заплечный мешок и двинулся вперед. Ему тут же не повезло: провалившись в рытвину, он подвернул лодыжку и ободрал полузажившую рану. Теперь приходилось терпеть боль и хромать.
Но в крике, в том крике были слова, слившиеся вместе, неразличимые, но все-таки слова. И шел этот звук откуда-то неподалеку от полей участка. Что случилось? Может, на открытом месте опустошающий ветер был еще опаснее, и люди забились в лес, которого смертельно боялись?
— Существо… одинокое… неправильно… — пришло сообщение Хурурра.
Существо одно. Но что значит «неправильно»? Бред? Ловушка? Нейл заторопился, дошел до края прогалины и понял.
Козберг в свое время, как предупреждение, показывал своим рабочим-новичкам старую заброшенную хижину. Эту развалюху избегали все на участке. Здесь была другая, такая же ветхая.
Хурурр сидел на самой высокой точке ее кровли.
Нейл сделал второй бросок через открытое место и остановился у входа в хижину, споткнувшись на пороге о пустой глиняный кувшин. В глубине он увидел женщину.
Она лежала без маски, без капюшона, платье было разорвано так, что оказались видны голые, непрерывно движущиеся руки. Бледная кожа была испещрена зелеными пятнами. Копна Опутанных волос спадала с запрокинутой головы. Глаза были открыты, но ничего не видели.
Нейл приподнял ее бессильно качнувшуюся голову, прислонил к своему плечу и смочил потрескавшиеся губы водой из своей фляги. Больная облизала губы, и он снова напоил ее. Воспаленная кожа горела, как огонь. Этот жар был вызван Зеленой Болезнью. Нейл снова уложил девушку и огляделся вокруг. Она лежала на куче старых запачканных землей мешков, в которых, вероятно, раньше хранилось зерно. У двери стояло блюдо с какими-то корками, с растекшейся массой успевших испортиться фруктов, по которым уже ползали насекомые. Нейл выбросил блюдо за дверь. Ничего себе! Пища, вода и постель для больной! Но на что большее могла надеяться грешница? А Эшла — он узнал ее, несмотря на болезненную перемену — конечно, была признана грешницей в соответствии с Правилами своего народа. Нейл, злобно оскалившись, глянул в направлений участка, откуда ее выгнали, как только поняли, что она больна. Но сам- то он выжил, и предполагал, что не он один, так что не было причин считать, что с Эшлой будет иначе.
— Воды…
Нейл еще раз помог ей напиться, затем обтер ее лицо и руки влажной тряпкой. Девушка вздохнула:
— Зеленый… зеленый огонь…
Сначала он, помня собственный бред, подумал, что она говорит о болезни. Но Эшла развела руки, и он вспомнил, как она стояла в тот день, держа прекрасное ожерелье.
— Холодная зелень Ифткана…
Он жадно ухватился за эти слова. Ифткан! Значит, у Эшлы в ее болезненном жару также проснулась память и знание того, что никогда не было частью ее поселенческой жизни.
Нейл импульсивно взял ее руки в свои и крепко сжал, несмотря на слабые попытки освободиться.
— Ифткан, — тихонько повторил он. — В лесу… в прохладном лесу.
Голова Эшлы замедлила беспрерывное движение, из ее закрытых глаз вдруг покатились слезы, побежав по впалым щекам.
— Ифткан умер, — твердо сказала она, и ее уверенный тон поразил его.
— Нет, не весь, — тихо уверял он. — Ифтсайга стоит, она еще жива. Прохлада, зелень, живой лес. Думай о лесе, Эшла!
Над ее закрытыми глазами собрались морщинки. Кустистые брови, придававшие грубость юному лицу исчезли, как и большая часть волос. Нейл удивился, как быстро она подверглась полному перерождению. И глаза… Да, они стали шире обычных человеческих.
Руки ее больше не пытались вырваться, а сильнее вцепились в Нейла.
— Лес… Но я не Эшла, — снова твердые, решительные нотки. — Я — Иллиль!
— Иллиль, — повторил Нейл. — А я — Айяр.
Если она и слышала его голос, то эти слова явно ничего для нее не значили. Слезы все еще катились по ее лицу. Девушка еще постанывала, но это уже не был тот безнадежный крик, что привел сюда Нейла.
Нужно еще воды. Но возвращаться к реке, к тому же при свете солнца — нет, это слишком далеко. Нейл мысленно спросил Хурурра, нет ли поблизости какого-нибудь лесного ручья.
— Сверху на листьях, — пришел ответ. Нейл понял его только тогда, когда вышел на прогалину перед хижиной. Кваррин перелетел с крыши на высокую ветку дерева и пошел по ней к грозди различной формы листьев, которую человек сначала не заметил. Это была одна из паразитирующих лиан. В центральной части ствола-ветви находился большой круглый нарост, напоминающий по форме закрытую чашу. Забравшись на дерево, Нейл вскрыл его и действительно обнаружил там воду. В этом плотном волокнистом резервуаре было по меньшей мере две полных чашки. Нейл перелил воду в свою флягу, вернулся в хижину и стал умывать лицо Эшлы, когда приглушенный вздох заставил его обернуться. В дверях стояла маленькая фигурка в маске и плаще — Нейл узнал девочку, собиравшую ягоды вместе с Эшлой несколько дней назад. Фигурка держала перед собой корзинку. Теперь она отвела ее назад и подняла, как бы собираясь защищаться от неожиданного нападения.
— Нет, не надо! — ее голос тут же поднялся до визга. — Уходи! Убирайся!
Девочка замахнулась на Нейла корзиной. Оттуда вылетела фляжка и стукнула Нейла по руке.
— Оставь Эшлу сейчас же, оставь! — снова завизжала девочка.
За его спиной зашевелилась сама Эшла, ухватила его за плечо, встала.
— Самира…
Голос ее был похож на хриплое карканье, но в нем чувствовалось пробуждение сознания.
Ребенок застыл. В прорезях маски сверкнули обезумевшие глаза. Девочка снова завопила — на этот раз без слов, настолько велик был ее ужас. Она упала, перевернулась и поползла, продолжая визжать, и в ее визге было столько жути, что Нейл боялся сделать лишнее движение.
— Самира! Самира! — Эшла качнулась вперед, желая подойти к ребенку. Нейл взял ее за плечи и прижал к себе, несмотря на слабое сопротивление. Теперь он в какой-то степени понял ужас Самиры: перемена в Эшле завершилась полностью, он держал женщину, переродившуюся, как и он сам. Эшла действительно превратилась в Иллиль, стала чудовищем в глазах сородичей.