отечестве. Это древнее изречение объясняет, возможно, тайную причину волнения, которое искра Откровения привносит в одинокую, заполненную трудами жизнь Философа. В Божественном огне ветхий человек сгорает полностью. Имя, семья, родина, иллюзии, ошибки, проявления тщеславия — всё рассыпается в прах. И подобно Фениксу поэтов, из пепла восстаёт новая личность. Так, во всяком случае, утверждает философская Традиция.
Мой Учитель знал это. Он исчез, когда пробил судьбоносный час, когда был получен Знак. Кто осмелится поставить себя над Законом? Что до меня, то, невзирая на тоску мучительного, но неизбежного расставания, я буду вести себя не иначе, чем если бы праздновал знаменательное событие — освобождение Адепта от уз этого мира и от обязательств перед ним.
Фулканелли ушёл от нас. Однако мысль его, напряжённая и живая, навсегда замкнута, как в святилище, в сии страницы, и в этом наше утешение».
Оккультное братство, которое в мгновение ока смело с прилавков все триста экземпляров книги, судя по всему, сделало свой выбор. Оно могло принять на веру, что Фулканелли был подлинным Адептом и, достигнув высшего уровня духовного просветления путём создания Философского камня, претерпел мистическое преображение — иными словами, поднялся на более высокий план бытия, нежели наш, физический и обыденный. Или же могло посчитать, что он просто предпочёл исчезнуть с глаз общества и удалиться в добровольное уединение, возможно, чтобы сжиться с теми великими внутренними переменами, которые он испытал. Альтернатива была только одна: полагать, что вся эта история была сплошной мистификацией — блестящей и изящно исполненной коварным и изобретательным Жаном-Жюльеном Шампанем.
Тем не менее, в оккультных кругах начались жесточайшие споры. Появлялись статьи, защищались диссертации. Фулканелли пытались отождествить то с одним, то с другим заметным персонажем на алхимической сцене.
Намёки на его аристократическое происхождение породили массу слухов, что Фулканелли — последний оставшийся в живых член королевской семьи Валуа, чей род пресёкся со смертью короля Генриха III в 1589 году. Однако Маргарита Французская, дочь Генриха II и супруга Генриха IV Наваррского, дожила до 1615 года. У неё было много любовников, а в 1599 году она получила развод. Известно, что на её личном гербе был знак пентакля, магического символа в виде звезды, каждый из пяти лучей которой нёс одну из букв слова SALUS, что означает «здоровье». Говорит ли это о том, что ей было доверено некое алхимическое знание, которое затем перешло к выжившим потомкам рода? И мог ли «благородный» Фулканелли и в самом деле быть одним из них? Возможно, но крайне сомнительно.
Были и другие более или менее правдоподобные предположения. Одно из них заключалось в том, что под именем Фулканелли писал оккультист-книгопродавец Дижоль. В тот период времени было, как минимум, три практикующих алхимика, работавших под псевдонимами Ориже, Фожерон и доктор Жобер. Был, наконец, и Эжен Канселье, написавший предисловие к книге Фулканелли, или даже Жан-Жюльен Шампань, снабдивший её иллюстрациями. Но ни один из них не удовлетворял всем требованиям.
Шло время, и Шампаня всё меньше и меньше можно было видеть на публике. Тяжкое пьянство давало себя знать. На ногах у него развилась гангрена, приковавшая его к постели в каморке на шестом этаже. После долгих мучений он умер в 1932 году, будучи всего пятидесяти пяти лет от роду.
Но ещё до этого в 1929 году на свет появилась вторая работа Фулканелли — «Философские обители». Её опубликовали в том же издательстве Шемита, она была в два раза больше своей предшественницы и, по сути, представляла собой её сильно усовершенствованное логическое продолжение. В ней рассказывалось о происхождении и истории алхимии, её символах в мифах и религиях, а также снова анализировалась архитектура — на этот раз преимущественно замков и особняков XII–XV веков — с точки зрения тайного Герметического знания. Общественность тут же сделала вывод — как писал Канселье, — что найти Фулканелли больше не удастся, но что он всё ещё продолжает свою работу где-то в иных местах — не то за границей, не то на тонких, не поддающихся обычному восприятию уровнях бытия, с которых, тем не менее, всё ещё в состоянии транслировать своё знание.
