другого, и смотрел «краповому» кинологу в глаза. Глаза всегда выдают последний момент перед тем, как указательный палец сожмется, сдавливая спусковой крючок. И у опытного человека есть возможность воспользоваться этим уловимым моментом и совершить резкий рывок влево. Ни на мгновение не ошибиться, не раньше и не позже, но строго в нужный момент. И именно влево, потому что влево же при стрельбе отбрасывается и автоматный ствол. А поскольку для Тамарова и «крапового» левые стороны – это противоположные направления, рывок влево может оказаться спасительным.
Ствол поднимался… Он грозил своим черным глазом… И готов был к тому, чтобы вместе с огненным мазком выбросить из нутра автомата стремительную и неуловимую для глаза смерть… Но подняться даже до уровня живота подполковника Тамарова ствол не успел. Звук был впечатляющим: что-то закрыло лицо «крапового» кинолога, потом что-то хрустнуло, и сам кинолог завалился вбок на товарища от удара сзади ногой в голову. А когда на тебя падает товарищ, его инстинктивно не отбросишь в сторону, а постараешься поймать и удержать. Бессарион просчитал, видимо, этот вариант и успел после удара сделать широкий шаг, произвести маховое движение второй ногой, как циркулем, и обрушить каблук на затылок второго «крапового» до того, как тот успел освободить руки и поднять автомат. Ногами грузинский подполковник работал красиво и эффективно. Совсем не как легкоатлет. Впрочем, времени для выяснения спортивного профиля компаньона им отпущено не было – со стороны слышался нарастающий шум двигателя торопящейся машины, уже преодолевающей ручей. Однако захватить автомат Бессарион успел, и, повинуясь жесту Тамарова, устремился к небольшому скоплению крупных камней, за которым можно было бы укрыться.
«Уазик», при всей его проходимости, тоже должен ехать по траве или по мелким кустам, стараясь не подпрыгивать на камнях. Да и ехал он, кажется, слишком быстро, чтобы рисковать в каменное скопление заскакивать.
– Шестой! Шестой! Где ты? – донеслось из кармана российского подполковника и одновременно с поляны, где пара «краповых» еще в себя не пришла, чтобы ответить.
Спрашивали, должно быть, из машины. Переговорное устройство доносило усиленный громкоговорителем звук двигателя, который перемешивался с обычным эфирным треском.
Тамаров вытащил свою «переговорку» и передвинул переключатель в режим разговора.
– Левее берите… Чуть-чуть левее…
Машина послушно выполнила команду, не понимая, откуда она прозвучала. Артем Василич снова щелкнул переключателем, выходя из разговорного режима, но оставаясь в режиме прослушивания.
– Заходим с двух сторон, – распорядился вдруг Мерабидзе. – Каждый – по удару… И в машину… Без машины нам не уйти…
Тамаров кивнул согласно. Он сам думал о том же. И сразу выбрался из-за камней и стал пробираться к поляне, не поднимаясь в полный рост. Но и за напарником посматривать не забывал. И видел, как ловко, умело тот пользуется каждым прикрытием, как профессионально перебегает от куста к кусту и, где нужно, просто перекатывается. И этот человек называл себя агентом-аналитиком? Что же тогда могут делать грузинские спецназовцы!..
