гремели выстрелы, что-то свистело над головой. «Уазик» уже выезжал из переулка, впереди маячил обрыв, направо – дорога, ведущая мимо мостков. Туда он и вильнул. Да не успел. Пули пробили заднюю шину, автомобиль повело. Очевидно, пытаясь удержать его на дороге, Гулька резко нажал на тормоз, но зря он это сделал. «Уазик» развернуло на девяносто градусов, швырнуло в обрыв. Я отчетливо помню, как отрывались от земли правые колеса, помню, как кренился корпус, помню истошное «А-а-а-а!!!..» в исполнении Сизикова… Но вот как Гулька и машина кувыркались с обрыва, я уже не видела. Во-первых, обрыв, во-вторых, я сама упала. И ничего в том странного. Странно, что не упала раньше. Меня закачало на бегу, я царапнула шевроном бегущую мимо штакетину, а потом нога провалилась в яму, и я с разгона влетела в куст чертополоха, растущий посреди дороги. Вставать уже не хотелось. Да и не было ни сил, ни смысла. Я лежала. Долго лежала. Боль притупилась. Спокойствие пришло как нечто закономерное. Хватит. Забодали. Поэтому, когда над головой раздались шаги, скрип ремня и кто-то остановился у моих распластанных мощей, я ничем не выразила своего отношения. Призрачно все, прав Гулька…
– Сучара… – процедил сквозь зубы коренастый.
Судя по шуршанию одежды, он что-то вынимал из кармана. Потом опустился коленом мне на спину, прижал к земле, а руку положил на затылок, тоже прижал. А зачем, собственно? – как-то отрешенно подумала я. Разве меч сечет повинную голову?.. Или это не меч? А голова – не голова?.. Или иметь будут? Но я уже сегодня занималась любовью…
Нет, не имели. И не меч. Что-то острое, жгущее ворвалось в мою шею. Проникло так глубоко, что мышцы сжало судорогой. Я застонала, стала вырываться, чувствуя, как защемленный нерв отчаянной резью реагирует на любое движение. Но вдруг в глазах завертелась карусель, тело стало погружаться в какое-то ватное одеяло…
А дальше, ну ей-боженьки, ничего не помню.
Кукловоды-1
Стол накрыт и ждет гостей, разделенных на две категории: тех, кому подобное меню приелось и слегка раздражает (участники), и гурманов, которые только на подобных мероприятиях и могут прилично поесть… Иерархию приглашенных демонстрировал алкоголь: от правого конца стола к левому – фигурные сосуды с коньяком, оттененные не менее вычурными бутылями «Ивана Грозного» и «Отечества», постепенно сходили на нет, сменяясь привычными поллитрами «Фронтовой», «Сенаторской», «Гвардейской». Места слева отводились представителям древнейшей, простодушно-бессовестной профессии – журналистам, а водка и закусь являлись формой гонорара – за публикации типа: «Сегодня произошло крупнейшее в этом году событие в экономической жизни нашего города и всего региона – открылась Сибирская торгово- промышленная ярмарка… Директора ведущих предприятий…» Помянутые как раз рассаживались, подтягивая стрелки на брюках. Похохатывал губернатор. Московский гость, плавно перетекающий из правительства в правительство, снисходительно посматривал на двухцветного поросенка – с одного бока жареного, с другого подкопченного. Местные мафиози пока помалкивали. Но значительно. Депутаты уже заводили сдержанные речи, журналюги трясли перьями, дамы – туалетами, а водочка в рюмочках поигрывала, ждала с нетерпением…
В комнате, отделенной от зала бильярдным столом и охранником с подносом, встретились двое.
– Здравствуйте, Евгений Родионович. Как добрались?
– Спасибо, нормально.
– Как дела в Первопрестольной?
Пожилой мужчина поморщился.
– Москва меня утомляет, Дмитрий. Клоака. Мельтешат, болтают, кто-то с кем-то объединяется, потом ссорится, и все, с подачи таких же дешевых газетеров, убеждены, что творят политику, и непременно – большую. Знаете, в чем беда политических прихлебателей?
