«парабеллума», но нет самого «парабеллума».
– Лили! – взревел я. – Какая трогательная забота!
– На, держи. – Она протянула мне радиотелефон. – Будете сидеть в машине неподалеку. Я позвоню.
«Бык Крайский словно ураган понесся по арене, сметая на пути остатки куадрильи. В воздух взлетали тела и глухо бились оземь, не подавая более признаков жизни. Та трибунах раздался вопль ужаса…»
Телефон зазвонил, когда уже начало светать. К тому времени я весь извелся. Я то садился в машину, то выходил из нее и слонялся вдоль погруженной в сон улицы, сжимая в руке злополучную трубку.
– Крайский?
– Да, – прорычал я.
– Ты был прав, это действительно оказался он. Я имею в виду Моралеса.
– Вы с ним уже пообщались?
– Не успели, он полез на рожон. Ну и черт с ним!
– А…
– Да, она здесь, и пока еще жива, – предвосхитила мой вопрос Рыжая.
– Что значит, «пока»? – я задохнулся от волнения. – Она ранена?
– Нисколечко. – Голос Рыжей зазвучал насмешливо. – Ты сам решишь, как с ней лучше поступить. Считай, что это подарок от меня. Кстати, она не одна, тут ее мать. Словом, приезжай.
Меня охватило смутное чувство беспокойства, и тут я сообразил, что одет неподобающим образом.
– Я буду через несколько минут, – крикнул я в трубку. – Обязательно меня дождись.
Прыгнув в машину, я отрывисто бросил сидевшему за рулем Гвоздеву:
– В гостиницу.
В «Вавилоне» я поспешно натянул на себя заготовленный специально для этого случая легкий летний костюм с элегантной бабочкой. Бабочка, правда, была без батарейки и лампочек, здесь наши вкусы с Гвоздевым не совпадали.
Еще минут через пятнадцать мы прибыли на место. Какая-то фигура маячила у въезда во двор. Еще издали я заметил Рыжую. Завидев меня в новом обличье, она на какое-то время лишилась дара речи. Потом хмыкнула.
– Когда мы появились, они как раз готовились к отъезду, – рассказала она. – Посреди двора стояла машина с работающим двигателем, а из дома носили вещи. Их было трое: Моралес, тот негр и Эскобар. Кстати, Эскобар был при Моралесе кем-то вроде личного секретаря или референта.
– Отлично! – быстро проговорил я. – Она в доме?
Рыжая утвердительно кивнула, и я нетерпеливо двинулся мимо нее.
– Крайский! – было в ее голосе что-то такое, что заставило меня обернуться. – Знаешь, Крайский… Тебе, конечно, будет неприятно это слышать, но только она сама заварила всю эту кашу, эта твоя зазноба.
– Какую кашу? – не понял я.
– Никто не похищал Симу Отс. Никто об этом даже не помышлял, ведь она не была проституткой. Она сама разыскала Махмудова. Она ненавидит своих бывших одноклассниц, и в первую очередь дочь Галагана. Она хотела разорить ее. И… это она дала приказание убить близняшек.
– Ни хрена себе, – удивленно проговорил Гвоздев.
А Миксер только и сказал:
– Хорошая девочка.
В первый момент я был готов наброситься на Рыжую с кулаками. Потом открыл рот, чтобы дать достойную отповедь. Но еще через секунду понял, что, в общем-то, все сходится. Все становится на свои места.
Я молча прошел к дому. Машина, на которой собирался бежать Моралес-Махмудов, по-прежнему стояла посреди двора, только двигатель сейчас был выключен.
Они находились в холле: Сима, ее мать и еще двое с автоматами. Один из сторожей был совсем молодой, у другого уже прореживалась седина. Я сказал им, что они могут быть свободны. Потом повернулся к Отс-старшей.
– Значит это все-таки были вы? Тогда, в ресторане?
Она не ответила. И даже не посмотрела в мою сторону. Тогда я медленно повернул голову и бросил взгляд на ее дочь. Но еще прежде, чем я увидел ее, я уже твердо знал, что передо мной сейчас не Малышка наяву, не та, о которой я грезил ночами и надеялся, наконец, обрести. Я твердо знал, что передо мной… ЧУДОВИЩЕ.
В углу лежало нечто, накрытое одеялом. Я наклонился и слегка приоткрыл его. Три трупа.
– Зачем? – обратился я к ней.
У меня было опасение, что она промолчит, как и ее мать, но она тут же заговорила.
– Что «зачем»? – вызывающе спросила она.
– Зачем я вам понадобился? Зачем нужно было ломать эту комедию с запиской? И, наконец, зачем нужно было убивать однояйцовых?
– Кого?
– Я имею в виду сестер-близняшек.
Она вспылила.
– Плевать мне на близняшек. Мне нужно было время. Галаган не должен был узнать, где находится его отродье, пока я…
– Не выпьешь из нее все соки?
– Да. И вы, коль уж вы так отреагировали на мою фотографию, должны были все время быть начеку. Иначе вы бы сообщили Галагану, где ее дочь, и все бы сорвалось. Убивать же лично вас было рискованно.
– А где последняя из близняшек?
Сима запнулась, словно бы припоминая.
– Кажется, в одном из борделей на Канарских островах.
– Так. – Я прошелся по комнате. Она была одета по походному: в джинсы и тонкий, облегающий фигуру свитер. Малышки в ней было не больше, чем кильки в созвездии Рыб. Хотя, внешне – да. Внешне – да. – Варвара не очень-то доверяла своему мужу, и, поскольку ты по образованию экономист, она предложила тебе место в фирме, чтобы ты приглядывала за всем и защищала ее интересы. Не так ли?
– Она доверяла своему мужу, как самая последняя идиотка, а меня пригласила, чтобы ей здесь было не скучно. Ада-то в Барселоне, а ей требовалось чтобы у нее была подруга под рукой.
– За что ты ее ненавидишь?
– Терпеть не могу дур, которые родились на всем готовом и поэтому уверены, что мир существует исключительно для таких, как они.
– Когда ты поняла из доклада портье, что я тебя разыскиваю, ты позвонила матери, и она тебе объяснила, что к чему?
Она кивнула.
– Я не хотела забирать ее сюда, я чувствовала, что еще не время. Но с ней невозможно было спорить… У меня к вам просьба. Раз уж зашла речь о матери. Я вам все расскажу, а за это вы оставите ее в живых. Ведь она здесь ни при чем. И она ни о чем не догадывалась. Я имею в виду мои планы насчет галагановских денег. Вернее, той собственности, в которую они вложены. Она думала, что я просто нашла себе пожилого богатого жениха.
Сима бросила взгляд в угол, где лежали три трупа, а потом посмотрела на меня в ожидании ответа.
– Беда в том, что эти деньги в основном принадлежат не Галагану. А их истинные хозяева не желали смириться с их потерей, – объяснил я.
– Теперь это уже не имеет значения, – отмахнулась она. – Вы оставите мою мать в живых?
– Да, – сказал я.
Тут Отс-старшая вышла из оцепенения. Она завыла каким-то нечеловеческим, страшным голосом и обхватила дочь руками.
– Не отдам! – прокричала она. – Не отдам!