«Уазик» проскочил через кусты, с треском сминая недавнее укрытие беглецов, и резко остановился. Водитель вынужден был нажать на тормоз на полной скорости, чтобы не наехать на тела лежащих без движения своих же бойцов. Из машины выскочили двое – водитель и боец, оба «краповые». И замерли над распростертыми телами. А замирать не следовало. Следовало сначала территорию вокруг проконтролировать и продолжать ее контролировать в дальнейшем. Вообще, один должен был заняться оказанием помощи, а второй с автоматом в руках должен был следить за безопасностью. Это Тамаров отметил профессионально и решил, что за такое небрежение следует наказывать жестко. Он первым оказался рядом со своим противником. И удар нанес без раздумий стволом автомата в горло, заставив бойца согнуться и предложить свой затылок для продолжения сценария. И, согласно классическому варианту сценария, последовал резкий удар локтем по затылку. Этого хватило. Бессарион по-прежнему предпочитал бить ногами, хотя теперь ударил с другой техникой – в высоком горизонтальном прыжке выстрелил ногой в затылок, добавляя к удару вес собственного тела. И, не обменявшись ни словом, оба бросились к машине. За руль, как и в первый раз, сел Бессарион. С «уазиком» он справился даже легче, чем сутки назад с автозаком. И погнал напрямую через кусты и высокую траву, выдерживая направление примерно параллельно с дорогой. Тамаров держал в руках карту, чтобы машина не заехала куда-то в такое место, откуда будет трудно выбраться. Все-таки передвижение на колесах значительно сокращает время пути. И ноги бережет…
– У вас что, в грузинской разведке все агенты-аналитики так ногами работают? – невинно поинтересовался Тамаров, когда они, объехав через поле поселок, уже на дорогу выбрались и имели возможность ехать до следующего населенного пункта, где дорогу пришлось бы опять покинуть. – После каждого пинка можно гроб заказывать…
– Нет, только те, кто имеет такого старшего брата, как у меня… – проявил Бессарион приличествующую моменту скромность.
– Инструктор спецназа? – спросил Артем Василич.
– Хуже… Он вообще не военный. Он тренер по кекусинкай[10]. Меня с детства натаскивал. Чему-то, оказывается, научился…
– А перебежки в маскировочном режиме – тоже его уроки?
– Конечно… – кивнул Бессарион, не отрывая взгляда от дороги, и тут же, чтобы избежать продолжения неудобного для него разговора, перешел на другую тему: – А ты, Василич, я заметил, ногами предпочитаешь не бить. Почему?
– Необходимости не вижу. Считаю непродуктивным задирать ноги выше пояса. От такого удара и защититься проще, чем от руки, и тренированная рука бьет гораздо резче ноги. Про точность удара я уже не говорю. В моем понимании, самый высокий допустимый удар ногой – это коленом в печень. Да и то, если сцепился с противником и он твои руки не выпускает. Так обычно борцы делают… У них хватка медвежья, вцепятся, а потом думают, что сделать… Долго думают… Лучше сначала лоу-кик[11] им прописать, потом коленом в печень… Они падают, а хватку не разжимают. Тогда уже рукой добивай. Короткими ударами… В болевые точки…
– Меня слегка иначе учили, но это – ладно… Сколько мы проехать сможем?
– Сколько сможем, столько и проедем. На постах останавливаться не будем… Стрелять только по необходимости…
– Хорошо бы эту машину бросить и другую найти… Мыслей таких нет?
Ответить Тамаров не успел. В кармане Бессариона зазвонила трубка. Не снижая скорости, грузинский подполковник нажал на клавишу ответа.
Разговор опять велся на грузинском языке. Но был уже более спокойным, чем прежний. Бессарион горячности не показывал и, похоже, обрисовывал ситуацию, в которой оказался. Потом долго выслушивал советы, изредка что-то отвечая. Наконец, разговор закончился.
Подполковник Тамаров ждал какого-то сообщения. От нечего делать Бессариону звонить не будут. Не в той он ситуации, чтобы кто-то захотел поболтать с ним.
– Можешь радоваться… – сказал Мерабидзе. – Ты того парня с фляжкой не убил…
– Хорошие у тебя каналы информации, – улыбнулся Артем Василич. – Но я радуюсь. Как-то на душе нехорошо было. Все же свой парень. И ни в чем передо мной не виноват…
– Нам нужно как можно быстрее до Ингушетии добраться. Там нам машину сменят… А в Чечне я бессилен. Здесь у меня связей нет…
– Гони… – посоветовал Тамаров. – Чем выше скорость, тем быстрее доберемся…
С трубкой в руках Александр Григорьевич шагнул в пилотскую кабину. Второй пилот обернулся, и подполковник показал ему трубку. Пилот кивнул. Между ними предварительно была достигнута договоренность о невыключенном телефоне и о возможной необходимости разговора в воздухе. В последнее время, после возникновения нескольких аварийных ситуаций, к трубкам спутниковой и сотовой связи пилоты стали относиться строго. И пользоваться такой связью разрешалось только по особому поводу и с предварительным согласованием. Трубка своим сигналом сбивает показания навигационных приборов вертолета. Но, если пилоты предупреждены, во время разговора они летят не по приборам, а визуально.