– Я весь внимание, Евгений Родионович.
– Не умеют красть непринужденно. Перед тем как хапнуть, непременно надо себя убедить – перед микрофоном – в собственной честности. Иначе руки трясутся и купюры падают… Простите старика, не о том я. Зло берет, старые кадры хоть без рекламы обходились, а эти…
– Вот и сыграли на их… скромности наши конкуренты.
– Все беды – от слабой организованности. Как дела у вас?
Мужчина лет тридцати, темноволосый, в костюме от Армани, подобрался:
– Аппарат неплохо профильтрован – особенно губернские администрации, УВД вплоть до районного уровня. В армии наши позиции слабее, хотя объединение округа здорово помогло убрать лишних. Теневые структуры, в общем, сотрудничают, но там свои законы плюс раздутое беспределом самомнение – я подготовил отчет…
– Оставьте, пожалуйста, жаргон, – старик вторично поморщился. – А отчет интересен скорее Рагнеру, он к вам собирался днями, у него свои планы. Кстати, ваша пресловутая Лаборатория – с ней все в порядке?
– Разумеется, Евгений Родионович.
– До сих пор не понимаю, зачем тратили столько сил и денег на эту затею.
– Решение Капитула…
– Перестаньте. Хаскольдра и Гунтстафа вам убедить удалось. Меня – нет.
– Евгений Родионович, могу я попробовать объяснить… если, конечно, у вас найдется время?
– Найдется. Попробуйте, – милостиво кивнул пожилой. На лице его появилось что-то ироничное.
– Сценарии, если за полгода не внесли существенных поправок, мне знакомы. Инструкции – тоже. Я знаю, кого выдвинуть в наместники, кого – в помощники, кем подстраховать и кому – проследить. Какие подразделения (при необходимости усиленные легионерами) проведут силовые акции, какие – обеспечат порядок. Кто будет говорить, а кто – затыкать рты…
– Надеюсь, знаете. Иначе непонятно, чем вы тут вообще занимались.
– Подготовкой и обеспечением. А потом?
– Когда – потом?
– Второй этап и далее, Евгений Родионович. Власть мы возьмем, те, кто проявит себя, превратятся в функционеров нового режима. Как обеспечить их надежность – только угрозой репрессий?
– Не только угрозой. Вы невнимательно читали сценарии, Дмитрий.
– Простите, Евгений Родионович, я их читал очень внимательно. Вы куда лучше меня знаете – чтобы не заворовались, не разжирели, одних репрессий мало. Чтобы, наконец, не продали нас конкурентам, как двенадцать лет назад…
– И ваша Лаборатория…
– Отрабатывает методику воспитания.
– Элиты?
– Что вы, нет, конечно. Функционеров среднего и нижнего звена. Страна большая, Ордена на все не хватит.
– Уже пытались, если помните, и с неплохими результатами… поначалу. Неважно, как относиться к Меченому, но итог – не в вашу пользу.
– У них, я про большевиков, просто не было времени. И, главное, уверенности в себе и своих силах. Сначала – лишь бы продержаться какое-то время, успеть награбить и суметь сбежать. Позже, впрочем, положение стабилизировалось, но пришлось сохранить стартовую идеологию в почти первозданном виде.
– Чем вам не нравится их идеология?
– Для того времени – неплохо. Беда в том, что невозможно сохранить систему, когда идеология одна для всех – для стражи, рабов и господ.
– Мыслите вы логично, Дмитрий, но не забывайте – наследственная власть ведет к вырождению.
– Все равно не успели бы выродиться. Главное – они всегда боялись и спешили.
– А вы и ваши друзья…
– А мы – не боимся и не спешим. Ошибка большевиков – в оценке истории по Марксу, с его бредом о хроническом прогрессе. Мы с вами знаем, что история вообще – и России в особенности – ходит по кругу…
– Дмитрий, я ценю ваш энтузиазм, но лекции по истории и мне читали, спасибо. Впрочем, вы меня,
