— Верю, — встревожено ответил он. В очередной раз попытался ее просканировать. И вновь не увидел ничего, кроме клубящейся тучи.
— Тогда поклянись Им, — произнесла Софья, и лицо ее было безмятежно, — что ты оставил Мастерство.
И тут Ланкович замялся. И тут он не нашелся, что сказать.
— Ну, — пробормотал он растеряно, — меня же лечили. Способностей лишиться нельзя, их можно только спрятать…
— Очень жаль, Дима, но я боюсь, что ты неисправим. И отец Виктор тоже так считает.
— Ты рассказала обо мне отцу Виктору?
— Конечно! А с кем я могла еще поделиться своим горем? И ты… ты… ты отравляешь меня!
— Но он же, — растерялся Ланкович, — он на меня донесет…
— Да! И пусть лучше у моей дочери вообще не будет отца, чем такой, как ты!
Пока Ланкович соображал, что бы это заявление могло означать, она спокойно и отрешенно подошла к кухонному столу, достала из верхнего ящика свеженаточенный собственными Димкиными руками нож с черной пластмассовой ручкой.
— Такие, как ты, — продолжила она, — считают, что могут спокойно читать в чужих душах. Это неправильно. Так не должно быть. Никто, кроме Бога, не может это делать. Инквизиция была права, когда запрещала нам жить вместе.
Ланкович, до которого постепенно начала доходить необходимость срочных действий, подошел ближе к жене, приобнял ее за плечи.
— Ну что ты, Сонечка, разве такое можно говорить?
Она развернулась и ударила. Ланковича спасла только инквизиторская выучка, заставившая резко отпрянуть в сторону. Лезвие скользнуло по ребрам, распоров кожу. Он с удивлением обнаружил, что футболка потемнела, и снова успел лишь отстраниться от занесенного над его бедным телом ножа.
— Сонька, ты что?!!! — заорал он, наконец-то по-настоящему испугавшись.
— Ты — чудовище, — прошипела супруга, — Бог не создавал таких, как ты.
После этого Ланковичу оставалось лишь отобрать у несостоявшейся убийцы ее оружие и вызвать скорую. Приехавшие врачи заштопали ему бок и забрали расшалившуюся жену в психиатрическую клинику.
Глава 8.
Разливаю кофе по крохотным тонкостенным чашечкам. Эти чашечки — моя гордость, я их всюду с собой вожу. Берегу, как зеницу ока.
— Все это понятно, — говорю, — но ты что, следил за мной?
Молчит некоторое время, делает вид, что очень увлечен смакованием напитка. Ничего. Время у нас есть, расскажет, никуда не денется. Рассматриваю внимательно его лицо, готовлюсь к восприятию информации, и вдруг…
Слышу звонок у входной двери. Подхожу очень осторожно.
— Кто там?
— Откройте, Святейшая Его Величества Инквизиция!
Надо же, чего это ко мне в такую рань коллеги пожаловали? Отпираю все замочки и крючочки, смотрю — точно, инквизиторы.
— Чего надо? — интересуюсь, должно быть, не очень доброжелательно.
Три типа в форме. Окидывают меня недружелюбными взглядами, замечаю, что рука одного из них лежит на кобуре. Пальцы его нервно подрагивают. К чему бы это?
— Майя Дровник? Пройдемте с нами, — говорит первый, среднего роста белобрысый инквизитор с погонами лейтенанта на плечах.
— Советник Майя Дровник, — поправляю я его миролюбиво, — и Вы мне не ответили, в чем дело.
— Нам приказано доставить Вас в Управление.
— М-да? И кто это Вам такое мог приказать?
— Начальник Управления Четвертаков.
Стараюсь придать своему голосу как можно больше сарказма.
— Да ну? А чем вызвана такая необходимость, он Вам не сообщил? Сегодня суббота, как никак.
Смотрю, тот, который с пистолетом, уже пятнами пошел. Нервничает мальчик. Пускай нервничает. Хуже будет, если я волноваться начну. У второго дрожат губы. Лейтенант, похоже, в этой компании самый адекватный.
— Майя Алексеевна, — говорит он спокойно, — Нам приказано сопроводить Вас. Давайте пройдем в Управление, и Вы сами побеседуете с Четвертаковым.
Действительно, думаю, почему бы и нет?
И вот стою я, значит, в дверях, гляжу на коллег честными серыми глазами, и думаю, что бы мне такое хорошенькое сотворить, чтобы коллеги мои случайным образом Ланковича в моей квартире не обнаружили. Но тут лейтенантик делает попытку меня этак слева обогнуть и направиться в сторону спальни. Я, конечно, ничего особого там не скрываю (за исключением некоторых подозрительных личностей), но частная жизнь, знаете ли. А потому аккуратненько загораживаю ему вход и интересуюсь:
— Потеряли что-нибудь?
— У нас приказ — произвести осмотр помещения.
— Да ну? — удивляюсь я, — а письменное распоряжение из Совета Инквизиции у тебя с собой, яхонтовый ты мой?
— Да, — спокойно отвечает он, и достает из кармана сложенный вчетверо листок гербовой бумаги, на котором красным по белому написано: 'Произвести осмотр квартиры Дровник Майи Алексеевны, проживающей по адресу:___ на предмет нахождения в ней посторонних людей'.
Я делаю кислую рожу и бормочу:
— Ну, скажи еще, что это мне же во благо.
Он сдержанно улыбается.
Мы с мальчиками проходим в спальню, почему-то именно она интересует их в первую очередь, и имеем честь наблюдать спокойно сидящего на кровати с журналом полуторагодовалой давности в руках Ланковича. Они глядят на него, он на них. После этого они разворачиваются и молча покидают данное помещение.
— Ну что же, — говорит лейтенант, — раз у вас здесь никого нет, придется Вам одеться и проследовать за нами.
— А одеться я могу в гордом одиночестве? — спрашиваю на всякий случай.
— Конечно-конечно! — поспешно отвечает лейтенант и краснеет.
Получив такое разрешение, я возвращаюсь в спальню, не забыв плотно закрыть дверь, и изображаю для Ланковича выражение лица 'Ну ты и фрукт!'. Он самодовольно ухмыляется. Далее я быстро натягиваю на себя форму, при этом этот негодяй нахально наблюдает за процессом, демонстративно выкладываю на тумбочку второй комплект ключей, и, послав своему спасителю воздушный поцелуй, удаляюсь.
— Ну что, мальчики, — говорю, — пошли, что ли.
При этом испытываю нечто вроде гордости. Димка — молодец, растет. Глаза отводит только так, не каждой единичке такое удается. И двоечке тоже…. Кстати, какой же у него уровень?
Следуем до Управления без приключений. Полагаю, связываться сразу с четырьмя инквизиторами, даже если один из них — так ненавидимый Мастер, народу неинтересно. Замечаю — лица нарочито отворачиваются, когда мы с моим конвоем проходим мимо. Ах, горожане мои любимые, да что же такое вам Мастера сделали-то?
Подходим к Управлению. Молодой незнакомый сержантик, сделав строгое лицо, предлагает мне сдать оружие на проходной. Удивленно поднимаю брови.
— Я арестована?
— Нет, но таков приказ Четвертакова.
