Хидр идентичен святому Георгию, пришедшему из Персии и ставшему около 1350 года святым покровителем имитативного псевдорыцарского ордена Подвязки, основанного английским королём Эдуардом III. На арабском слово, обозначающее подвязку, символизирует мистическую связь между отдельными халка.
Рыцарство и его символическая система идентификации — геральдика — породили собственный тайный язык, который ныне известен только халка и который в униженной и умалённой форме стал достоянием западной геральдической науки, занимающейся родовыми и государственными гербами. Однако важно, что стандартный голубой шерстяной плащ с капюшоном и символические голубой и золотой цвета, означающие связь между телом и духом, земным и небесным, остались неизменными и у позднейшего британского ордена Подвязки.
Имя суфийского святого — Хидр — означало также и «Тот, кто зелен», а зелёный цвет у суфиев традиционно символизировал посвящение. Здесь стоит вспомнить, что соратники легендарного Робина Гуда, которого иногда рассматривают как главу тайного рыцарского или, наоборот, гражданского наблюдательного союза, а иногда — как руководителя языческой ведьмовской общины, одевались всегда в ярко-зелёное. Связь ордена Подвязки с колдовством могла, как рассуждает Идрис Шах, оказаться и результатом попытки замаскировать прерванный ритуальный (дервишский) танец. Вспомним, что популярная версия истории возникновения этого ордена такова: король Эдуард III подобрал подвязку, которую уронила во время танца Джоанна, графиня Солсбери, и, возвращая её даме, приподнял край своего одеяния, чтобы продемонстрировать, что и у него такая есть. Считается также, что специально для других гостей король сказал — поскольку при этом предположительно присутствовали непосвящённые: «Позор тому, кто дурно об этом подумает». Эти слова сейчас написаны на знаке кавалера ордена Подвязки.
Девизом суфийских халка остаётся тайное арабское изречение, содержащее намёк на некоего «хранителя чаши». Но Идрис Шах указывает, что перевод этой фразы на персидский язык звучит с фонетической точки зрения почти идентично средневековому французскому девизу рассматриваемого ордена: «Honi soit qui mal y pense». (См. ил. 3)
Символизм «хранителя чаши» даёт основание провести параллель между рыцарской традицией и так называемым артурианским циклом легенд с его поисками Чаши, впоследствии идентифицированной христианством как Святой Грааль. В свете того, что идеалом суфизма является Совершенный Человек, эта чаша, передаваемая от одного посвящённого к другому, символизирует тайные методы достижения этого состояния. Христос, являвшийся, без сомнения, Совершенным Человеком, и был подлинным объектом поисков Святого Грааля, символического сосуда, по преданию использованного во время Тайной вечери и затем ставшего вместилищем его святой крови во время распятия. Грааль в данном случае был лишь идеограммой самого процесса передачи знания. Иосиф Аримафейский, позаботившийся о теле Христа после распятия, согласно преданию, отвёз чашу в Англию и спрятал где-то в районе Гластонбери. Поиски, предпринятые рыцарями Круглого стола короля Артура, были на самом деле символическим путешествием, призванным повторить путь самого Христа и сделать из рыцаря Совершенного Человека. В легендах доступ к Граалю и понимание этого феномена обретал лишь тот, кто задавал правильные вопросы, что в действительности было отражением техники вопросов и ответов, используемой в разных формах в суфийском учении.
Возвышение женщин, начало которому положили защитные функции основанного Мухаммедом рыцарства, развилось в их идеализацию как воплощения Тайны — загадочного и непостижимого духа Природы. Позднее эта тенденция нашла выражение в любовной поэзии трубадуров — странствующих менестрелей и сказителей, чья традиция, пришедшая, разумеется, из сарацинской Испании, расцвела на юге Франции и в Италии между XI и XIV веками.
Слово «трубадур» происходит от арабского корня TRB, означающего среди всего прочего того, кто играет на лютне. Лютня и виола были традиционными инструментами бродячих менестрелей. Однако есть и ещё одно значение этого слова — «тот, кто ищет скрытое», от французского trouver — «искать» или «находить», и trouvere — изобретатель, первооткрыватель. Подобно рыцарям Святого Грааля, трубадуры тоже искали и стремились к просветлению.
Этот поиск был тщательно замаскирован образом идеальной Женщины, нашедшим выражение в культе куртуазности и теме странствующего рыцаря, столь характерных для средневековой Европы, и прославленном такими авторами, как Жан де Мен («Роман о розе») и Данте Алигьери («Новая жизнь» и «Божественная комедия»). Это были аллегории суфийского идеала. Как объяснил Данте в своём «Пире»,[66] таинственная женщина, которую искали и которой возносили свои поэтические хвалы художники того времени, была не кто иная, как «Дама Филососфия, дочь Властелина Вселенной». Иными словами это была персонификация Пути к самопознанию и очищению — темы, достигшей у Данте своего наивысшего выражения в «Божественной комедии».
Отцы церкви поступили с этой концепцией точно так же, как и со всеми прочими, которые они не вполне понимали, но которые были широко распространены и обладали значительным влиянием на умы, вожделенным для них самих — они включили её в доктрину христианской церкви, превратив в культ Девы Марии.
В труде «Наследие ислама» — антологии, изданной Альфредом Гийомом, — писатель Д. Б. Тренд говорит:
«Один из аспектов любовной поэзии, возникшей в сарацинской Испании — а именно возвеличивание женского начала, — был немедленно подхвачен церковью, превратившей его, как неоднократно отмечали историки, в культ, идеализирующий Деву Марию».[67]
Профессор П. К. Хитти в своей «Истории арабов» подтверждает:
«Восхваление Девы Марии есть логическое развитие излюбленной трубадурами темы идеализации Дамы — хозяйки замка; нельзя не отметить, что поэзия трубадуров с точки зрения предмета, формы и стиля была непосредственно связана с арабским идеализмом и арабской же поэзией, пришедшей из Испании».[68]
Подлинное происхождение безымянной дамы поэзии трубадуров и рыцарских романов указывают статуи так называемой Чёрной Девы, или Черноликой Мадонны, обнаруженные во многих церквах и соборах средневековой Европы. Как будет показано позднее, Фулканелли не только привлекает внимание читателей к этому образу, но и вполне понимает его подлинное, эзотерическое значение. Смешение арабских слов фехам (чёрный) и фахам (мудрый), о котором мы уже говорили, привело к тому, что лики этих статуй, изображавших Мудрую Деву, были выкрашены в чёрный цвет. И разумеется, между нею и Девой позднейшей христианской догмы, матерью Христа, было довольно мало общего. Она была гораздо, гораздо древнее.
Мэнли П. Холл, посвятивший целую жизнь изучению древних мистерий посвящения, утверждает: «Только посвящённые знали, что эта дама была не кто иная, как Исида Саисская, София гностиков и Диана эфесцев».[69]
Несмотря на то что Холл ни словом не обмолвился о суфийском влиянии на трубадуров и родственные им течения, он всё же отмечает, что во Франции трубадуры пользовались поддержкой сходно мысливших