Новая работа вдохновила современников на создание ещё одной теории относительно личности Фулканелли. Третья страница обложки второго тома несла изображение герба, испещрённого Герметическими символами: лев, Солнце и Луна (философские сера и ртуть) и пятиконечная звезда, или пентаграмма. Выяснилось, что этот герб принадлежал Роберу Жолливе, тридцатому настоятелю аббатства Мон-Сен-Мишель, чья эмблема, датированная XIII веком, была высечена на каменных парапетах монастыря. Известно, что некоторые аббаты и монахи Мон-Сен-Мишеля интересовались алхимией и мистическими традициями Сантьяго-де-Компостелла, а алхимический символ раковины был в изобилии представлен в декоре монастыря.
Некоторые теоретики, тем не менее, предпочитали утверждать, что щит Дома Робера Жолливе в «Философских обителях» должен был означать, что однофамилец последнего Франсуа Жолливе-Кастело и был Фулканелли. Этот Жолливе-Кастело около 1914 года находился на посту президента алхимического общества Франции. Он был товарищем и коллегой знаменитого французского каббалиста Папюса (Жерара Анкосса) и между 1896 и 1935 годами опубликовал множество исследований по алхимии, спагирике и Герметической науке. Кроме того, он был членом Каббалистического ордена Розы и Креста. Но Жолливе- Кастело не делал никакого секрета из своих исследований и в любом случае был, скорее, архихимиком, а не алхимиком. Архихимиком называли исследователя, пытающегося добиться трансмутации средствами традиционной химии, по каковой причине работы Жолливе-Кастело не принимались ни обычными химиками, ни приверженцами чистой алхимической традиции.
Со смертью Шампаня в 1932 году идея, что он, возможно, и есть великий Фулканелли, естественным образом сошла на нет. К чему, казалось бы, человеку, создавшему Философский камень, умирать — и такой жалкой, мучительной смертью? Ведь Камень давал своему создателю эликсир, универсальное лекарство, которое возвращало юность и обладало силой исцелять все болезни.
Судя по всему, Шампань, являвшийся, как всегда утверждал Канселье, действительно талантливым художником и рассказчиком, определённо не был успешным алхимиком.
Алхимик Фожерон после многих лет совершенно бесплодных экспериментов также умер. Кроме того, зачем ему, скрывавшемуся под надёжным псевдонимом, заводить себе ещё и другой? То же самое можно сказать и об Ориже (который отрицал ценность работ Жолливе-Кастело) и докторе Жобере. Что до книгопродавца Дижоля, то тот публиковал свои алхимические изыскания под псевдонимом Магофона и алхимией занимался в чисто спекулятивном ключе. И наконец, жизнь ещё одного кандидата, писателя Росни-старшего, была слишком на виду, чтобы допустить саму идею об его идентификации с Фулканелли.
Загадки и сомнения, всё ещё окружавшие личность Фулканелли, только поддерживали его легенду. Тщательное изучение его работ подтвердило, что он вовсе не был ни любителем, ни дилетантом, ни шарлатаном, ни даже просто теоретиком; то был истинный алхимик, прекрасно знавший, о чём он говорит. Тем, кто обладал хоть каким-то знанием предмета, было совершенно ясно, что работы Фулканелли стоят в одном ряду с классикой алхимической науки, — с «Тайной книгой» Артефия, «Триумфальной колесницей сурьмы» Василия Валентина, «Открытым входом» Филалета, «Новым светом химии» Сендивогия и «Служебником» Томаса Нортона. Кроме того, Фулканелли — местами весьма загадочный и трудный для понимания, как и лучшие из его предшественников, тем не менее писал по большей части ясным современным языком, который наряду с детальностью проработки темы мог обеспечить читателю важные прозрения в суть Великого Делания.
В довершение всего через три года после трагической смерти Шампаня прошёл слух, что вот-вот будет опубликована третья книга Фулканелли, озаглавленная «Закат славы мира». Если Фулканелли и не существовало, был кто-то, кто писал эти захватывающие и местами просто блестящие труды.
К несчастью для тех, кто с нетерпением ждал появления этой книги, последний опус, завершающий трилогию Фулканелли, так никогда и не увидел свет. А тем временем среди алхимиков и оккультистов с новой силой разгорелись дискуссии. Кто-то говорил, что Фулканелли жив и находится в Бразилии или Аргентине. Теоретики продолжали теоретизировать. Канселье продолжал всё опровергать. То он признавался, что знает, кто такой Фулканелли, но дал клятву молчать. В другой раз он объявлял, что не
